Год нынче урожайный
01.10.2021 00:00
Родители за мной не успевают

Год нынчеЯ всегда стремлюсь сюда, в богом забытый уголок, где единственный проходящий поезд приостанавливается на две минуты и по сигналу вокзального колокола, как бы извиняясь за задержку, спешно покидает перрон.

Как всегда, несмотря на позднее время, меня встречают. Несколько шагов, и я таю в объятиях мамы.

– Люся, доченька, наконец-то!

Обнимаю отца и целую в мокрую щёку.

– Ты плачешь, пап?

Новости, новости… Кажется, им не будет конца. Я дома. Можно расслабиться, снять чудовищное напряжение последних дней и насладиться вкусом лучших в мире яблок. В родительском доме люблю прохладу комнат, свежесть некрашеных полов, немудрёный интерьер.

В считаные минуты на столе появляется тушёная картошка с жестковатой курицей, домашнее яблочное вино в узорчатом старинном кувшине, нарезанный крупными ломтями хлеб. Ждали.

Первый тост – за встречу, второй – за то, чтобы всё было хорошо, третий, как положено, – за любовь. Захмелев, отец начинает рассказывать о хозяйстве. Обстоятельно, явно надеясь на понимание.

– Год нынче урожайный, яблок полно. Куда девать будем?

Я изображаю восторг, а вот совет дать не могу. Это несколько раздражает отца, и он идёт в наступление:
– А знаешь ли ты, дочь, сколько у нас кур? Не знаешь? Эх ты, трын-трава, поверх леса растёшь!

Неожиданно рассердившись, прервав семейную идиллию, отец уходит спать. Мама, пытаясь загладить неловкость, меняет тему:
– А женишок-то у тебя есть, Люся? Вон, Светка Кудрявцева недавно замуж вышла. Ха-ароший парень, видный. Теперь все твои одноклассницы замужем.
– Ладно, мам, давай спать, поздно уже.
– Вот и поговорили…

Вечная проблема отцов и детей. И никто не виноват. Наше отчуждение пришло со временем. Родители вывели меня на жизненную дорогу. Я, спотыкаясь, падая, медленно по ней пошла. Старческими руками они поддерживали меня, подстилали соломку. Я становилась увереннее и, казалось, больше не нуждалась в поддержке. Родители, не успевая за мной, остались позади. И не было у них сил догнать, а мне не хотелось дожидаться. Так и перекликались на расстоянии. Оно постепенно увеличивалось, и вот мы почти не слышим друг друга.

От этих мыслей стало не по себе. Захотелось прижаться к родному плечу, заплакать, попросить прощения и рассказать, как, не позволив вытереть о себя ноги, я осталась без работы, как предал близкий человек, как неуютно и одиноко мне в мире.

– Мама?

В ответ тишина. Спит – намаялась за день.

Я вышла на крыльцо. На дворе август. Темнота проглотила старый сад, цветочные клумбы, хозяйственные постройки, летнюю комнату, где мне постелили, и скрыла от человеческих глаз следы начинающегося разрушения. Как легко в темноте поверить, что осень, как в природе, так и в человеческой жизни, наступит не скоро.

Проснулся задремавший на время ветер. По крыше летней комнаты, отбивая непонятный ритм, застучали яблоки. Ещё порыв. Яблоки хлынули потоком, покрывая необычным ковром и крышу, и влажную от ночной росы землю.

В мягкой, удобной постели я засыпала под музыку яблочного дождя с последней грустной мыслью: «Правильно сказал отец – трын-трава. Ни мужа, ни детей, ни постоянных привязанностей, ни работы. Чего в жизни добилась?»

А потом сон, как калейдоскоп: цветные, в определённом темпе меняющиеся картинки.

Раз, два, три… Зелёно-голубой узор. Почти сказочный лес, три дома на опушке: моя малая родина – лесхоз, где отец работал директором. Здесь я искала «на неведомых дорожках следы невиданных зверей», потому что на первой пластинке, появившейся в доме вместе с патефоном, были сказки Пушкина.

