Ещё находясь в столице Эквадора, я получил сообщение. Ко мне должна прилететь моя подруга Сара из Америки. Она была студенткой факультета экологии, увлекалась Россией, изучала русский язык, любила природу и ненавидела глобализацию.

Я надеялся, что Сара присоединится ко мне в Мексике и мы проделаем путь до Антарктиды вместе. Но Сара задержалась, сдавала экзамены, а я тем временем проехал половину маршрута. Однако дальнейший путь по Эквадору мы проделали вместе.

Сара захотела поехать на термальные источники Папаякта. Я сомневался, что смогу написать о них что-либо интересное, но согласился. Погреться в лечебной воде полезно. Пожалуй, мы заслужили небольшой отдых. Достаточно быстро добрались до посёлка Пифо, но дальше проехать не могли. В воскресенье транспорта не было, нам предстояло идти пешком. Дорога к источникам размашистым зигзагом шла через горы. Через лес можно было срезать немного, но мы не знали дороги.
– Давай наймём проводника, – разумно предложила Сара.

Но я заупрямился. Сам проведу! Что там идти-то? Несколько часов ходьбы. К обеду доберёмся до места. Ни подробной карты, ни джи-пи-эс-навигатора у меня не было. Я ориентировался на путаные объяснения местных жителей, которые плохо говорили по-испански: «Недалеко. Вон там, за горами».

Мы даже не стали брать с собой запас еды, лишь несколько яблок. Вышли из посёлка и отправились по пути, который нам указали. Вскоре дорожка стала уже, от неё отделялись тропки – одна, другая. Через час я не знал, идём ли мы в правильном направлении или уже потерялись. Трава стала выше. Грязь жиже. Лес гуще. Провалившись по колено в слякотное месиво, Сара возмутилась:
– Это никакой не trekking. Это freaking bushwalking! – она всегда переходила на английский, когда злилась. Я смутно разбирался, в чём отличие двух терминов. И то, и другое – пеший поход. Кажется, в первом случае идёшь по тропе, а во втором – её протаптываешь.
– Вернёмся на автомобильную дорогу, – успокаивал я её. – Там нет грязи.

Кроссовки Сары промокли. Мы промыли их в ручье, потом сушили на камне. Полностью они так и не высохли, и Сара надела их влажными.

Выбрались на трассу, долго шли по ней и сильно устали. Закончились яблоки, а затем и сухари. Я перетряхнул рюкзак, надеясь найти хоть что-нибудь съестное. Нашёл пачку китайской лапши, но у меня не было ни горелки, ни спичек, ни посуды. Да и развести костёр у нас бы не получилось: местность каменистая, ни одной сухой ветки. Не подготовился к длительному походу, да и не рассчитывал на него.

Дорога не заканчивалась и всё время шла вверх. В одном месте от скалы отвалился кусок, и стала видна россыпь осколков обсидиана. Вулканическое стекло! Из такого древние люди делали ножи и наконечники для копий. Я подобрал несколько самых красивых кусков гладкого чёрного камня и сунул в рюкзак. Но идти и без того было тяжело. Сначала я избавился от самого большого, а через пару километров выкинул остальные. Вряд ли я буду делать обсидиановый нож или копьё.

Голова гудела, немного подташнивало. Кажется, мы поднялись на 4 тысячи метров. Может, и хорошо, что шли впроголодь.

Но есть очень хотелось. Я накрошил лапшу в пластиковую бутылку. Залил водой. Немного подождал в надежде, что разбухнет. Заваренная холодной водой лапша была ужасна на вкус.

Измученные, мы продолжали идти, и я всё надеялся, что из-за очередного поворота откроется вид на деревню, но этого не было. Сара не выдержала:
– Я дальше не пойду. Не могу! – она села на дорогу и заплакала.
– Всё в порядке. Останемся здесь.

Мы поставили палатку на обочине. Если днём по дороге никто не проехал, то и ночью движения не будет. С наступлением темноты похолодало, и мы кутались в привезённую Сарой из Америки фольгу. Такой накрывают потерпевших бедствие. Считается, что она хранит тепло. Я бы предпочёл, чтобы вместо фольги у нас было шерстяное одеяло, но выбирать не приходилось. Грелись друг об друга.

