Любой человек, поживший на свете, порой жалеет о решениях, принятых в своё время необдуманно или навязанных другими, а ещё об упущенных возможностях. Можно, конечно, утешиться народной мудростью – от судьбы не уйдёшь, но ведь каждый в душе понимает: если бы в тот момент поступил умнее, всё могло сложиться иначе.

Одна моя знакомая обвинила в своей сегодняшней неустроенной личной жизни создателей сайта «Одноклассники».
– Ну что им стоило придумать всё это хотя бы на пяток лет раньше?

Я и сам мог бы привести десятки примеров из серии «как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок». Но, вспоминая молодые годы, до сих пор всерьёз жалею лишь о двух возможностях, упущенных из-за раздолбайства. Эти случаи никоим образом не повлияли на мою дальнейшую судьбу, но, как зарубки на молодой берёзе, не стираются из памяти годами. И оба произошли в один месяц.

Мне кажется, учиться в вузе стоило хотя бы для того, чтобы поработать в студенческом стройотряде. Каюсь, не был ни в одной экспедиции, предусмотренной учебным планом для будущих филологов. Какой фольклор, какая диалектология?.. Мы монтажники-высотники – обшиваем зерносушилки высотой с пятиэтажку и прокладываем через уральские горы самую длинную трассу в стране!

После ударной трудовой вахты деканат милостиво разрешил нам не ехать на традиционные осенние сельхозработы, и я отправился на малую родину. Перед этим надел обновки и неизменную стройотрядовскую полинялую куртку, на спине которой любой мог прочитать, где я совершал трудовые подвиги минувшим летом. Не буду описывать встречу с родными и близкими, скажу лишь, что осенью в деревне не побездельничаешь.

И вот в один из дней мама завела неожиданный разговор:
– А не желаешь ли ты, сынок, съездить в гости к нашей тётушке в деревню?

Хотя деревня находилась от нас не очень далеко, по прямой приблизительно 25 километров, но административно относилась к другому району, и я там никогда не бывал.

По идее, чтобы туда попасть, я должен был доехать до своего райцентра, оттуда – до райцентра соседнего района, затем по шоссе до нужного мне пункта. Даже по грубым прикидкам выходило более ста километров в один конец. Но я без колебаний согласился, понимая, что летом без проблем доберусь туда по полевым и просёлочным дорогам на мотоцикле.

Одолжил у племянников безотказный «Минск», взял с собой пятилитровую канистру бензина и направился в родную деревню своей покойной бабушки. Там теперь проживала уже не очень многочисленная родня, к которой раньше зимой и летом на лошадях часто ездили в гости отец с матерью.

Незнание ориентиров меня не пугало – если поля засеяны, значит, любая дорога выведет к людям. Так и вышло. Встретив пашущих зябь трактористов, уже через полчаса распивал чаи у родственницы под её причитания, каким же я вырос большим, как жаль, что таким меня не увидел мой дядя, скончавшийся в прошлом году, и так далее. Подробно расспросив об отце, которому исполнилось 74 года, о результатах его лечения в госпитале инвалидов войны, она даже всплакнула:
– Вот моему в декабре стукнуло бы шестьдесят, приехали бы дети на торжества. Он ведь домой вернулся только в сорок восьмом, был комендантом какого-то городка в Неметчине.

Я от отца знал, что ещё до Отечественной его племянник окончил педучилище, а войну завершил комсоргом дивизионной разведки, трижды был ранен.

Гостинцы вручены, новости обсуждены, пузатый самовар нагревался уже дважды, пора и честь знать. Прежде чем оседлать «козлика», я на всякий случай поинтересовался, не нужно ли помочь по хозяйству.

– Спасибо, улым! (Сынок. – башк.) Какое уж у меня хозяйство, держу пару козочек да десяток кур. Хотя, знаешь, поищи-ка на чердаке серп, а то с косой управляться тяжеловато. Сама-то туда не залезу.

На чердаке было пыльно и темно, спичку зажигать побоялся – кругом висели пучки трав, давно увядшие связки берёзовых и дубовых веников, валялись пришедшие в негодность, но сохранённые бережливыми хозяевами предметы домашнего обихода. Когда шарил вслепую в застрехах, нащупал нечто гладкое – такого сюрприза точно не ожидал. С чердака я спустился с охотничьим ружьём и серпом. Находка моя хозяйку не удивила.
– Так вот куда его заныкал дед, когда зять спьяну безобразничал. А нам сказал, что утопил.

