– Так, народ, у нас проблема, – озабоченно сообщила председатель правления объединения жильцов Светлана Викторовна срочно созванному активу дома.
– Стрюковы опять квартплату зажилили?.. У Балуевых очередная гулянка с фейерверками?.. – посыпались предположения.
– Знаю! – всплеснула руками грузная Этери. – В дом занесли тараканов. У меня уже неделю душа не на месте. Всё хожу, кухонные шкафы проверяю.
– К сожалению, всё ещё хуже, – гневно отрезала председательница. – Город выкупил в нашем доме три однокомнатные квартиры для сирот.
– Каких сирот?
– Обычных. Из детдома.
– Ни фига себе подарочек, – почесал в затылке Гена Блинов. – У нас ведь квадратный метр ого-го стоит.
– Наш застройщик в депутаты намылился, – саркастически заявила Светлана Викторовна. – Пошушукался с мэром и решил детишек за счёт госбюджета осчастливить. И однушки зависшие пристроит, и пиар шикарный получит. Звонил мне, велел завтра к полудню явиться при параде. Пресса будет.
– Это не проблема, – привстала бывшая учительница Валентина Павловна. – Это катастрофа. У нас на околицах есть три школы, где учатся детдомовские. Я такого на совещаниях наслушалась – не передать.
– Какого? Что говорили? – загомонил актив.
– А такого, что мальчишки к выпуску уже и к алкоголю пристрастились, и дрянь всякую химическую нюхают. О девчонках даже говорить не желаю. Там одна дорожка – на трассу.
– Кошмар! – качнула уложенной причёской Катерина Венгерова. В отличие от соседей, прибегавших на собрания по-простому, она всегда являлась при параде. – Но неужели нельзя это остановить? Скажем, сложиться и выкупить пустые квартиры.
– Они их и так продадут, – хмыкнула Алла Туркова, правая рука председательницы и отчаянный борец за экономию. – Просто не потянут такие платёжки. Но до этого мы с ними успеем наплакаться.
– Это точно, – согласилась бывшая учительница. – Для начала сюда явятся все их детдомовские приятели, которым жилья не досталось. Устроят тут колхоз. Шум, гам, ругань, прокурят весь дом. На детской площадке шприцы. Ни коляску, ни велосипед в подъезде не оставишь. Да, и собачек мелких, это я, Этери, на вашего пекинеса намекаю, с поводков лучше не спускать. Упрут и продадут.
– Ну зачем вы в такие крайности заходите, – мягко упрекнула художница Алевтина. – Ребятам и так не повезло. Росли без родителей, без любви и ласки. Только обзавелись своим углом, а мы их как врагов встретим.
– А что, их хлебом-солью встречать?
– Хлеб-соль, может, и лишнее, а просто принять по-человечески, помочь…
– Если вы намерены окружить их любовью, то не советую и пробовать, – голос учительницы-пенсионерки звучал наркомовской сталью. – Они с рождения на гособеспечении. Привыкли, что им все должны.
– Это точно, – поддержала Людмила Корецкая и осторожно поправила свой старомодный парик. – У моей подруги дача недалеко от интерната. Она как-то раз собрала ящик игрушек и вещичек, что от внуков остались, и отнесла туда. Всё чистенькое, приличное. Так её оттуда только что пинками не выгнали. Нам, мол, чужие обноски ни к чему. Наш контингент и новенькое не всякое наденет.
– И вообще, Алевтина, вам хорошо прекраснодушествовать, – затараторила многодетная Лена Душица. – Вы одна, а у меня дети подростки. Не дай бог, собьют их на кривую дорожку.

Актив ещё долго судил-рядил, как жить в новых обстоятельствах, и разошёлся, так ничего и не придумав.

Следующий день начался с генеральной уборки двора. К полудню приехал застройщик Ладыгин с охраной, вслед за ним прибыл мэр со свитой. Телевизионщики включили камеры, и начались речи, поздравления, вручение ключей и подарков.