Раз, два, три – смотри. Вытянувшееся на несколько метров мрачное одноэтажное здание – школа. Туда каждое утро спешили мама и старшие сестры.

Блондинка на дереве в модном пальто и шляпе – это я в пятилетнем возрасте. Пальто, шляпу и детскую сумочку на последние деньги купила по моей просьбе, сопровождаемой безысходным рыданием, старшая сестра Галя, которая училась в Ленинграде. Как откажешь любимой сестрёнке? Моим желаниям не было конца. Используя проверенное средство – слёзы, я просила сестру взять меня в кино, обещая вести себя хорошо. Доверчивая Галя шла пешком пять километров в поселковый клуб со мной на закорках. О сложностях долгого пути можно не вспоминать, но едва в зале гас свет, я начинала проситься домой – сначала шёпотом, потом громче и, наконец, переходила на крик.

– Уведите ребёнка, не мешайте смотреть! – выражали неудовольствие зрители.

И бедная Галя, снова посадив меня на закорки, пускалась в обратный путь.

Цветные стёклышки калейдоскопа складываются в новый узор. Узнаю! Сосед, дядя Панкрат, везёт на старой убогой кляче бочку с водой. Лошадь слепая на один глаз, как и хозяин. Только он не видит правым, а она – левым. Отсутствие глаза Панкрат скрывал грязной повязкой из бинта. А пустую глазницу лошади мог видеть каждый. Мне было невыносимо больно смотреть, как лошадь и хозяин совместными усилиями избегали придорожных кустов.

…И снова в калейдоскопе хаос. Наконец определились чёткие контуры женской фигуры. Это тётя Маня, приехавшая из Сибири погостить, внесла разнообразие в нашу жизнь. Желая доставить мне удовольствие, она привязала санки к хвосту тёлки Марты, посадила в них меня и взбодрила её хворостиной. Марта взяла с места в галоп и понеслась по пням и кочкам. Хвост оторвался – я вывалилась из саней. Более искренних слёз запоздалого раскаяния я не видела никогда.

…А это возле меня крутится поклонник, пятилетний Лёшка. Я намеренно его не замечаю. Проходит пять, десять минут. Наконец Лёшка не выдерживает:
– Люся, я узе ухозу.

В ответ – молчание. То же, но с другой интонацией:
– Я узе ухозу, Люся!

Из вредности или из упрямства я по-прежнему не уделяю никакого внимания молодому человеку.

– Люся, я узе усол, – изрекает кавалер, не трогаясь с места.

…Неожиданно вместо ярких, живых красок в калейдоскопе появляется зловещая тень. Это мой детский страх. Сейчас тень материализуется в соседа Виктора, недавно вернувшегося из тюрьмы. Мой папа, разговаривая с ним, неудачно пошутил, намекнув на уголовное прошлое:
– Виктор, не твой лом возле магазина лежит?

Этих слов было достаточно: мы приобрели врага и потеряли покой. Ночами я дрожала от страха, прикидывая, какими путями Виктор проникнет в дом и каким способом он с нами расправится.

…Без всякого перехода – новая картинка. Это тоже мой страх. Резко затормозила проезжающая машина. В начале 50-х «воронки» приезжали ночью, и скрежет тормозов леденил душу. Стоило фарам разрезать ярким светом темноту комнаты, как я покрывалась липким потом в ожидании самого страшного. Несколько ночей в доме никто не спал: отца предупредили о возможном аресте. Хотя вины за собой не знал, он надел болотные сапоги, дождевик, взял ружьё, патроны, нехитрый провиант, попрощался и ушёл в ночь. Несколько суток отец скрывался в лесу. Моё воображение рисовало страшные картины. К счастью, тревога оказалась ложной, и поседевший, постаревший отец вернулся домой.

