Однажды в нашем академическом театре случился большой праздник – юбилей народной артистки СССР. Возраст юбилярши не уточнялся, возможно, ей стукнуло 75 или 80, но, на мой взгляд, все сто. Гранд-дама являлась лауреатом Ленинских, Сталинских и прочих премий, так почему бы и нет? Впрочем, блистательные роли лирических героинь остались позади, Васса Железнова и Раневская тоже сыграны, а парочка «съеденных» режиссёров и по совместительству бывших мужей бесславно канули в Лету. Теперь железная бабушка играла исключительно бабушек.

Ради народной артистки в репертуар брали пьесы по единственному принципу – там должна быть хорошая роль для возрастной актрисы. Периодически народную привозили в театр на «скорой», но едва она ступала на сцену, происходило чудо. В огнях рампы актриса оживала: пела, плясала, а уж играла так, что зал аплодировал стоя. С народной я почти дружила, хотя на премьерном спектакле мы сильно повздорили.

По тексту пьесы, в одной из сцен бабушка, защищая внучку, плюхается мне на колени и что-то горячо отвечает немецким захватчикам. На репетициях всё шло хорошо, но на премьере народная артистка так обильно окропила себя духами, что я начала задыхаться, надрывно кашлять и чихать. Драматическая сцена оказалась под угрозой срыва, но ветеранша не растерялась. Она обняла меня так крепко, что чуть не задушила, и заголосила отсебятину: «Не видите – больная она, нельзя ей на работы!» А за кулисами устроила настоящую головомойку.

– Если болеешь, сиди дома. Второй состав играть будет.
– Вы на себя флакон духов вылили, – кашляла я. – У меня аллергия.
– Балда, – презрительно отозвалась звезда советского театра. – Это шанель номер пять.
– Да хоть сто двадцать пять! – не растерялась я. – Когда на генеральном прогоне гримёры мне накрасили губы, вы заставили умыться, сказали, что это «вне правды жизни». Так и бабушки в деревнях французскими духами не пользовались.

Прима перестала орать, пробормотала «логично» и гордо удалилась. А театральные доброжелатели передали мне её слова: «Хорошая девочка, крепкая. Такие в театре выживают».

В день юбилея в фойе театра водрузили трон, на котором величественно восседала народная артистка в костюме императрицы. Все актрисы, наряженные фрейлинами, скромно топтались за спинкой или примостились на корточках в ногах у великой актрисы. По красной дорожке к трону спешили с поздравлениями уважаемые люди. Пришли шишки из обкома и райкома.

Я исхитрилась избежать этой повинности, заявила главрежу, что вечером играю спектакль с юбиляршей и должна морально подготовиться. Но к трону всё же подошла, голову склонила и присела в глубоком реверансе. Примадонна уральской сцены ласково потрепала за щёчку:
– Молодец. Всё правильно делаешь.

Произнесла это, почти не разжимая губ, но так, чтобы все окружающие услышали. Вот оно, мастерство.

Спектакль удался на славу. Вся авансцена утопала в корзинах с цветами. Народная артистка на поклоне взяла меня за руку и подвела к краю сцены. Это казалось вполне логичным, ведь я тоже играла главную роль, но жест выглядел ещё и как послание потомкам: «Вот она, моя преемница».

Банкет был шикарен. Шли голодные перестроечные годы, однако на каждом столике красовались колбасы, красная и белая рыба, икра, экзотические фрукты и прочие яства. А уж коньяк и шампанское вообще текли рекой. Правда, меня посадили за столик не с народной, а с завцехами, музыкальным и художественным. Но эти происки завистников я пережила спокойно.

Прошла торжественная часть с речами и поздравлениями. Затем состоялся капустник, и начались танцы. Когда юбилярша и важные гости отбыли восвояси, молодёжь продолжила веселиться на полную катушку. Домой я не поехала, легла спать в гримёрке на кушетке. Проснувшись, спустила ноги на пол и вдруг вскрикнула от острой боли.

Где и когда вчера ухитрилась подвернуть лодыжку, не помнила. Подумала – хорошо ещё, что сегодня нет ни утреннего, ни вечернего спектакля. Чертыхаясь и прихрамывая, поплелась домой.