Жильцы дома, все как один сложившие руки на груди, мрачно смотрели на этот насквозь фальшивый ритуал и пытались предугадать, чего им ждать от новосёлов. Их было трое. Высокая Жанна с грубоватыми чертами лица и весьма развитыми формами, щуплый востроглазый Данила и рыхлый альбинос Костя, казалось, спавший на ходу.

Охранники втащили в квартиры сирот по креслу – подарок от мэра, от департамента образования – кремовый торт, от департамента по делам молодёжи и спорта – волейбольный мяч. Наговорившись до хрипоты, чиновничья братия отбыла, а троица сирот осталась во дворе возле своих трёх одинаковых сумок.

– А дальше что делать? – хмуро спросила Жанна, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Заносите вещи, устраивайтесь. А через час жду вас в офисе в первом подъезде, – скомандовала Светлана Викторовна.

Вечером она докладывала активу:
– Уговорила я Валерия Петровича, он пришёл в своей полковничьей форме, плюс качок наш Кирилл был. И мы втроём инструктировали новосёлов о правилах поведения в нашем доме. Не пить, не курить, гостей не наводить. И никаких ночёвок.
– Так они вас и послушались, – поджала губы Валентина Павловна.
– Почему же? Слушали. Но, знаете, народ, надо что-то делать. Зашла я к ним, а они на полу сидят и торт руками едят.
– Дикари! – победоносно припечатала бывшая учительница.
– Почему сразу дикари? Просто у них ни плошки, ни ложки. Я несколько чашек и тарелок отнесла, а вот вилок-ложек у меня лишних нет. Может, кто-нибудь поделится?
– О, – подскочил Блинов, – сейчас жене позвоню. У неё от тётки-покойницы полная квартира осталась. И посуда, и мебель. Когда они с братом всё это имущество делили, сдохнуть можно было. «Возьми, Люсенька, холодильник. Он тёте сто лет прослужил и тебе сто лет прослужит». «Возьму, Вовочка, только если ты себе коврик три на четыре заберёшь».

Актив рассмеялся.

– А я шторы недавно поменяла. Старые в хорошем состоянии, просто надоели. Можно я их детям отдам? – просительно сложила руки на груди Этери.
– Давайте-давайте, засыпайте их подарками, берите на обеспечение, – прошипела педагог. – Только не обижайтесь потом, когда увидите свои подношения на помойке.
– Не увидим! – хлопнула ладонью по столу Катерина Венгерова. – Я на них свою Лерку напущу. Она как раз курсовик о планировании семейного бюджета пишет. Пусть вставит им мозги.
– Ну-ну, посмотрим, кто кому вставит.

Вскоре студентка экономического университета Лера Венгерова отчитывалась активу дома:
– В общем, нормально сиротки устроились. Даже уютно. Спасибо дяде Гене – мебели на все три квартиры понемножку хватило. Старомодная, конечно, но в нормальном состоянии.
– А то! – обрадовался Блинов. – Это вам не нынешние дрова из ДСП и фанеры. Раньше на века делали.
– Познакомились, разговорились. Я им рассказала, как планировать расходы, что такое первостепенные траты, а что второстепенные, как создавать резервный капитал и удерживаться от спонтанных покупок. И тут они спрашивают: можно ли рассчитывать, что соседи и дальше будут им помогать?
– Ага, прикормили нахлебников! – закричала Алла Туркова. Учительница в тот день прихворнула, потому правая рука председательницы взяла на себя её роль.
– Что это вы их сразу так жёстко – нахлебники? – удивилась Лера. – Просто не всё ещё понимают. Пришлось объяснять на пальцах, что никто им ничего не должен, отвечают они за себя сами, а помогли им по доброте душевной. Вот вы смогли бы, спрашиваю, пройти мимо человека, который нуждается в помощи? Они переглянулись и гаркнули хором: «Запросто!»

Актив дома поёжился от холодка, пробежавшего по спинам.

