– Алёна, у меня много вопросов. Хочу расспросить о твоём детстве, как становился твой характер…
– Подожди. Слушай. Обычно люди любят говорить о себе, а я терпеть не могу! И делаю это только из любви к тебе. Обычно я всех отфутболиваю. Не хочу, чтобы в мои воспоминания селёдку заворачивали. Все свои истории я рассказала много раз. У меня есть книга «Счастье без правил». Она автобиографическая. События в моей жизни не менялись, а там я собрала всё самое главное.

– Хорошо, тогда спрошу о настоящем. Как ты переживаешь карантин?
– Когда начались ограничения, у меня отменилась вся работа, и я уехала в Крым. Занялась строительством. Купила соседний участок и стала его облагораживать. Это мне доставило массу удовольствия. У меня не было архитектора. Я сама придумала летнюю террасу с видом на море и ещё разбила сад. Сидела в интернете, изучала процесс. Я ведь садовод ненастоящий. Для меня это был творческий акт. Что строить террасу и устраивать сад, что писать песни – это из одной области.

– Ты так и живёшь в Керчи, где родилась?
– Город тот же, но места разные. В доме, где я родилась, сейчас проживает мой двоюродный брат. А я купила себе дом на берегу моря. Сделала там детский уголок. Он напоминает дом моей бабушки. Я купила на блошином рынке сахарницу, такую же, какая была у неё, раздобыла кое-что ещё. В общем, у меня теперь вся домашняя обстановка с блошиного рынка. Когда я туда приезжаю, возникает ощущение, что это декорация моего детства. Это очень круто!

– То есть ты не купаешься в гламурной роскоши, как другие звёзды?
– Гламурной роскоши у меня нет. А вот мечта была: иметь такой домик Ассоль на морском берегу, где-нибудь на пригорке. Это не дворец, не вилла, а маленький рыбацкий домик. Правда, терраса получилась большая. И местные жители не могли понять, для чего она нужна. Спрашивали: вы что, дискотеку будете устраивать? А это просто летняя гостиная. Домик маленький, я там только сплю, а вся жизнь – на террасе, или во дворе, или на море. В общем, на открытом воздухе.

– Как складываются отношения с местными жителями?
– Поначалу приходили как в «Собачьем сердце»: «Со Пскова я, странница, пришла собачку говорящую посмотреть». Стучали в ворота, просовывали голову. Но всё-таки я там уже восемь лет живу, все привыкли.

– Чем занимаешь свободное время?
– У меня куча музыкальных инструментов, так что я постоянно занимаюсь. На гитаре, фортепьяно, губной гармошке, дудочке. То почитаю, то порисую. У меня всегда есть занятие. Навыки постоянно можно улучшать. Игра на музыкальных инструментах – лучшая медитация. Всем йогам рекомендую: не смотреть на пупок, а лучше посмотреть на клавиши или струны. Позанимайтесь пару часов, и вся дурь пройдёт.

– Ты занимаешься одна или с группой?
– Я занимаюсь самостоятельно. Потом мы с музыкантами где-нибудь собираемся и вместе играем. Ведь если долго не занимаешься, то потом плохо играешь.

– Часто ли тебя просят исполнить старые песни, вроде «Розового фламинго» и «Бедной овечки»? Они замучили тебя, или ты всё равно исполняешь их с удовольствием?
– С удовольствием, конечно. Почему нет? Это же часть меня. Я написала больше шестидесяти песен. Но из них всё равно выкристаллизовывается какая-то хитовая программа, и я её исполняю. А если просят исполнить менее популярные песни, то я сильно радуюсь. Значит, люди знают даже те мелодии, которые не стали стопроцентными хитами, зато нравятся мне самой.

– Теперь повсюду можно встретить этих фламинго, они почему-то стали страшно популярны – игрушки, картинки, полотенца…
– Сейчас в этом смысле происходит какой-то возврат в девяностые. Тогда мне надарили целую кучу этих фламинго во всех ипостасях. Я их уже ненавидела. Можно было музей открыть. Но потом раздала друзьям.

– Правда ли, что имя Алёна тебе дал дедушка?
– Родители собирались назвать Еленой. В переводе с греческого это означает «свет и блеск». А дедушка сказал, что хотя он тоже слышал про Елену Прекрасную, но в русских сказках говорится: «Жили-были дед да баба, и была у них внучка Алёнушка». И вот он хотел именно внучку Алёнушку, а никакую другую не хотел. Родителям пришлось уступить.

– Что самого смелого ты сделала в жизни?
– Бросила работу в минском театре и поехала в Москву. Да, я тогда познакомилась с продюсером Богдана Титомира, и мои песни ему понравились. Но никто не давал никаких гарантий, а я-то сама не была уверена в себе. Да и песен у меня имелось всего три штуки. Правда, я сказала, что у меня их девять.

