Ковид загнал нас во Благо. Станицу Благовещенскую в двадцати километрах от Анапы настойчиво рекомендовала коллега жены: «Прекрасное место для отдыха с ребёнком в пандемию».

Впервые решили изменить любимому Крыму, и вот мы здесь, где всё – благо. «Благо-пляж», рынок «Благовест», «У деда во Благе», «Благо-хаус» – названия соседних отелей.

– Во Благе у деда, – ворчу я. – Хорошо, что не у бабы.
– Да ладно тебе, – успокаивает жена. – Терпимо для растительного отдыха. Ну, согласись?

Соглашаюсь. А что – неплохо писать рассказы на затемнённой лоджии прямо над подсвеченным пронзительно голубым бассейном, когда ночные бабочки слетаются из загустевающего сумрака на свет монитора и пляшут на клавиатуре, указуя путь пальцам… А потом в фужер с сухим вином упала божья коровка, и я её спас, и это всех умилило. А назавтра появилось много божьих коровок, особенно у моря, и Верунчик отчаянно их спасала, вынося из воды на горячий песок.

– Папочка, сегодня я спасла сто двадцать три жизни!

А потом коровок стало множество, а потом – тьма, они лезли в глаза, нос и больно кусались.

Благо – синоним мистического города Макондо, вымышленного Габриэлем Гарсиа Маркесом.

– Кубанцы – народ залупастый! – предупредил меня приятель-северянин, рискнувший перебраться жить на Кубань. Именно так – кубанцы, с ударением на «ы», и в правоте приятеля мы убедились в первый же день, по дороге из аэропорта в отель. Наше такси нагло подрезала белая «Тойота», шедшая прямиком через сплошную линию, но водитель её всё равно не пропустил. Тогда лихач догнал нас уже справа, снова подрезал, и мы созерцали неподражаемую феерию жестов и ненормативной лексики. В Петербурге так не принято, а уж если бы до такого дошло – минимум десять раз подрались бы. А тут помахали кулаками и разъехались.

– Нормалёк! – успокоил водитель. – Обычное дело.

Соседи в отеле – со всех городов и весей. Повезло застать бурильщиков из Нового Уренгоя, и я узнал, что такое чача с шампанским – вот это и есть настоящий коктейль «северное сияние»!

– Выпей с нами, Вован! И на хрена тебе этот пляж сдался, пусть там бабы с детьми валяются.

Но вчера они были на пляже, а поздно вечером арендовали за пятьдесят штук огромный детский надувной батут и выгнали этот «авианосец» на рейд. Болтаясь в море на надувном батуте, они бухали. А что? Раз в году имеем право!

Глядя на уренгойцев, понял, что у трансгендерного НАТО нет никаких шансов против этих поддатых загорелых мускулистых мужиков – забьют сапёрными лопатками.

Первым делом перерыл всю станицу в поисках хорошего сухого вина – глухо. А может, уренгойцы и правы, сказав: «Балованный ты, Вова. Пей что наливают».

Накануне отъезда их женщины пошли с детьми на пляж, а мужики, вкусив чачи с шашлыком, грустно пели Розенбаума:

В винном погребке в самом центре станицы, закрыв глаза, медленно дегустирую местное шардоне, пытаясь уловить несуществующие «оттенки». Хозяин смотрит на меня испуганными глазами:

– Что-то не так, брат? Разве сухарь дегустируют? Это ж вода!.. Впервые вижу… Нет, ты лучше мою чачу попробуй!

Из вежливости купил поллитра чачи. За десять дней не осилил и двухсот граммов, но горничная при сдаче номера была довольна.

По станице и на пляж постоянно курсирует «паровозик» из двух вагончиков. Верун просит ездить к морю «на паровозике», хотя до пляжа метров семьсот.

Повзрослела, вытянулась.

– Эй, чья это девочка заплыла за буйки? – восклицают соседи по лежакам.

Боже! Да это ж наша! Неужели наша? Всего десять индивидуальных занятий с профессиональным тренером – и за буйки!

Растительный отдых – пляж утром и вечером, бассейн днём, столовая «Дон Бульон» с домашним, нет, даже ресторанным качеством.

– Ну и как тебе чача? Чего не заходишь? Заходи, сладенького продегустируй! – зовёт хозяин погребка. Отшучиваюсь: «Сладеньким поят б…дей», и слышу в ответ: «Балованные вы там, в своём Питере».

Огромные мясистые пахучие кубанские помидоры покупаю на перекрёстке у Филиппыча. Здесь же картонные коробки с книгами, которые старик за ненадобностью распродаёт отдыхающим из своей домашней библиотеки. С изумлением вижу Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», «Острова в океане» и покупаю книгу за пятьдесят рублей.

– Из Питера небось? – спрашивает Филиппыч. – А то у меня всё больше Донцова спросом пользуется, а ещё Корецкий, Незнанский и Тополь. Люди ментально из девяностых всё никак не выкарабкаются.