– Я тоже онемела, – кивнула Лера. – Говорю Никите… Я его как группу поддержки взяла. Видишь, народ не вкуривает. Экономика тут бессильна. А ты психолог, тебе и карты в руки. И Никита сходу: «Можно вас обнять?» У сироток глаза на лоб. А он заявляет, что для эмоционального равновесия и психического здоровья взрослому человеку нужно минимум восемь объятий в день. Короче, устроили обнимашки. Сиротки прониклись и бросились нас пирогами кормить. Вкуснющие! С айвовым вареньем.
– Ой, это я им варенье принесла, – обрадовалась Этери.
– Отличное, – кивнула Лера. – А Жанка говорит: вы не думайте, что если мы детдомовские, то безрукие. Нас в старших классах в отдельные домики отселяли. Мы там сами и убирали, и стирали, и готовили.
– Это что, экспериментальный детдом? – брюзгливо осведомилась Туркова.
– Не знаю. Но о своём директоре они очень тепло говорили. Короче, начал Кит расспрашивать, кто чем дышит, о чём мечтает, какие планы на жизнь имеет. Жанка – она из них самая контактная – хочет из швей уйти. Она такой, знаете, энерджайзер, для неё восемь часов за машинкой просидеть – каторга. Зато детей очень любит. Готова хоть нянькой в детсад. И о своих мечтает. Говорит, если б Данька не был таким задохликом – на голову ниже её, – уже давно его на себе бы женила. Так ты за Костика выходи, подкалываем. У него рост вполне. А она так серьёзно: с Костяна толку не будет. Он и свою жизнь прос…, в общем, испортит, и тому, кто с ним рядом окажется, тоже. А Данька, говорит, парень цельный.
– Ничего себе заявочка! – покрутил головой Блинов.
– Ага. Оказывается, цельный значит «имеет в жизни цель». Даниле тоже в автомастерской не нравится. Не люблю, говорит, мёртвое железо. Он в краснодеревщики хотел. Но там директор ПТУ такая зараза! Говорит: детдомовские – только через мой труп!

Активисты разошлись слегка успокоенные этим докладом, из которого вытекало, что вновь прибывшие вроде бы вполне адекватны.

А на следующий день парни-новосёлы явились пьяные в хлам. Орали песни на детской площадке, разогнав мамочек и детишек, обсыпали песком дворничиху Надю, обругали последними словами бывшую учительницу. Услышав скандал, выскочила во двор Жанна, отдыхавшая после смены. Надавала приятелям тумаков и так бушевала, что явившемуся по вызову участковому Фёдору пришлось урезонивать уже саму Жанку.

– Что значит «успокойся»? Вы только гляньте на этих придурков! Кто на выпускном клятву давал, что не прикоснётся к спиртному? Опозорились перед соседями! А если мэр узнает?
– Так, Рассветова, прекрати базар! – гаркнул, потеряв терпение, Фёдор. – И за собой не забудь присмотреть. Ты с кем это вчера под магазином стояла?
– Я? Ни с кем, – сбавила тон девушка. – Прицепился какой-то пацан. А что, уже и поговорить нельзя?

– Этот пацан – горе матери и позор микрорайона. Хулиган, наркоман и вообще, потерянный для общества человек. Я тут, понимаешь ли, о месте в детсаду для тебя договариваюсь, а ты знакомства мутные заводишь.

Пристыжённая троица, клятвенно пообещав, что это в первый и последний раз, разошлась по своим квартирам.

Но в воскресенье Данька с Костей опять орали песни в песочнице и ругались на весь двор к вящей радости бывшей учительницы. Урезонивать их было некому. Жанка отправилась в пивную вместе с позором микрорайона.

– Ладно, – мрачно сказал полковник Валерий Петрович, к которому в полном отчаянии пришла председательница, – придётся устроить им экскурсию.
– «Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра»? – с грустной усмешкой уточнила Светлана Викторовна.
– Почти.

