Недавно в гостях у друзей я приложился лбом о косяк. «Твою налево!» – воскликнул по привычке. Даже стукнул ни в чём не повинную деревяшку.

– Вот, Лен, взгляни, – позвал жену хозяин квартиры Миша. – Помнишь, ты спрашивала, есть ли следы древнего магического сознания в современном православном человеке? Вот они, во всей красе. Дремучее народное православие!

– Почему же дремучее? – обиделся я. – Между прочим, с высшим образованием.

А в голове шёл мультик «Тайна третьей планеты», и Весельчак У глупо лепетал: «Мы не бандиты. Мы – благородные пираты!»

– Потому что первобытная магия – это прямое воздействие на высшие силы и даже их наказание, если что-нибудь пошло не так, – объяснил Мишка. – Идолов, не защитивших род от болезней, неурожая или войны, жрецы бьют палкой. Ксеркс высек цепями море. А сейчас бессознательно ты наказал кого-то сверху за то, что тот не защитил твою голову от косяка. Люди матерятся, когда падают, получают плохие новости или попадают в нехорошие ситуации. На самом деле они неосознанно изрекают древние языческие заклинания… Вот, например, мой научный оппонент. Доктор наук, а по дереву стучит три раза не хуже деревенской бабули и через левое плечо сплёвывает. Как-то признался, что даже мусор выбрасывает только левой рукой – боится ангела обидеть. А тот, как известно, над правым плечом…

…Дома я прикладывал лёд к больной голове и думал, какой же Мишка всё-таки умница. Не зря докторскую пишет. Даже из такой ерунды извлёк алмаз, разложил всё по полочкам. И ведь он прав. Столько языческих пережитков всё ещё аукается в нашем сознании с приметами, и обычаями, и даже с церковью. Сидим на дорожку, не здороваемся через порог, занавешиваем зеркала, нательный крестик чужому человеку не показываем, не задумываясь, что это в нас говорит голос из глубины веков, слышимый до сих пор. Илья-пророк по-прежнему мечет громы и молнии с огненной колесницы, а девки на Троицу надевают венки. Поэтому Мишкины слова напомнили мне ещё одну историю.

У моего приятеля Олега несколько лет назад умер дедушка. Потомственный интеллигент, ещё старой закалки. Пережил блокаду, но последние лет 15 доживал в Москве – родня забрала присматривать. Сильно сдал, хотя нашёл силы встретить своё 95-летие. Даже рюмочку красненького поднял за своё здоровье. А через две недели тихо ушёл. Только чёрного хлебушка перед смертью попросил. Самый главный и самый страшный вкус в его жизни. В последний раз.

Отпевал дедушку маститый протоиерей, дальний родственник Олега. Преподаватель семинарии, интеллектуал высочайшей пробы, член каких-то богословских комиссий. Одним словом, очень уважаемый человек. Священники вообще редко соглашаются присутствовать на поминках, но батюшка ввиду родственных связей сделал исключение. Правда, извинился, что после кладбища ему нужно вернуться на часик-другой в храм по неотложным делам, но после обещал непременно быть.

А пока он завершал дела в церкви, дома все чуть не переругались.

«На похороны приехали родственники со всех концов страны, – рассказывал Олег. – Из Питера, Саратова, Омска, не считая сельской родни. Даже из Хабаровска другой внук прилетел. Мама хоть и поставила на стол спиртное, но сама поминать деда вином не хотела, верующая часть семьи её поддержала. Но потом кто-то спросил: «А где стакан водки с хлебом для дедушки?» Тут уж мама не выдержала. Мол, поминки поминками, но в своём доме дикие языческие обряды она не потерпит. Слово за слово – сыр-бор и разгорелся.

Вскоре приехал священник, мама сразу к нему:
– Батюшка, скажите своё веское слово – ну как такое можно терпеть?

Протоиерей посмотрел на стол, обвёл взглядом родню и вздохнул. А потом говорит матери:
– Анастасия, я могу сказать тысячу умных слов, почему этого не стоит делать, и каждое из них будет правильным. Но я не скажу, потому что если эта правда разделяет людей, то пользы в ней никакой. А что до водки… Тоже не в ней дело. Но раз на то пошло, не мы это придумали – не нам и отменять.

Направился батюшка к столу, сам налил водку в стакан, положил сверху ломоть «черняги». Мама в шоке. Но священник благословил – все сели за стол, больше никто не спорил. Проводили, помянули деда.

Мама поначалу обижалась на родственника в сане, но потом поняла, что была не права. Говорила, что на тех поминках как никогда осознала, почему любовь выше справедливости. Ведь главное – друг друга не есть».