Мимо катит тачку чёрный от солнца сосед, и Филиппыч кричит ему вслед:
– Эй, Макарыч! Ты «Унесённые ветром» читал? По телеку глядел? А ты книгу почитай! Почитай, почитай, а то дурнем помрёшь!

Станичные собаки в свободном полёте. Какие там «ошейники с намордниками» – валяются в уличной пыли, высунув языки, совершенно индифферентные к отдыхающим, но мгновенно преображаются, едва на горизонте появляется четвероногий чужак. На моих глазах едва не порвали всем миром огромную ухоженную, воспитанную немецкую овчарку. Умный пёс жался к ногам хозяйки, испуганно поглядывая на местных… Кубанцы – народ залупастый…

«В сельве всё живое занято деловитым и беззлобным поеданием друг друга», – писал мой знакомый путешественник, проживший много лет в Амазонии.

Местные на российских курортах заняты деловитым и беззлобным выколачиванием копеечки из «бздыхов» (отдыхающих и курортников). Бздыхов здесь не любят и боготворят одновременно. И ничего личного – сезон на черноморских берегах короткий, от силы три месяца, и надо дожить до следующего. Вот чем бы занимались во Благе, не будь курортников? Продавали бы друг дружке помидоры, сувениры и самопальный шмурдяк?

Черешню и персики покупаю на рынке у молодой женщины в чёрной футболке с надписью «ХОЧУ ПРОЖИТЬ БЕЗ МАТА, НО Б…ДЬ!». Сразу вспоминаю подрезавшую нас «Тойоту».

– А вы кукурузку варёную попробуйте! Сладенькая. Тыреная, утром в поле наворовала… А что?

«ПОРВУ КАК ГРЕЛКУ!» – грозит плакат на воротах особняка, и портрет висит какой-то не собачий, скорее человечье-свиной.

– Тимур съезжает, – грустно объявляет Верунчик о потере курортного друга-москвича.
– Почему так рано? – удивляется Марина. – Они ведь только перед нами заехали.

Доча закатывает к небу глазёнки, потом закрывает их. Поднимает кверху указательный пальчик и декламирует по памяти:
– Условия проживания не соответствуют заявленному уровню комфорта! Это мама Тимура так говорит!
– Балованная у Тимура мама, – улыбаюсь я.

Конечно, нет предела совершенству, но у семьи Тимура такой же полулюкс, как у нас, – холодильник, телевизор, кондиционер, хороший санузел, горячий душ круглосуточно, во дворе два бассейна, детский и взрослый. Шезлонги, своя столовая плюс возможность готовить. Хозяин Борис кажется вездесущим, на все просьбы реагирует мгновенно, трансфер обеспечивает, бельё достойного качества меняет каждые три дня… Балованная.

На пляже улыбчивые африканцы с энтузиазмом заплетают детям косички, и бизнес идёт в гору. В шутку предложили Верунчику, решительно отказалась! Что там ещё пели нефтяники, употребив чачи с шампанским?

Обугленный на солнце продавец морепродуктов взывает к покупателям: «Подходите, нимфеточки! Выдам по креветочке!»

Верунчик заинтересовалась пилингом, который делают рыбки, но тут же с испугом выдернула из аквариума ножки.

– Для твоих ножек ещё рано, – утешаю я. – Слишком гладенькие, нечего общипывать. Это скорее для мамы.
– А для тебя? – с любопытством спрашивает дочка.
– Для папы лучше подойдёт морской каменный окунь. Помнишь, смотрели на Ютубе, такой большой, размером с машинку «Фольксваген-жук»… Поднимается со дна и задумчиво хрум-хрум.

Заведующая пилингом девушка поперхнулась молочным коктейлем, на прощание попросила:
– Приходите ещё. А ещё приезжайте!

Божьих коровок становится всё больше. На пятые сутки мы впервые не пошли на пляж, но и в отель они уже залетают.

Пляжники стали приносить божьих коровок домой в плавках и купальниках.

– А ты утверждал, что они безобидные и не кусаются, – хнычет укушенный Верунчик.

После отъезда уренгойцев жизнь в отеле, да и во Благе вообще, показалась приторно-растительной, вегетарианской. Невольно вспомнились крымские места – и Фиолент, и Дикая Любимовка, и развесёлый ночной клуб «Уругвайский лётчик»…

– Вовочка! – смеётся жена. – Это всё оттого, что ты напрочь отказал окружающим в страстных похождениях. А между тем даже в нашем отеле жизнь бурлит. Я, как руководитель, наблюдательная. Помнишь две пары средних лет, что вечерами любили курить кальян у бассейна? Накануне съезда накурились так, что разошлись по номерам, обменявшись жёнами. Или мужьями?.. А наутро хмуро завтракали и не глядели друг другу в глаза… Или вон та девушка лет тридцати с кольцом на левой руке? Отдыхает с дочкой и мамой. Рычит на дочку, шипит на маму. Потом привела с пляжа мужчинку. Не из нашего отеля. И закрылась с ним в номере часа на три. Дочка у бассейна хнычет: «Хочу к мамочке!» А бабушка ей отвечает: «Терпи! Дядя мамочку полечит, и тогда пойдёшь». Дядя маму хорошо полечил: перестала рычать и шипеть… Или вон та брюнеточка. Позавчера поссорилась с мужем и ушла в станицу. Вернулась в шесть утра, проходя по бортику, не удержала равновесия, упала в бассейн. Хозяин как раз его чистил водяным пылесосом. Помог выбраться. Так что, Вовочка, всё во Благе имеется, всё во Благе хорошо!

