В выданном мне задании значилось: «Для оценки золотоносной россыпи береговой линии Чукотского моря в таком-то районе отобрать пробы весом не менее 1 тонны с береговых песчано-гравийных отложений».

Задание в общем-то лёгкое: полярный день, исправный вездеход, профессионал-водитель (он же пробоотборщик и охотник-рыболов) Юра Ильковский, мешки, лопаты. Решили начать с уже давно знакомого чукотского стойбища Рыткучи; тем более уже больше года не виделись с морскими зверобоями – анкалынами, не слышали бубна шамана, не угощались копальгыном (квашеным мясом морских зверей). Может, повезёт, ещё и успеем на праздник байдары – по случаю первого выхода охотников в море.

Видимость в тундре великолепная. Вот уже показались верхушки яранг (анкалынские жилища из моржовых кож). Дорогу перегородила речка. Реки на Чукотке довольно мелкие, но для вездеходов очень коварные: что такое «разуться» в ледяной воде, в мелком галечнике, – этого до конца дней своих не забудет любой водитель Заполярья!

Не зная броду, не суйся в воду – гласит мудрая русская пословица. Значит, надо узнать о броде. В болотных сапогах с трудом перехожу речку, направляюсь к небольшой кучке людей. Что-то не так сегодня: чем ближе подхожу, тем тревожнее на душе. Чукчи очень гостеприимный народ. Они всегда рады гостю, даже их приветственное «етты» имеет двойной смысл: и «здравствуй», и «расскажи новости, друг». Обычно навстречу бегут дети, затем подходят взрослые. Радостные лица, добрые улыбки… А здесь люди стоят однородной массой и – самое странное – не слышно собак!

Уже можно различить лица. Так, мужчин нет, значит, на байдару опоздали. Одни женщины – стоят, плотно прижимая к себе детей. Впереди Арнаркугсан (Старая женщина, или Хозяйка моря) – жена старейшины с охотничьим карабином наперевес – смотрит на меня с испугом и в то же время, как мне показалось, с надеждой. Если женщина взяла в руки оружие, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Умкы… – вместо ответа на моё приветствие еле слышно прошептала она. – Однако ты чуть не наступил на умку.

Я обернулся и ничего не увидел, кроме сугроба грязного снега.
– Да вот же он, рядом с большим камнем.

Волосы зашевелились у меня на голове: то, что я принял за кучу грязного снега, оказалось спящим белым медведем – я прошёл мимо в каком-то метре от него. Как потом выяснилось, едва зверобои ушли в море, здоровенный самец зашёл в стойбище, разогнал собак и начал опустошать лабаз с продуктами. Сегодня он их практически доел. Помощь со стороны егерей, вызванная по рации Арнаркугсан, катастрофически запаздывала. Что было бы завтра с женщинами и детьми, страшно подумать.

Надо сказать, что белый медведь среди местного люда считается самым опасным, коварным, непредсказуемым и пакостным зверем. Очень плохую память он всегда оставлял всем поколениям людей, населявших эти края.

– Помоги, геолог, убей умку, – просто сказала Хозяйка моря, протягивая мне карабин и обойму патронов к нему.

Оружие мне знакомо – такие кавалерийские карабины нам выдавали в экспедиции на полевые работы, но этот явно был очень старый, чуть ли со времён Гражданской войны. Особое недоверие вызывали позеленевшие патроны.

– Хорошие, хорошие… – закивала седой головой чукчанка.

Ну что же – надо людей выручать. Выбрал позицию метрах в тридцати от хищника, улёгся на принесённой оленьей шкуре и открыл стрельбу по спящему зверю. Промазать с такого расстояния в общем-то невозможно. Как потом оказалось, все выстрелы вместо убойного эффекта произвели на зверя только болевой: или из-за расстрелянного ствола, или из-за некачественных патронов все пять пуль легли в тело животного плашмя, лишь на время оглушив его. Я хорошо помнил правило старых охотников: если уши у зверя стоят, он жив. Уши стояли.

Положение спас Юра со своей двустволкой двенадцатого калибра. Оказывается, он всё это время наблюдал в бинокль за происходящими событиями и подоспел вовремя: его дуплет завершил драму.

Оглянулись на чукчей – их реакция казалась странной: женщины и дети смотрели мимо нас, куда-то совсем в другую сторону. Проследив за их взглядами, мы заметили далеко в тундре движущуюся точку.

– Однако егеря, – крикнула нам Арнаркугсан.

Ну вот, теперь конфискуют убитого медведя!

– Как не вовремя, – ругнулся Ильковский и почти бегом направился к женщинам. Что-то им сказал, человек пять тут же отделились от группы и быстрыми шагами направились к поверженному зверю, на ходу вынимая из своих меховых комбинезонов-керкеров ножи. Я специально засёк время: снятие шкуры и разделка туши медведя весом явно более полутонны заняли не более двадцати минут. Мы помогли отнести всё в ледник, замаскировали снегом следы трагедии.

Вездеход егерей остановился рядом с нашим. Когда они так же вброд перешли речку и подошли к нам, старший охотовед сказал:
– Если здесь Ильковский, мы опоздали – медведь, конечно, убежал, и нам тут делать нечего…

Юра и Арнаркугсан в знак согласия одновременно закивали головами.

Нам показали безопасное место переправы. Через час мы уже усердно махали лопатами, добираясь до золотоносного пласта возможного будущего Клондайка Чукотского моря. А в перерывах «между лопатами» мой напарник мечтал вслух, как ему будет мягко и уютно лежать в полярную ночь на шкуре царя Ледовитого океана. А я молча обдумывал приглашение Хозяйки моря побывать осенью на празднике Кэрэткуна – Хозяина морских зверей.