Через несколько дней, округлив глаза и заполошно взмахивая руками, она рассказывала активу:
– Полковник отвёз наших сироток и меня вместе с ними в центр реабилитации, социализации и ещё чего-то там, в общем, в приют для бездомных. Ну, насмотрелась, ужас! Опухшие, изломанные, беззубые, потерявшие всякие признаки пола существа копошатся на топчанах, обтянутыми клеёнках, переругиваются, чешутся, роются в каких-то липких торбах, рассматривают язвы на ногах… А запах! Как я там в обморок не упала – сама не понимаю. Спиртное там запрещено, но эти убогие за пачку сигарет готовы выложить всю подноготную. В общем-то, у всех всё по шаблону. Учиться и работать не хотели, пили, шатались по злачным местам, за воровство или хулиганство попали в тюрьму. Потеряли связь с родными, опускались всё ниже и ниже… Сироты наши сначала хорохорились, но после третьего рассказа их проняло: «Хватит. Мы уже всё поняли». А Валерий Петрович им: «Нет. Смотрите и слушайте. Это ваше будущее, если не возьмётесь за ум и не вцепитесь зубами в шанс, что у вас чудом появился. Видите вон ту лысую кикимору с порванным носом? А была ведь красоткой. Мордашка, фигурка… Сколько я молодым ещё ментом с вокзалов да шалманов её вытаскивал, уговаривал на работу устроиться, о будущем подумать. Смотрите, пацаны. Такие женщины у вас будут. И ты, Жанка, смотри, в кого превратишься, если и дальше будешь с наркоманами где попало шататься». Дело кончилось тем, что Жанна разревелась, Данилу просто вырвало. И только после этого полковник нас вывел, – закончила Светлана Викторовна и сунула таблетку под язык.

– И что, помогло? – осторожно спросила я и подвинула ближе диктофон.

В общем-то, я договорилась с председателем правления объединения жильцов, что она расскажет об опыте перехода дома на использование мини-котельной. Но разговор почему-то повернул в совсем неожиданную сторону.

– А вы сами посмотрите, – поманила меня к окну Светлана Викторовна.

Я уставилась на высокую девушку в бежево-золотистой курточке, которая подсаживала на горку одного за другим троих малышей.

– Неужели Жанна?
– Она! – с гордостью сообщила председательница.
– Это её дети? – изумилась я.
– Нет, она ещё не замужем. Оканчивает колледж, на педуниверситет нацелилась. А пока на нашей детворе практикуется. А вот та кроха в красном комбинезончике – дочка Данилы. Он женился рано и, на мой взгляд, удачно. Наш участковый Фёдор устроил его на работу в небольшой мебельный цех. Хозяин сам в интернате рос, пригрел Даню, всему научил, дочку за него отдал. Обратите внимание, какие лавочки возле площадки оригинальные. Данькина работа!
– А третий их товарищ? Костя, да?
– С Костей всё плохо, – помрачнела моя собеседница. – Он, в отличие от Жанны и Данилы, не круглый сирота. Есть мать, лишённая родительских прав, братья, сестра. Едва узнали, как парню с жильём повезло, тут же примчались. Продать квартиру нельзя. Так они её сдали, Костю увезли. Он иногда появляется, с каждым разом всё более сонный, опухший, обтрёпанный какой-то. Сироты наши пытаются наставлять его на путь истинный, но без толку. Действительно, как Жанна выражается, бесцельный человек.
– То-то ваша бывшая учительница радуется, наверное.
– А как же! Хоть в одном случае, но её прогнозы сбылись. Но я так думаю, что два к одному не такой уж плохой результат, как вы думаете?
– Думаю, вполне.
– Она, кстати, и в Жанну с Даней не верит, всё ждёт срыва. Мол, от осинки не родятся апельсинки. Но ребята не обижаются. Жанка вообще говорит: «Валентина Павловна для меня – лучший стимул. Вот назло ей выучусь, пойду работать и директором школы стану. Пусть синеет от зависти. Сама-то она выше завуча не поднялась. Главное, чтобы Валентина Павловна меня не подвела и пожила подольше».