Мой муж 15 лет работал начальником отряда в колонии строгого режима. Рассказывал, что зэки в столовую почти не ходят, питаются тем, что им передают с воли. В столовой едят только бомжи или выходцы из детских домов, которым некому возить передачи.

У нас в посёлке две колонии, и мы каждый день наблюдаем, как из рейсового автобуса выходят мамы, жёны или подруги заключённых, пассажиры помогают выгрузить несколько неподъёмных сумок. И тащит женщина эту поклажу в несколько приёмов: отнесёт на некоторое расстояние две сумки, возвращается за другими. И так, пока до колонии не дойдёт. Одна колония недалеко от остановки, а до другой примерно километр. Раньше были ограничения по весу передачи, а потом их сняли. Тащи, мать, сколько можешь.

Однажды, лет десять назад, я полезла в рабочую папку мужа за чистым листом и увидела письмо от зэка – начальник отряда просматривает письма перед отправкой. Упросила мужа дать мне почитать. Письмо было на двойном листке в клеточку, написанное очень мелким почерком в каждой строке. Начиналось так: «Здравствуй, мама! Как ты поживаешь? Как твоё здоровье?» А дальше следовал подробный список того, что мама должна была выслать или привезти сыночку. Повторюсь: на двух листах мелким почерком! Причём не просто список, а с подробным описанием производителя, качества, количества и даже издательства, когда речь шла о литературе. Помню, была очень впечатлена.

А теперь на это воспоминание наложилась история моих родителей. Это было года три назад. У моего отца есть мопед. Родители живут в посёлке, и мопед – популярное средство передвижения у местных. Сразу скажу, что мой папа – тот ещё выпивоха. Пьёт всю сознательную жизнь, но без драк и мордобоя. Мама борется, но, видимо, не теми методами. Ну да что уж там, в следующем году будут отмечать золотую свадьбу.

Так вот. Однажды отец, будучи под градусом, ехал на своём мопеде по центральной улице посёлка, и его остановили гаишники. Сразу поняли, что он нетрезв, отобрали мопед и велели приходить за ним завтра утром. В общем, на первый раз простили, даже не оштрафовали. Видимо, пожалели деда – отцу было 65 лет. Мать и мы с братом устроили ему головомойку: взывали к совести, рассказывали о последствиях подобного поведения, говорили, чтобы не позорился на старости лет. Отец под нашим натиском устыдился, пообещал больше за руль пьяным не садиться.

Ага, как же. Через пару месяцев – та же история. Только на этот раз прощать его не стали, состоялся суд, и отца приговорили к десяти суткам «подвала». Вот позорище-то! В нашей семье никто никогда даже трёх суток не сидел. У отца знакомых и друзей – весь посёлок. Мать не знала, что отвечать соседям, интересовавшимся, где Николай. Он же постоянно или с мужиками на лавочке, или в своём гараже сидел. А тут исчез.

Но я хочу рассказать, как повела себя в этой ситуации мама. Она, как подорванная, начала носить отцу в его «тюрьму» всякие вкусности и деликатесы. С утра вставала, пекла сырники, оладушки или блинчики. И несла. В обед – котлетки, отбивные или что-нибудь ещё. Она раньше работала во вневедомственной охране, поэтому знает многих сотрудников. Те из сочувствия и жалости разрешали ей часто приносить передачи. Мать как с ума сошла, прямо целью жизни на эти десять дней стало облегчить отцу жизнь в каземате. Отец почувствовал себя гораздо увереннее, стал требовать чего-то там ещё и возмущался, что не то принесла.

Я была в шоке. Моя позиция такая: отнести ему один раз самое необходимое – носки, трусы, сигареты, – и хорош. За десять суток с голода не умрёт. Может, задумается о своих поступках. А то как в санатории сидит. Мама со мной соглашалась, что да, «отец козёл, как он мог, ведь он обещал», но упорно продолжала носить ему первое, второе, десерт и компот.

Отец вернулся в таком настроении, будто не наказание отбыл, а в командировку съездил. Ходил гордый, говорил, что ничего страшного не произошло, везде, мол, люди живут. То есть при таком раскладе никакого воспитательного эффекта эта его отсидка не возымела. А вот если бы он эти десять суток посидел на баланде и без сигарет, может, и сделал бы для себя какой-нибудь вывод.