СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Устроим террор оккупантам
Устроим террор оккупантам
22.06.2021 00:00
Если повезёт, захватим танки

Устроим террорБлиже к старшим классам меня обуяла странная идея – хотя бы немножко побыть «окруженцем». Я даже заразил этим пятерых ближайших друзей. Освобождённая Прага или даже взятый Берлин казались нам слишком лёгким триумфом. Ворваться в Прагу на танке, чтобы тебя забросали цветами, заобнимали девушки, – для настоящего пацана это ни о чём.

А вот холодный, голодный, уставший, в окровавленных бинтах, с последним патроном в обойме ТТ или в затворе винтовки Мосина – совсем другое дело. И последний патрон не для того, чтобы застрелиться, – им надо метко уложить на лесной дороге случайного немецкого мотоциклиста, разжиться «шмайсером», банкой тушёнки и фляжкой шнапса. И пробиваться к своим на восток. А ещё лучше – собрать вокруг себя таких же оборванных, воодушевить их, отбить у немцев автоматы, а если повезёт, захватить парочку танков и рвануть вперёд, круша фашистские тылы.

На сэкономленные от школьных завтраков деньги мы, юные советские «реконструкторы», покупали в военторге форменные зелёные рубашки, сами нашивали петлицы – обычно красного, но лучше зелёного, пограничного цвета, впрочем, был среди нас и «сбитый лётчик». На петлицы нашивали лейтенантские кубари. Никто не хотел быть рядовым, как, впрочем, и генералом. Лейтенант – это молодость, романтика и неукротимая энергия.

Однажды мы выкопали в лесу землянку и настоящий стрелковый окоп. Учились грамотно перебегать шоссе и железнодорожные пути, переплывать реки, форсировать болота. Когда много лет спустя я рассказал маме, как под нами колыхалась настоящая белорусская трясина, она перекрестилась. Я почесал голову.

– А что тут такого? Я и под лёд проваливался, и в бетономешалку со второго этажа падал, и через руль мотоцикла перелетал с другом-десятиклассником.

Мама снова перекрестилась.

– Боженька сохранил, иного объяснения нет.

Будучи «окруженцами», мы даже умудрились всерьёз передраться, решая важный вопрос – пробиваться на восток или продолжать воевать в партизанах. Мы с Вовкой хотели пробиваться, а Мишка с Валиком доказывали, что надо оставаться в лесу и устраивать оккупантам террор. Неужели из-за этого мы порвали друг другу рубашки, разбили носы и поставили фингалы под глазами?

Дома сказали, что на нас напали пацаны постарше, родители поверили.

С тех пор мы с ребятами не виделись. Полвека спустя я провёл расследование и узнал, кто кем стал. Один пошёл по стезе военного врача, другой выбрал путь спецназовца-диверсанта, третий умер от ревматизма, четвёртый отсидел срок. Пацанские судьбы…

Однокашник, выслушав мой рассказ, вздохнул: во дворе его детства отсидели все, кроме него. А он стал полковником, доктором медицинских наук, хирургом. В те времена они жили у моря, ловили с дворовыми пацанами бычков, рапанов и крабов на продажу. На вырученные деньги курили и выпивали. И однокашник был в той компании как все, но почему-то ему одному повезло. Тоже Боженька?

Странное дело, но фильм «Днепровский рубеж» и другие картины о первых месяцах войны, документальная хроника, роман Симонова «Живые и мёртвые», воспоминания, любая «окруженческая» тематика – до сих пор вызывают у меня сбой сердечного ритма. Хотя взрослым умом понимаю: романтикой там не пахло, это была тягчайшая драма, можно даже сказать, катастрофа. Но страна из неё вышла.

Точку в этих подростковых переживаниях-размышлениях поставила моя белорусская бабушка Неля.

– Якая рамацика, Воука? – удивилась она, узнав о наших «подвигах». – Боль, гразь, ужас. Да мяне у хату гэтыя акружэнцы месяца два прыхадзили па начам. Якия яны были? Галодныя, бальныя, раненыя, психованыя и усе злые як чэрти! Усё им аддала – и яду, и прастынки с начными сарочками на бинты, адзёжу-абувку дзеда тваяго, якого немцы забили. Яшчэ самагону спрашывали, але у меня самогон хутка закончыуся, а новага не гнала… Жалуюцца яны – у каго гангрэна, у каго прастуда, у каго панос, а што я магу зрабиць? Павязки, вады калодезнай да бульбы пячонай. Даже сало закончылась. А ящо яны ругали на чым свет стаиць и Гитлера, и Сталина. Гитлера як злодзея, Сталина – за то, што дапустиу гэту катастрофу. Мы ж у саракавым годзе тольки и чули по радио, што хай только нападуць, хай только пасмеюць, так мы их адразу в бараний рог и чераз дзесять дзён в Берлине будзем. Ага, як жа! А ты што, играу у акружэнцау? Найшол у каго играць! Як успомню, так спать начами не магу, ни ести, ни пить не хачу. И балиць злева у грудзи, як успомню. Столька лет балиць…

День памяти и скорби. Так оно и есть.

Владимир ГУД,
Санкт-Петербург
Фото автора

Опубликовано в №23, июнь 2021 года