Все подростки с нашей улицы, а это десятка полтора 12–13-летних детей, собравшись вместе, горячо обсуждали новосёлов, переехавших на постоянное место жительства к бабушке Кате. И всем не терпелось быстрее познакомиться с новой девочкой по имени Гранда.

– Наверное, они какие-то не русские, – рассуждала самая смелая из нас, Элька. – Никогда такого имени не слышала.
– У тебя, что ли, русское? – зашумели мальчишки. – Фамилия-то обычная – Филиппова. Иди давай, зови! Уже неделю как переехали, а всё не выходит.

На дворе стояли шестидесятые. Заканчивалось лето, и каждому хотелось знать, в какой класс пойдёт девочка.

Неделю назад все с таким же интересом наблюдали за переездом. Кое-кто даже пытался помочь переносить вещи. Но эти попытки не были оценены, и дети молча стояли в сторонке. А теперь ждали появления Гранды на улице.

– Всё же непонятно, – опять возмутилась Эля, – почему она не выходит? Не хочет с нами знакомиться, что ли? Или гордая очень? – и она смело направилась к дому.

Подойдя ближе к воротам, Эля услышала музыку. Кто-то красиво играл на баяне. Она точно знала, что это полонез Огинского «Прощание с Родиной». Не раз слышала его по радио.

Музыка затихла, и Эля постучала в ворота. Немного погодя на пороге появилась новенькая, Гранда, и как-то по-взрослому спросила:
– Вы ко мне?

Элька даже опешила от такого официального обращения, но тут же оправилась:
– К тебе, конечно. Играть выйдешь?
– Сейчас. Спрошу у бабушки.

И вот она уже в кругу девчонок и мальчишек. Скромно отвечает на все вопросы. Совсем простая, не гордячка, она с первых дней завоевала наше уважение. Хрупкая, со вздёрнутым носиком и румянцем на щеках, она долгое время слыла первой красавицей среди девчонок. И мы не завидовали ей. Часто ходили слушать её игру на баяне. А играла она прекрасно.

Родилась Гранда в ГДР, где служили её родители. Отец был полковник, а мама – врач в воинской части. Отцу по болезни пришлось уйти в отставку и перебраться жить к своей тёте, бабушке Кате. Детей y той не было, а муж – фронтовик-инвалид, за которым она ухаживала несколько лет, – оставил её одну. Вот бабушка Катя и пригласила к себе племянника, поскольку никого на свете ни y неё, ни y Филипповых больше не осталось.

Мы общались с Грандой, хотя близкими подругами не стали – возможно, потому что учились в разных классах, а может, потому что она была закрытым, не очень доверчивым человеком. Я думаю, это из-за того, что росла в семье военнослужащего, да ещё в чужой стране. И всё же за два года, что они прожили на нашей улице, я многое узнала о Гранде. Ей нравилась музыка, и она часами могла сидеть с закрытыми глазами, разучивая новую мелодию, а я часто просила сыграть всё тот же полонез.

Сперва мы и не подозревали, что y Гранды проблемы со слухом. Иногда даже смущало, что, разговаривая с кем-либо из нас, она очень внимательно смотрела на собеседника. А когда мы узнали, в чём дело, то уже сами старались говорить чётче. Вскоре друг отца прислал ей из Германии слуховой аппарат, общаться стало проще.

Мама Гранды устроилась работать в больницу. Отец сильно болел, но даже она, медработник, ничем не могла ему помочь. Дома за ним ухаживала бабушка Катя. Потом бабушки не стало, и им пришлось очень трудно. На сиделку денег не хватало, и семья, узнав, что в Анапе, возможно, помогут с лечением, решилась на ещё один переезд.

Мне было жаль расставаться с Грандой, грустно, что не услышу больше её музицирования. Конечно, первое время приходили письма и открытки. Потом всё реже и реже, а позже – и совсем ничего. Больше я о Гранде не слышала.

После развала нашей огромной державы, когда русскоязычное население стали вытеснять из республик бывшего Союза, мы с мужем поехали на поиски нового места. В каких только регионах не были. Остановились на Краснодарском крае. Ездили по хуторам, станицам и городам. Однажды, проезжая мимо Геленджика, просто решили отдохнуть, полюбоваться природой.

Стоял тёплый выходной майский день. Зашли в парк. Людей почти нет, только вокруг небольшой площадки собрался народ. И вдруг… У меня мороз пробежал по коже: полонез Огинского «Прощание с Родиной». Я только в детстве слышала такое исполнение. Не может быть!