…А вот тётя Матрёна. Её позвоночник параллелен земле. Много лет, работая свинаркой, она носила на коромысле тяжёлые вёдра. После войны три года отсидела в тюрьме за горсть сорванных в поле колосьев. Её маленькая дочь Вера осталась на попечении золовки, а та куска хлеба лишнего не имела. Вернулась из тюрьмы Матрёна – ни кола, ни двора, ни счастья. И пошла куда глаза глядят. Счастья так и не нашла, но всю оставшуюся жизнь Матрёна и Веруня находились под опекой нашей семьи.

Светлая была женщина. Не обозлили её ни голод, ни вечная нищета, ни тяжёлый труд, ни вопиющая несправедливость. Получить от тёти Матрёны в подарок тряпичную куклу – радость необыкновенная. Такой красавицы не было ни у кого. Волосы из пакли украшал огромный бант, лицо нарисовано цветными карандашами. Одетая в русский праздничный сарафан и тряпочные башмачки, она затмила бы красотой любую современную куклу.

А вот опять я. Стою за печкой в классе, сушу одежду и размокший букварь. А Нинку, мою одноклассницу и подружку, сердитая учительница Анна Алексеевна, по совместительству её мать, бьёт головой о парту.

«Она ей своя, – думала я, нисколько не осуждая одну и не жалея другую. – Поделом Нинке, виновата, есть за что».

По дороге в школу мы покатались на подтаявшем льду озера, вымокли и опоздали на урок.

…Вот я на подоконнике в полный рост, прислонив к стеклу учебник истории старшей сестры, вслух описываю картинки, запечатлевшие важные события. Фантазия бьёт ключом. Вожди и герои переворачиваются в гробах, протестуя против наглого вторжения в историю. Я учусь во вторую смену, дома одна, абсолютно самостоятельна, и времени для занятий такого рода предостаточно.

…И снова зелёно-голубые оттенки в калейдоскопе. Мы с папой на охоте. Идём вдоль реки в надежде подстрелить уток.

– Люсёк, – говорит папа, – а не пробежишься вон по тем камышам? Там утки должны быть.
– Как, папа? Там глубоко, а сапоги короткие.
– Настоящий охотник ничего не боится, – говорит он, и я покорно выполняю обязанности собаки Динки.

Мой папа очень хотел сына, но родилась я, четвёртая дочь. И пришлось отцу с мечтой расстаться, а меня научить тому, что должен уметь, по его мнению, настоящий мальчишка. Я хорошо стреляла, ориентировалась на местности, была неприхотливой и выносливой. Он водил меня по лесу, показывал потаённые, глухие, только ему известные грибные места. Я видела нетронутые земляничные поляны небывалой красоты. А однажды мы нашли человеческие останки. Видно, во время войны кто-то, скрываясь от преследования, забрёл в глухомань, а выйти не сумел. Сможем ли выбраться мы?

…Цветные стёклышки калейдоскопа застыли. Меня охватило чувство тревоги и безысходности.

– Ми-илочка, просыпайся. Милочка! – так ласково звала меня только мама. Захотелось прижаться губами к её тёплым рукам и надолго замереть.

Раннее утро. Отец, стоя на крыльце, кормит кур размоченным в воде хлебом и неодобрительно покрикивает на самых шустрых и наглых.

– Видишь, Люсь, сколько кур? Считай. Смотри, какие красавицы! Ни у кого таких в посёлке нет, – он, видимо, решил продолжить моё воспитание.
– Удивительные создания! – с долей иронии соглашаюсь я.

Яблоки, как разноцветные стёклышки калейдоскопа из сна, лежали на крыше, на земле, на крыльце дома. В воздухе царил густой яблочный аромат.

Вспомнились слова отца: «Настоящий охотник ничего не боится! Надо действовать, надо уметь за себя постоять. Жить добрыми и чистыми помыслами».

На душе удивительно легко и спокойно. Что за редкое чудо этот яблочный дождь!

Людмила ТАБАКОВА,
г. Сосновоборск, Красноярский край
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №37, сентябрь 2021 года