Вот именно с того дня всё и началось. На ровном месте постоянно спотыкалась и падала. Всё время ходила в синяках. Волосы выпадали клочьями, я чесалась, как паршивая собака, кожа слезала пластами. На лице высыпали прыщи, на пальцах панариции. Да ещё на шее вылезла непонятная шишка. Зоб, что ли?

Перед спектаклем зашла к народной артистке поздороваться. Она критически оглядела моё бледное, ещё не загримированное лицо.

– Что-то неважно выглядишь. Болеешь?
– На запчасти разваливаюсь, – пожаловалась я.

И принялась перечислять болячки. Звезда терпеливо слушала, потом поинтересовалась:
– А на шее что?
– Да чёрт его знает. Надо бы к доктору сходить.
– Доктор не поможет, сглазили тебя, – вынесла неожиданный вердикт артистка. – К целителю надо.

Я захохотала.

– К кому? А почему сразу не к бабке в деревню?

Но в этот момент из зуба выпала пломба, и я чуть ею не подавилась.

– Дам тебе один телефон, – покачала головой пожилая прима. – Позвони, запишись на приём.

Серый дождливый осенний день, восемь утра. Болит всё тело. Причин ненавидеть окружающий мир у меня более чем достаточно. Я оказалась в невзрачном двухэтажном домике со множеством непонятных контор.

В конце коридора на двери красовалась написанная от руки табличка «Энерготерапия». Толстая тётка в коридоре подёргала меня за рукав:
– Девочка, пропустишь без очереди? Уж так мне плохо, так плохо.
– А мне, по-вашему, хорошо? – огрызнулась я. – И мне на работу к десяти.

По коридору быстро прошагал мужчина. Высокий, черты лица будто вырублены топором. Длинные волосы до плеч, какие-то сальные, словно давно не мытые. Принялся ковырять ключом в замке. «Урод», – подумала я. Мужик резко обернулся, и я испугалась: неужели вслух сказала?

– Знаете, девушка, вам ко мне не надо, – мужчина смотрел на меня беззлобно, но строго. – Завтра приходите, если не передумаете. Заходите, женщина, вижу, плохо вам.

Слегка обалдев, я удалилась. Что это было? Решила на следующий день обязательно прийти.

– Вроде меня сглазили, – начала я трагический монолог. – Конечно, не верю во все эти глупости, но если такое всё же бывает, то знаю день, когда это случилось.
– Даже так? – усмехнулся длинноволосый волшебник.
– В театре праздновали юбилей ведущей актрисы. Мы вместе играли спектакль, я всё время была на виду, красивые платья меняла раз пять. Меня хвалили, восхищались, говорили комплименты.
– Ну и позавидовали, – продолжил маг. – На кого думаете?
– Это же театр, там на кого угодно подумать можно.
– Ладно, пойдём другим путём, – кудесник сложил ладони лодочкой и принялся крепко тереть. – Закройте глаза и вспоминайте тот день с самого утра, очень подробно. Что делали, что говорили, с кем встречались.

Глаза-то я закрыла, но крохотную щёлочку под ресницами оставила, дабы видеть, что целитель будет делать дальше. Он разжал ладони и совершил два широких пасса, влево и вправо. А меня сильно мотнуло в сторону, чуть со стула не свалилась и громко взвизгнула.

– Не надо хитрить, – услышала голос мага. – Вы за помощью пришли? Нет? Тогда уходите. Или сидите и не бойтесь, я просто на вас настраиваюсь.

Пришлось извиниться, смириться и пуститься вплавь по волне памяти.

Вот утром вхожу в театр, кажется, забыла поздороваться с пожилой вахтёршей. Вот народная артистка треплет за щёку, а из-за её спины подружка Ленка в дурацком парике в шутку показывает мне кулак. Вот спектакль, в финальной сцене держу долгую паузу. Коллеги обычно злятся. Но примадонна сказала: коль взяла паузу, держи сколько можешь, а остальные пусть в это время её отыгрывают.

Банкет. Подкатывал заведующий музыкальным цехом, расточал комплименты, предлагал дружить нежно. Я спросила: а его жена не против такой дружбы? Художница всегда поглядывала на меня высокомерно, а тут предложила выпить на брудершафт, поцеловаться, перейти на «ты». Ответила ей нецензурно.

Танцы. Кажется, я хотела исполнить канкан на столе. Попросила кое-кого помочь взобраться…

– Стоп! – волшебник громко хлопнул в ладоши.