Нет, не могу забыть уренгойцев:
– Слышь, Вован, скажи как доктор, а почему бабы стесняются показывать силиконовые сиськи? Ведь это в натуре резина! Чего резины стесняться, даже если она кожей обтянутая?

Что ещё они пели, парни из Уренгоя?

Рано съехали, хорошие ребята… Или это мы заехали поздно?
Пока не было божьих коровок, Верунчик любила сидеть на лоджии в плетёном кресле и смотреть мультики на моём смартфоне.
– Папа, а давай оставим твой телефон до утра на лоджии, – мечтательно предлагает дочка.
– Это ещё зачем?
– Ну-у… Будут приходить пауки и смотреть мультфильмы.

Пауки живут у нас на лоджии под стрехой и вечерами опускаются на паутинках, как спецназовцы, чтобы посмотреть, как мы пьём вино. Малейшее резкое движение, и они тут же поднимаются обратно.

Божьи коровки умерли на девятый день нашей жизни во Благе. Все сразу и за одну ночь. Накануне о коровках стали отчаянно вещать по телевизору и в интернете. Показывали усыпанные насекомыми лежаки, покусанных курортников. Конечно же, мы подумали, что коровок отравили, как травят на прибрежном лимане комаров. Сказал об этом Филиппычу, в очередной раз покупая у старика мясистые помидоры, и услышал в ответ:
– Их никто не травил. На…блись и подохли.

Филиппыч за свою жизнь во Благе пережил семь десятилетних циклов божьих коровок и знает толк!

Может, приехать к Борису в отель зимой, чтобы, кутаясь в плед на лоджии, писать книгу над бассейном, из которого выпустили воду? В опустевшей станице? В безлюдном отеле?

В последний день узнал, что дорога, по которой мы идём на пляж, в станице называется Свинячьей балкой. Вернувшись в Петербург, порылся в сети и обнаружил, что Свинячьих балок в кубанских станицах и городках не счесть, – традиционный топоним?

Что останется в памяти от Блага? Мерцание монитора в ночи над бассейном, ночные бабочки, указующие пальцам путь по клавиатуре, пауки, спускающиеся в ночи на столик, чтобы смотреть мультфильмы… Утреннее прозрачное море, пока прибой ещё не проснулся и не нагнал к берегу приставучие зелёные водоросли, пахнущие приёмным покоем сельской больнички. Запах помидоров «от Филиппыча». Потрепанный томик Хемингуэя, выпущенный белорусским издательством в 1988 году. Праздник, который всегда с тобой? Мне кажется, эта книга и о Петербурге тоже. Сладкая «тыреная» кукуруза. Паровозик с разомлевшими купальщиками. Молоденькая фармацевт, вздохнувшая: «Увёз бы кто отсюда в даль светлую!..» Приставучий рефрен мужской песни «У бобра вся спина седая». И, конечно же, божьи коровки, жившие счастливо, умершие в одну ночь, напомнившие о Габриэле Гарсиа Маркесе и ста годах одиночества.

Благо – кубанское Макондо с вечно повторяющимся сезонным сценарием. Летом – бздыхи с формулой пляж-отель-пляж-станица-пляж. Зимой – пустые улицы, безжизненные гостевые дома и Филиппыч, пролистывающий у окна нераспроданные фолианты. Возможно, когда Филиппыч перечитает и продаст последнюю книгу, во Благе произойдёт то, что произошло в Макондо в последний день «ста лет одиночества».

– А вам не жалко моря? Вы бы уехали отсюда замуж, скажем, в Уренгой? – спросил я тогда девушку-фармацевта.

– С любимым человеком? Да хоть на Канин Нос! – не задумываясь ответила собеседница.
Божьи коровки по преданию – счастливое послание самой Богородицы, священное насекомое у католиков, с ними не связано ни единой дурной приметы. Благая весть во Благе?

– Сколько-сколько вы потратили вместе с перелётом туда-обратно?! – переспросил, вытаращив глаза, приятель. – Вова, да за эти бабки в Питере я бы две недели двадцать четыре часа в сутки пил новозеландские вина, и по мне елозили бы нагие юные массажистки! На хрена-а-а?
А нам во Благе было уютно, хотя не знаем, вернёмся ли ещё. Мир так велик. Как знать, как знать.

Кстати, во Благе мы ни от кого и ни разу не услышали слова «ковид».