Утром нас разбудило солнце. Дорога пошла вниз, и мы благополучно вышли к посёлку. Оказалось, что и ночевали недалеко.

Мы с Сарой пересекли горы и отправились в джунгли Амазонии. Добрались до долины реки Пастаса – одного из притоков Амазонки. Здесь в деревне Котокоча проживали сорок индейцев кечуа. Ещё более настоящие, чем их горные собратья.

Договорились с вождём, что поможем индейцам строить соломенные хижины. За это нам разрешили остаться в деревне на несколько дней и пообещали кормить.

Освальдо, так звали вождя, сам был не кечуа, а из племени шуаров – тех самых, коллекционеров сушёных голов. Он свободно говорил на языках обоих племён и испанском.

– Я не помню своей матери! – рассказал он. – У мужчин-шуаров много жён. И все дети общие. К кечуа я попал ребёнком. Во время войны меня забрали в качестве трофея. А я сделал карьеру – из раба в вожди племени.

Работа, которую поручил нам Освальдо, оказалась несложной. Нужно было собирать листья пальмы и рубить бамбуковые жерди. Индейцы ставили хижины на высокие сваи, чтобы не заливало дождём и от диких зверей подальше. Стены собирали из жердей, крышу покрывали листьями. Раз в четыре года такую крышу нужно менять, она успевает зарасти орхидеями и прочими тропическими лопухами.

Кормили нас три раза в день. На завтрак, обед и ужин подавали варёный корень юкки и рыбу шигли, запечённую в листьях. Рыбу ловили в местной реке. Это была какая-то древняя рыба, буквально ожившая окаменелость. Вместо чешуи у неё панцирь, как у креветки, а плавниками она как ногами перебирает по дну реки.

На десерт мы с Сарой срывали один из ананасов, они росли вокруг нашей хижины как сорняки. Запекали ананас на углях по-индейски. Получалось вкусно.

В племени к нам относились спокойно и без интереса. Дети не бегали следом и не попрошайничали. В деревне каждый знал своё дело и на лишнее не отвлекался.

В свободное время мы гуляли по лесу. Он был загадочный и влажный. На деревьях висели осиные ульи, похожие на вымя гигантской коровы. Муравьи тягучими тёмными потоками пересекали тропу, и нужно было перескакивать эти потоки с разбега, чтобы не попасть в них ногой. Невидимые в густой листве, орали тропические птицы, так пронзительно и настойчиво, как будто им страшно надоел этот лес и хотелось переселиться в комфортабельный зоопарк в Северной Америке, о чём они и сообщали потенциальным птицеловам.

По ночам таинственная Амазония обступала нас ещё плотнее. Джунгли были рядом, за бамбуковой стенкой хижины. Они трещали, свистели, шептали.

На мой ботинок попыталось забраться многоногое существо, похожее на щётку для волос и покрытое коричневыми шипами и гребнями.

– Уходи, уходи отсюда, – подталкивал я существо к выходу на улицу. – Мы не сможем стать друзьями.

Возле нашей хижины мы не видели крупных зверей. Зато здесь были сколопендры длиной с мою ступню. Кузнечики, притворяющиеся листиками. Пауки, сверкающие всеми цветами радуги. И какие-то совсем невероятные рогатые твари… пугающие, копошащиеся, щёлкающие жвалами.

Наше амазонское приключение не продлилось долго. Спустя несколько дней Сара решительно заявила:
– Давай уедем отсюда. Мне надоело каждую ночь смотреть сны про насекомых со многими ногами.

Меня эти сны тоже начали утомлять.

Погоня за членистоногими

Из джунглей мы выбрались в Ингапирку. Там находилась самая большая крепость в Эквадоре, построенная до прихода испанцев. Неподалёку высилась священная скала, очертаниями напоминавшая лицо древнего бога инков. Нос у бога был выдающийся. Сара попыталась сфотографировать мой профиль на фоне скалы, чтобы поймать сходство между мной и носатым богом.

