Эта маленькая конопатая девчонка с рыжим каре была чертовски привлекательна, умела поддержать беседу. Но все годы обучения курсировала по тусовкам с парнями, почти не грызла гранит науки, зато часто грызлась с преподавателями и деканатом, закрывая бесчисленные долги. Поэтому я не удивилась, когда узнала, что Алька не дотянула до последнего курса, её выкинули из университета со справкой.

Уже через неделю я в стопочку связал сто шкурок и понёс дяде Феде. Он сказал, что когда принесу в следующий раз, получу за них деньги. Когда же я принёс дяде Феде следующую сотню, он дал мне 80 рублей. Не стал спрашивать, почему не сто, да и пересчитывал уже дома, подумал, может, ошибся. И вот я притащил следующую сотню, но он снова дал 80 рублей. Тогда я уже спросил – мол, вы же обещали рубль за штуку.

К её возвращению у кассы собирались общественные кассиры, настроение у всех приподнятое, смех и шутки. Денежки были в банковских упаковках, именно так, как описывает автор заметки, – запечатаны крест-накрест бумажной лентой. И все тоже были совершенно уверены, что пересчитывать их смысла не имеет: попробуй вытащи купюру, не повредив запечатанной пачки. Да и народа много, просто физически невозможно всё пересчитать.

Училась хорошо, без троек. После восьмого класса пришлось поступить в ПТУ, ведь рос ещё младший брат, на меня средств в семье не хватало. На втором курсе учёбы пошла в девятый класс школы рабочей молодёжи, через два года – в механико-технологический техникум, на вечернее отделение. Я уже была замужем, родился сын. Муж пил, не помогал с ребёнком, а я ведь и работала, и училась.

Бродя по многочисленным магазинчикам, вдруг обратил внимание, что ко мне проявила интерес японка: подходила настолько близко, что я слышал её дыхание. Она бросала в мою сторону томные взгляды, приветливо улыбалась, когда мы встречались глазами, разве что заговорщицки не подмигивала. Единственное, что меня смутило, – её комплекция. Японки миниатюрные, а эта дама довольно упитанная и на вид намного старше меня. На что рассчитывала туристка из Страны восходящего солнца, было непонятно.

Если честно, и муж-то он был никакой с самого начала. Мы с ним прожили 13 лет. Когда поженились, своего жилья у нас не было. Сперва около года жили у моих родителей, потом они помогли купить в кредит квартиру-малосемейку. Прожили мы в ней два года, а дальше стало невыносимо – заселились такие соседи, что жить стало просто невыносимо. Из нашего холодильника начали пропадать продукты, а если в кармане куртки были деньги, то и они исчезали.

Алиса уже запуталась окончательно и была отправлена спать. А я начал ржать.
– Это не смешно, – сказала жена.
– А по-моему, очень.
– Она обманула продавщицу. Как это назвать?
– Фартожопость. Это называется именно так.

Я выросла в деревне и до сих пор не понаслышке знакома с проблемами села – там живут моя мама и семья сестры. Я, конечно, не психолог, но мне показалось, Нина либо на деревенских обижена, либо, живя в благополучной Франции, не понимает, что задела наших сельских жителей, которые, по её словам, якобы 400 лет находились под гнётом крепостного рабства и стали сплошь сплетниками, лицемерами и завистниками.

Я родом из советского прошлого, мне 56 лет. И в девяностые многие мои друзья и подруги выживали за счёт торговли на рынках, возя из Москвы неподъёмные баулы. Все мы получили высшее образование, некоторые даже по два, но, засучив рукава, вкалывали день и ночь. При этом как-то успевали и отдыхать, и романы крутить, и деньги зарабатывать. Молодые были! А потом жизнь постепенно наладилась, тогда и наши дипломы пригодились. Зато дружба осталась на всю жизнь.

Проживает подруга в старой пятиэтажке и часто общается со своей соседкой Надей. Обе вдовы, дети живут своими семьями, отдельно, а две женщины по-соседски поддерживают друг друга. Надя лет на пять старше Веры, ей уже под семьдесят. Они ходят друг к другу в гости, задумывают и воплощают в жизнь какие-нибудь кулинарные изыски, вместе читают книги – у обеих неплохие библиотеки ещё с советских времён.

Я не расистка и не ксенофоб, но… Знаете, всё же разный темперамент, обычаи. Лучше позвоню печнику Геннадию из деревни К. Но вспомнила: сосед имел с ним дело, очень не советовал связываться. Так, вот ещё телефончик. Бойкий тенор на том конце провода проявляет ко мне неподдельный интерес. Но, едва услышав про дымящую и искрящую трубу, кричит, что плохая слышимость, и обещает перезвонить.