На свету я осмотрел ружьё: оно поражало изяществом. Мне доводилось стрелять из охотничьего, но эта двустволка была настоящим произведением искусства, лёгкая, с инкрустацией. На стволе, чуть подёрнутом ржавчиной, изображены три переплетённых кольца. Я тогда не разбирался в калибрах, но увидел, что один из стволов предполагает стрельбу пулями небольшого диаметра.

А в конце сентября я, уже изрядно заскучавший от неторопливой и монотонной деревенской жизни, сидел на фанерной скамье нашей железнодорожной станции, ожидая прибытия поезда. Ждать оставалось больше часа. После маминых разносолов станционный буфет с бурдой вместо кофе и беляшами с запёкшимся жиром не интересовал. Было скучно.

Оглянувшись, я увидел седобородого старика в фетровой шляпе, увлечённо читавшего потрёпанную книгу. Ничего необычного, если бы не шрифт: это было арабское письмо.

Заметив мой интерес, старик с некоторой даже издёвкой ткнул мне в руки свою книгу – мол, читай, коли такой любопытный и суёшь свой нос куда не просят. Но он обломался по-крупному: в качестве иностранного нам преподавали арабский. И больше всего его удивило не то, что я начал бегло читать книгу, а то, что этому учат в университете.

Ехали мы вместе. Особенно он ко мне расположился, когда узнал, что могу назвать имена предков до седьмого колена. Оказалось, мы являемся с ним представителями одного клана. В разговорах время пролетело быстро, я узнал, что после кончины супруги его забрала к себе дочь, жившая в посёлке недалеко от станции, где мы садились.

Уже в конце пути он мимоходом обмолвился, что не может прочитать старинные письмена, начертанные на волчьей шкуре, которую вывез из родовой деревни. А ведь меня учили и старотюркскому!

Прошло около полумесяца, и эти два события – находка на чердаке и встреча со стариком – почти синхронизировались.

Попав на вечеринку, где собралась разношёрстная публика, я стал свидетелем «профессионального» спора двоих подвыпивших любителей охоты. И чёрт меня дёрнул рассказать о том ружье из башкирской деревушки. Наступила тягостная тишина. Один из спорщиков выпучил глаза, у другого упала челюсть.

– Ну каков идиот! – закричал первый. – Ты понимаешь, что это «Зауэр»? Там точно было три кольца?

Отсутствием самолюбия я никогда не страдал, поэтому послал обозвавшего меня при честном народе и покинул сборище.

На улице, не попадая рукой в рукав своей куртки, обидчик меня догнал. Его извинения после некоторого препирательства были приняты, но выехать завтра же на «уазике» за ружьём он меня не уговорил.

И на той же неделе я обмолвился своему преподавателю старотюркского о встрече с аксакалом, у которого хранилась волчья шкура с загадочными письменами. Тут уже уговорами и не пахло – мне было приказано срочно выехать к деду. Преподаватель даже деньги на это выдал, думаю, из собственного кармана, поскольку никаких бумаг я не подписывал.

Я решил совместить два дела. Увы, поездка в район не задалась: ружьё исчезло. Возник подозреваемый в лице непутёвого зятя, но он молчал как партизан, всячески отрицая свою причастность к пропаже раритета. Лишь спустя некоторое время я узнал, что он действительно загнал ружьё приезжему за тридцать рублей. При этом и не подумал поделиться с хозяйкой. Буквально вчера я в интернете поинтересовался ценами на подобные ружья. От ста пятидесяти до двухсот тысяч, в зависимости от года выпуска и состояния.

Более печальным оказался визит к деду. Он жил недалеко от населённого пункта с интригующим названием Швейцария. С большим трудом удалось отыскать его дочь, работавшую на спиртзаводе. Оказалось, что сразу после той поездки в столицу дед прихворнул и через неделю ушёл на вечный покой. Всё его барахло было сожжено на задворках усадьбы.

Более красочной речи о том, как могло появиться на свет такое недоразумение, как я, не слышал никогда за всю последующую жизнь. Повезло, что экзамен своему преподавателю к тому времени уже успел сдать. Но обида и досада жгли его долго.
Наряду с успехами и достижениями в карьере и личной жизни были у меня и неудачи, провалы. Но до сих пор с сожалением вспоминаю лишь эти два случая. Вроде и прямой моей вины в них нет, но червь сомнения точит и точит, не давая забыть, что в этих потерях виноват именно я.