За годы жизни на Шри-Ланке я больше всего скучал по общению с соотечественниками. В девяностые годы эта далёкая благодатная земля была недоступна нашему туристу по самой банальной причине – отсутствие денег.

Мой местный приятель Джаника, хотя и говорил по-русски, всё же был иностранцем со своим специфическим островным менталитетом. Мне же хотелось встретить человека с далёкой Родины. И такой человек наконец нашёлся.

В тот день я заглянул в торговый центр «Маджестик-сити», рассчитывая купить подарок Джанике на день рождения. Мой друг, по его словам, принадлежал к древнему княжескому роду, поэтому хотелось подарить нечто такое, чтобы этот «прынц» не просто сказал банальное спасибо, а был впечатлён.

Бродя по многочисленным магазинчикам, вдруг обратил внимание, что ко мне проявила интерес японка: подходила настолько близко, что я слышал её дыхание. Она бросала в мою сторону томные взгляды, приветливо улыбалась, когда мы встречались глазами, разве что заговорщицки не подмигивала. Единственное, что меня смутило, – её комплекция. Японки миниатюрные, а эта дама довольно упитанная и на вид намного старше меня. На что рассчитывала туристка из Страны восходящего солнца, было непонятно.

Я обошёл торговый центр, но не обнаружил ничего стоящего, что могло бы заинтересовать потомка привилегированного сословия. Напрасно потерял время.

Меж тем таинственная незнакомка продолжала упрямо преследовать меня и на улице. Её назойливость начинала меня раздражать, и я зло пробормотал под нос:
– Чпокнуть, что ли, эту дуру…

Тотчас выяснилось, что слух у женщины о-го-го – она бросилась ко мне с радостными объятиями.

– Русский! – воскликнула фальшивая японка на моём родном языке. – А я-то голову ломала, кто же ты по национальности. Светлые выгоревшие волосы, голубые глаза… Вроде на немца похож, но почему-то одет в саронг, как местный. А спросить постеснялась – ещё сочтёшь за дуру.

Её тёмные раскосые глаза хитро блеснули.

– Ну, извините, – развёл я руками, – ошибочка вышла.
– Забудь, – весело отмахнулась пухлой ладошкой японка, которая на самом деле оказалась казашкой Кульжами. – Тебя случайно не Боб зовут?
– Точно.
– Как же, наслышана, давно хотела познакомиться, – неожиданно призналась Кульжами, с интересом разглядывая меня. – Я тоже живу в этом районе. Муж мой цейлонец, раньше работали в России, а потом переехали на его родину. Мы вместе учились в институте. Сейчас он преподаёт в университете, а я домохозяйка. Скучаю по дому, вот, захотелось с соотечественником поболтать.

Наши желания совпали, чему я был очень рад, но поджимало время: прийти к Джанике без подарка я не мог. Тогда мы с Кульжами условились встретиться завтра на территории отеля «Тропикан». Там по выходным с 14 до 16 часов устраивали шведский стол для всех желающих за 500 рупий с человека. Отдохнуть у бассейна цейлонцы приезжали целыми семьями, даже из горных районов. Мужчины пили пиво, естественно, за отдельную плату, а женщины щеголяли в разноцветных сари, звеня золотыми украшениями.

– Боб, ты прелесть! – воскликнула Кульжами, по-дружески приобняла, чмокнула в щёку и уехала на тук-туке.
– Огонь баба, – восхищённо прошептал я, глядя вслед мотороллеру, дымившему, как крематорий.

Собрался было поехать в другой торговый центр, но увидел крошечное обшарпанное помещение антикварной лавки. Единственное окно было забрано металлической решёткой. Стало любопытно, и я вошёл.

Внутри остро пахло затхлостью, очевидно, от древних вещей, в беспорядке валявшихся повсюду: старинные монеты, глиняные горшки, маски, всевозможные слоники, бусы, грубые деревянные скульптуры.

Пожилой темнокожий сингалец в несвежем саронге встретил меня радушно.

– Сэр, желаете что-нибудь купить?

Я вкратце рассказал ему о своих сложностях с выбором подарка.

– Ноу проблем, – ответил мудрый старик и, покопавшись в углу в груде хлама, вытащил огромный ржавый меч. – Оружие последнего правителя княжества Канди, – заверил он не моргнув. – Пятьсот долларов.

Джаника подарком остался очень доволен, весь вечер ходил с мечом, грозно держа его в руке и с гордостью поглядывая на гостей.