Я резко открыла глаза, крепко стукнулась попой о деревянное сиденье и брякнулась так, что закачался стул. Что это? Я же вроде на нём сидела? Или висела в воздухе?

– Пьяные были? Кто-нибудь падал?
– Там трезвых не было. Может, кто и падал, не помню, – испуганно промямлила я.
– А на столе? – потребовал ответа целитель.

И тут я сразу всё вспомнила.

Я не собиралась танцевать канкан, просто не знала, как отвязаться от назойливого ухажёра. Какой-то чернявый парень настойчиво требовал продолжения банкета, но у него дома, и был готов выполнить любой мой каприз. На стол мы залезли вместе, но я подставила подножку, и парень упал. Не сильно. Я пожалела его и отправила на вахту ждать меня, пообещала, что соберусь и быстро выйду. А сама завалилась спать в гримёрке.

– Ну, вот он, злодей, который и пожелал вам всех «радостей жизни», – усмехнулся волшебник. – Очень он хотел. А вы обманули, обидели.
– Я его даже не знаю, он не работает в театре, – принялась оправдываться я. – Сколько себя помню, всегда так делала, когда не хочу продолжать знакомство.
– Ну, обычно вы попадали на светлых людей, а тут не повезло, он оказался темнее вас.

Я даже возмутилась:
– Неправда! Я хорошая, никому не желаю зла. И животных люблю.

Честное слово, была готова расплакаться. «Тёмные», «светлые» – что за мракобесие? Но экстрасенс принялся объяснять, что люди по ауре располагаются на невидимом световом спектре, начиная от самого светлого, а дальше серее, темнее – вплоть до чёрного мрака. Горе тому, кто обидит человека темнее себя, отсюда сглазы, порчи и проклятия. Но это так в народе говорится, а волшебник занимается тысячелетней наукой, йогой. Только не той, которая о сидении на гвоздях, а иной, уходящей в древние духовные практики. Это совсем другое. Главное – познание самого себя, а затем достижение гармонии со всем миром.

– Работать над собой будете? Тогда смогу помочь, – предложил целитель.

Я удручённо кивнула. Потому что на днях открывала холодильник и вывихнула запястье.

Мы общались почти месяц, делали гимнастику, но в основном разговаривали. И за это время йог практически вывернул меня наизнанку. Пришлось признаться во всех своих страхах, обидах, комплексах, недовольстве собой и окружающими.

В последнюю нашу встречу он снова попросил закрыть глаза, представить очень ярко того чернявого «злодея» – как тот говорит, смеётся, смотрит, ходит. А потом следует произнести: «Возьми своё, отдай моё и уходи!»

После этих слов у меня словно тяжёлая накидка упала с плеч. Даже дышать стало легче.

– На вашем месте я бы продолжил заниматься. Могу пригласить на семинар, научить выполнять асаны, – осторожно предложил мастер йоги. – У вас есть потенциал.

Но в то время я хотела не асан, а славы великой актрисы. Стать такой же, как примадонна.

– А она у вас занимается? – пристала я к магу. – Поэтому и живёт почти вечность?
– Вечность понятие относительное, – уклонился йог от ответа.

Болячки у меня прошли, волосы распушились, пломбы в зубах держались исправно. Шишка на шее оказалась доброкачественной кистой, удачно сделали операцию, наложили почти невидимый шов.

Через год я собралась ехать в Италию и, сама не знаю зачем, снова пришла к йогу. Он был на меня слегка обижен за то, что не приняла его предложение и не пожелала заниматься развитием личности.

– Не понимаю, чего вы хотите? – раздражённо спросил волшебник. – Чтобы я погадал на дорогу, в каком казённом доме встретите червового короля?
– А можете? Я его точно встречу? И сколько это будет стоить?

В кармане болтались 3 тысячи – чудеса бесплатно не делаются. Думала и волновалась: хватит ли. Больше не было. Йог смотрел на меня грустно, как на пропащую дуру.

– Дорога будет длинная, испытаний много. Но ничего страшного не случится, поставлю защиту. Да, три тысячи хватит.

Больше мы не виделись. Но маг не обманул: на чужих берегах моя дорога вышла длинной, почти в пять лет. Испытаний выпало немало. Но ничего страшного со мной не случилось.