Внизу под скалой стоял алтарь, на котором приносили в жертву лам и морских свинок. Но сейчас это место заросло колючими кустами.

Мы поставили палатку возле скалы, развели костёр и стали смотреть на огонь.

– Ой, смотри, краб! Откуда он здесь взялся? – развеселилась Сара. По земле бежал крошечный крабик, выставив перед собой огромную клешню. – Краб! Краб!

Сара встала в позу краба и попыталась бежать боком. Краб из неё получился довольно забавный. Вдруг за спиной я услышал хруст гравия. Сара тоже обернулась, смутилась и застыла на четвереньках.

– Ола! Буэнос ночес! – к нам заявилась делегация. Индианки в длинных юбках и шляпах-котелках, а с ними орава детишек. Женщины улыбались, а дети хихикали и пытались изобразить крабов.

Индейцы пришли на свет огня просто так, из любопытства. Мы пригласили их присоединиться. Маленького костра стало недостаточно, ребята приволокли ствол сухой пальмы и бросили в огонь. Когда дерево загорелось, из него повыскакивали жуки и скорпионы и разбежались по сторонам.

– Жук! Жук! – дети со смехом начали их ловить. Чумазый мальчишка лет восьми попытался достать самого толстого скорпиона ногой, но тот ловко уклонился от карающего шлёпанца, пронёсся зигзагом, высоко задрав опасный чёрный хвост, и скрылся в густой траве. Сколько же тут членистоногой живности!

Индейцы посидели с нами, а потом ушли. Их дома находились неподалёку. Они звали с собой, но мы решили остаться в палатке. Может быть, зря. Ночью мы замёрзли и с сожалением вспоминали жар вечернего костра и гостеприимное предложение местных жителей. В Эквадоре шутят: времена года здесь меняются в течение суток. Днём – лето, вечером – осень, ночью – зима, а утром – весна. К счастью для нас, весна наступила быстро – с рассветом.

Отогревшись в лучах солнца, мы выехали в сторону Куэнки. Дорога шла между склонов, засеянных ячменём и кукурузой. Издалека горы с распаханными полями были похожи на огромные шахматные доски. Вот только ни королей, ни королев здесь не было. Лишь крестьяне с мотыгами.

Шляпа-панама

В городе Куэнка невысокие дома, крытые красной черепицей, и огромные причудливые церкви. В цветных витражах соборов библейские символы и сюжеты соседствовали с языческими – солнцем и луной, а у Святой Девы была смуглая кожа, как у индианок.

Зашли в женский монастырь Кармен-де-ла-Асунсьон.

– Смотри, это же куй! – воскликнула Сара.

На картине был изображён сюжет «Тайной вечери». На тарелке перед Иисусом лежал жареный куй – морская свинка. Вокруг сидели апостолы, перед ними тоже стояли блюда с эквадорскими деликатесами.

Мы вышли из церкви и отправились в ресторан, чтобы перекусить. Я был голоден, но от разрекламированной апостолами морской свинки мы отказались. Вместо этого съели по куску жареной курицы.

Повсюду на рынке продавали шляпы из пальмовых листьев. В Куэнке такие шляпы называются «панамы».

– Я тебе нравлюсь? – примерила Сара плетёную панаму. В шляпе она была похожа на латиноамериканку. Такая же черноволосая и загорелая.

Плести головные уборы в Куэнке начали с приходом испанцев, то есть ещё пять веков назад. Но особенную популярность эти шляпы приобрели в XX веке, во время строительства Панамского канала. Они были лёгкими, удобными и дешёвыми. Рабочие из Эквадора плели их себе и товарищам. Крутившиеся на стройке американские дельцы стали называть такие шляпы panama hat и наладили их экспорт в США и Европу.

В Эквадоре любят шляпы. На севере в горах популярны тёплые войлочные шляпы и старомодные котелки. В центральном Эквадоре предпочитают белые котелки с помпонами. На побережье и юге пользуются спросом широкополые плетёные сомбреро. Лишь в джунгли Амазонии не проникла шляпная мода. Там от уборов из птичьих перьев сразу перешли к бейсболкам с надписью «Я люблю Нью-Йорк».