Наутро я поджидал Кульжами у полосатого шлагбаума при въезде на территорию отеля. Два билета в кармане моей белой рубахи разрешали нам окунуться сегодня в праздничную атмосферу, где можно беззаботно купаться, лежать у бассейна и есть изысканные местные блюда. С внутреннего дворика доносилась знакомая индийская музыка.

– Скоро мы тоже присоединимся к этим счастливчикам, – ободряюще говорил я себе, нетерпеливо поглядывая на дорогу и слегка злясь на опаздывавшую Кульжами.

Я ожидал увидеть тук-тук, но подъехал пёстрый автомобиль-такси, вышли сама Кульжами с пакетами в обеих руках, худощавый мужчина в саронге и двое мальчишек от трёх до пяти лет.

– Муж, мистер Тенакун, мои внуки Насим и Айрат, – познакомила нас Кульжами и, заметив мой недоумённый взгляд, пояснила: – У нашей дочери Рымкуль муж араб. Сейчас они в разводе: он сидит в тюрьме за наркотики, она осталась в Москве.

Я расплатился за такси – всё-таки они мои гости. Потом купил дополнительные билеты, и мы прошли внутрь уютного зелёного дворика. Мистер Тенакун с внуками сразу отправились купаться в бассейне, а мы расположились за столом в тени цветущего дерева.

Уже скоро я знал, что Кульжами на чужбине живётся нелегко, постоянно не хватает денег, и мужу приходится подрабатывать: по выходным он сопровождает иностранцев на фабрики, где производят ювелирные изделия, обувь, текстиль, одежду, за что получает скромные комиссионные. Двухэтажный жилой дом они арендуют, ведь жить у свекрови в отдалённой горной деревне, где для них нет работы, – не выход.

– Боб, пора, – неожиданно строго сказала Кульжами, глядя куда-то за мою спину. Она резко поднялась, громко позвала мужа, потом схватила меня за руку и потянула за собой к столам, где уже стояли сверкавшие на солнце блюда с едой.

Я не спеша двигался вдоль баков с большой расписной тарелкой в руках, привередливо выбирая наиболее привлекательные угощения. При этом с удивлением отметил, что Кульжами с мужем торопливо накладывали в свои тарелки всё подряд. Скоро они наполнили их до края и быстро ушли мелкими шажками.

Я вернулся к нашему столу, удобно расположился и уже было хотел приступить к чревоугодию, но тут начали происходить странные вещи. Кульжами с сосредоточенным лицом, шурша пакетами, принялась ловко, словно фокусник, извлекать одну за другой пустые стеклянные банки разной ёмкости и деловито накладывать в них еду из тарелок мужа, внуков и своей. Затем быстро спрятала полные баночки в пакет, оставив на тарелках едва ли половину.

– Я всегда так делаю, – пояснила она и спросила: – Возьму твою?

Я пожал плечами, мол, что за вопрос, и пододвинул тарелку:
– Конечно.

Кульжами снова проделала тот же трюк, но с небольшим отличием – мою тарелку хозяйственная женщина выскребла до дна. Распихав еду по банкам, она сказала:
– Боб, принеси, пожалуйста, ещё. Только накладывай больше.

Я принёс вторую тарелку, которую Кульжами с прежней сноровкой расфасовала по банкам и сунула в пакет. Затем отправился за третьей. Когда Кульжами попросила принести четвёртую, я предложил отправить за едой мистера Тенакуна, который к тому времени, насытившись, веселился в бассейне с внуками.

– Что ты! – тёмные глаза Кульжами округлились, и она испуганно посмотрела на стоявшего поодаль администратора. – Ему нельзя, он местный, скандал будет. Если каждый начнёт брать с собой, то многим точно не достанется, а они ведь тоже деньги платили. Поэтому выносить еду запрещено. Официанты догадываются, куда столько набираем, но тебя как белого туриста терпят, боятся сделать замечание, – сказала она. – Грех этим не воспользоваться.

Ходил я ещё несколько раз, пока служащие отеля не убрали баки. Я видел, с каким недовольством всё это время они смотрели на меня, будто объел их лично. А когда мы с тяжёлыми пакетами покидали отель, администратор провожал нас таким враждебным взглядом, что я почувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Хотя я и загораживал Кульжами своей широкой спиной, думаю, он всё видел, но терпел.

Я проводил семейство до такси, оплатил, и они уехали. При расставании Кульжами даже не чмокнула меня в щёку, наверное, побоялась, что муж заревнует.

Так прошла долгожданная встреча с моей соотечественницей. А что, душевно пообщались.