Я всматривалась в лицо баянистки. Худенькая женщина со вздёрнутым носиком играла для прохожих на баяне. В футляр от инструмента люди клали деньги. У меня сжалось сердце. Еле дождалась окончания концерта. Женщина положила заработанное в сумку и собралась уходить.

– Гранда! – окликнула я.

Женщина не отреагировала. Вспомнив, что Гранда плохо слышала, я подошла и дотронулась до руки музыкантши. Повернувшись, женщина внимательно посмотрела на меня.

– Боже мой! Гранда, ты?
– Вы что-то хотели? – она ещё пристальнее всмотрелась в моё лицо.
– Вспомни! Белые Воды, улица Некрасова. Нам по четырнадцать лет…

И вдруг её глаза радостно засияли.

– Никогда не думала, что когда-нибудь встречусь с детством, – она развела руками. – Вот так я зарабатываю.

Мы обнялись. Я познакомила её с мужем. Тогда нам некуда было пригласить Гранду, и мы долго втроём сидели на берегу в летнем кафе, наслаждаясь воспоминаниями и беседой. С моря дул тёплый лёгкий ветерок. Небольшой шторм, вспенивая волны, с шумом бросал их на песчаный берег. Любители-экстремалы с восторженными воплями кидались в морскую пену. В кафе все столики были заняты. Звучала негромкая музыка, а я слушала рассказ Гранды.

– Я так не хотела уезжать в Анапу, ведь только обжились. Но очень надеялась, что папа там выздоровеет. Смогли купить небольшой дом на самой окраине города. Так и живу в нём. Вернее, бываю наездами. Главное, знаю, что всё же есть y меня свой уголок. А болезнь папа так и не победил. Уже через три месяца умер. Маме было слишком тяжело. Музыкой заниматься стало невозможно. Уже никто не мог купить слуховой аппарат. Маме даже предлагали оформить меня в специальный интернат, но она отказалась. Я была готова пойти туда ради неё, хотя не хотела. Кое-как окончила школу. А потом и мамы не стало. Вот так судьба обошлась со мной. Спасибо соседям и маминым коллегам – помогли с похоронами. Да и после тоже. Но не обязаны же они всё время меня тянуть. Паспорт получила – взрослая уже. Начала сама свою жизнь налаживать. Вышла замуж. Неудачно. Муж злился из-за моей тугоухости. Бил. На этой почве лишилась ребёнка и больше родить не смогла. Развелась. И опять же добрые люди попались, подсказали, а то бы и без своего дома осталась. Больше не хочу семьи. Кому я нужна со своими проблемами?

– Что ты, Гранда! Ты очень привлекательная женщина и такая хрупкая, нежная. Ты должна быть счастлива.

Я готова была плакать: ну почему, почему так всё неправильно в жизни?

Потом мы думали, как же теперь не потерять друг друга. Ведь y нас ещё нет дома, куда можно отправить письмо, и Гранда очень редко бывает у себя в Анапе. Сошлись на адресе, где Гранда всегда останавливалась, приезжая в Геленджик.

До отъезда мы встречались ещё дважды и потом увиделись уже почти через год.

Хлопоты по переезду в Россию и обустройству заняли у нас много времени. За этот год значительно изменилась и жизнь Гранды. Наконец-то она накопила на слуховой аппарат. Познакомилась с одиноким мужчиной, y которого также когда-то не сложилась семья.

Он старше неё, был женат, детей не завёл. Мотало его по всей нашей тогда ещё общей стране – работал вахтовым методом на буровых. Вышел на пенсию и решил уехать на свою родину в Иркутскую область, где жили его братья и ждал большой родительский дом, в котором он вырос. Не забыл запах леса, окружающего их деревню со всех сторон. Представлял себе тепло русской печи в хорошо натопленном доме. И там живут его родные люди, его кровь. Как же он был счастлив, что встретил наконец свою судьбу и в родные края поедет не один.

– А ещё в нашей деревне до сих пор работает клуб, – сообщил он Гранде, – так что и для тебя есть приятная работа. Будешь деревенских ребятишек к музыке приучать.

Мы всей семьёй провожали Гранду. Всё y неё получилось. Хотелось бы ещё встретиться, но годы, не спрашивая разрешения, забирают здоровье и силы, а нам только остаётся с этим мириться. И общаемся мы по старинке – пишем письма и звоним по праздникам. Перед самым отъездом Гранда сказала мне:
– Не Гранда я сейчас, а Груня. Так уж получилось.

А я так и не смогла привыкнуть к такой перемене. Для меня она осталась Грандой. Больше я не встречала такого необыкновенного имени.