– И как тебе удалось завоевать Москву?
– Как ни странно звучит, это случилось в Сургуте. Мой новый продюсер решил проверить меня в бою, прежде чем завоёвывать Москву. У меня был вставной номер в концерте Валерия Леонтьева в одном из ДК. На репетиции я волновалась жутко. Все вокруг профессионалы, сыплют непонятными терминами. И вот Леонтьев наконец говорит: «Давайте послушаем эту вашу девочку». У меня ноги ватные, ладони вспотели, живот от ужаса свело. Я говорю: «Не могу!» – и убегаю в туалет, чтобы хоть немного перевести дух. И вспоминаю историю из детства, когда мне было так же страшно.

Мне восемь лет. Мы с отцом на море. Я прыгала в воду с пирса, было здорово. А на берегу стояла вышка. Метров пять, но мне она казалась огромной. С неё редко кто прыгал. Страшно. Школьники вроде меня поднимались, смотрели вниз и сразу спускались. И вот я заметила на вышке двух ребят постарше. И мне тоже захотелось подняться. Я попросила: «Пап, давай поднимемся». Поднялись на самый верх. А отец у меня – военный лётчик, я им очень гордилась. У него было отличное настроение, и он сказал: «Ленка, покажи этим соплякам, как нужно прыгать». И мальчишки отошли к перилам, пропуская меня. Что мне оставалось делать? Или прыгать, или умереть от стыда. Я подошла к краю и прыгнула. И осталась жива. А потом поднялась и прыгнула ещё раз.

Эта вышка и фраза отца «Покажи этим соплякам…» вспомнились и тогда, в Сургуте. Нужно было прыгать. Я вышла на сцену и спела «Просто кончилась зима». Собрала все силы и пела, а про себя думала, что пою в последний раз. Что сейчас все поймут: сцена не для таких, как я. Пришла в себя, только когда зал начал аплодировать. Ко мне подходили, поздравляли. Так я стала артисткой.

– А когда ты уже стала знаменитой, случалось ли тебе чего-нибудь бояться?
– У меня не очень хорошее зрение. Обычно это не проблема. Читать я могу в очках, а если нужно вести мероприятие, то текст идёт через телесуфлёр – его хорошо видно. Но однажды меня пригласили вести церемонию в Минске. Я вышла в красивом платье, на каблуках. Мне вручили папку с текстом, и я поняла, что напечатано слишком мелко. Попросила заменить его, но и новый текст прочитать не смогла. На сцене темно, привычного суфлёра нет. Что делать? А деваться некуда, мероприятие уже началось. Пришлось буквально за минуты выучить текст наизусть – все шутки, репризы, имена артистов, их регалии. Во время номеров я убегала за кулисы и при свете фонарика быстро зубрила новые страницы. В итоге папка не понадобилась. Получилось даже лучше и естественнее, чем если бы я читала с листа.

– Ты воспитала двоих сыновей. Между ними разница в двадцать лет. А что за трогательная история о часах, которую ты упоминала в своей книге?
– Это было первое слово моего старшего сына. Не «мама», а именно «часы». Точнее, в восемь месяцев Вася говорил «тсы». Всё случилось перед распадом СССР. Тогда к нам уже проникали западные идеи. Нам с мужем попалась модная в то время книжка доктора Спока. В книге сказано, что ребёнку нужен железный режим, кормёжка строго по часам. Ночью кормить нельзя, на руки лишний раз брать не нужно. Если не болен и не голоден, но всё равно орёт – не стоит обращать внимания, это нормально, поорёт и перестанет. Для молодых и глупых родителей очень удобная система. А потом мы заметили, что у Васи появился странный интерес к книжному шкафу. Он часто плакал, говорил «тсы» и тянул к шкафу руки. Оказалось, на шкафу стоял будильник. Всякий раз, когда мы оказывались в его комнате, приходилось давать ему часы. Он улыбался, прижимал будильник к себе, тянул в рот. Эта загадочная любовь к часам продолжалась до года. Я не могла понять, в чём дело. А поняла двадцать лет спустя, когда родился второй сын – Гриша. Даже если младенец не болен и не голоден, ему может быть одиноко и страшно в темноте. Он звал, а никто не обращал внимания, не шёл к нему. И вместо биения сердца матери он слышал тиканье старого будильника. Это единственный живой друг. На детских фотографиях у Васи печальные глаза. Младшего Гришу мы уже клали в корзинке в нашу кровать. Он всегда находился с нами, не орал и рос счастливым. А книгу доктора Спока я выбросила в мусорное ведро.

– У тебя в песнях часто звучат позитивные строчки: «Я приду к тебе на помощь!», «Думай о хорошем!». Это отражает твоё внутреннее состояние? Ты такая и есть?
– А как ты думаешь? Если ты внутренне мрачный, а пишешь о хорошем, – такого не бывает. «Каждый пишет, что он слышит. Каждый слышит, как он дышит». Это Окуджава ещё писал. Ты всегда узнаешь автора по его произведениям. Человек рождается с задатками личности. Дальше он либо развивает в себе некоторые качества, либо они у него сорняками зарастают.