Помню пятидесятые годы, когда старшая сестра Таня выходила замуж. Свадьба была скромная, плясали под гармонь, гитару, было весело. Молодых поздравляли, желали долгих лет. А потом муж увёз её из села на Север, по комсомольской путёвке. Устроились на работу, получили небольшое жильё в деревянном бараке. Там через несколько лет и родилась их первая дочь Вера.

Уже с пелёнок она показывала характер. Её первым словом было «мама» – ничего особенного, так у большинства детей, но моя сестра Таня радовалась этому, как чуду. Подрастая, Верочка начала понимать, что мама выполнит любой её каприз, и пользовалась этим.

Я повзрослела, и Таня позвала меня жить к себе. Я была рада шансу вырваться из деревни, собрала пожитки и поехала к ней. Устроилась работать в цех обжига, мне дали комнату в общежитии, появились новые знакомые. Встретилась с будущим мужем.

Тем временем у Тани семейная жизнь разлаживалась, с супругом начались проблемы, но она всё равно решила родить второго ребёнка. Хоть я и говорила ей, что детьми мужа не удержишь. И вот на свет появилась доченька Надя. Поводом для радости стало не только её рождение, в это же время Таниной семье дали квартиру со всеми удобствами.

Поскольку Вера старшая, ей приходилось сидеть с младшенькой. Вера ревновала мать к Наде и делала всякие гадости, за что, разумеется, получала. Девочки росли. Надя донашивала одежду сестры. Вкусности, купленные в магазине, Вера припрятывала для себя в укромном месте.

Отец ушёл из семьи, и Таня осталась одна со всеми проблемами. Вера пошла в школу. Отводить Надю в садик и забирать оттуда приходилось ей, что вызывало у неё постоянное раздражение. Так и росли девчата, не понимая друг друга, словно чужие. Выросли, вышли замуж. У каждой началась своя жизнь, и сёстры словно забыли друг о друге.

Тем временем Таня нашла себе нового мужа и решилась в сорок с лишним лет родить с ним совместного ребёнка. Я недоумевала: зачем? У тебя двое, у него двое. Сестра снова не послушала меня.

И вот на свет появилась Любочка. Роды были тяжёлыми, ребёнок родился инвалидом. Сколько сестра ездила с ней по разным медицинским институтам – не помогло.

Муж, по понятным причинам обделённый вниманием жены, загулял. Тане приходилось, оставив спящую девочку, бегать искать его по гаражам и баням. Случалось, что заставала с женщинами.

В итоге Таня увезла его к себе на родину. Купили там дом. Повзрослевшую Любу пристроили работать автобусным кондуктором. Впрочем, долго она не проработала, и больше её уже никуда не брали. Хорошо, хотя бы платили пенсию по инвалидности. Потом случилась беда – Люба пропала. Её искали неделю и нашли в лесу, она потеряла память.

Танин муж умер. Продав дом, сестра вернулась назад, в свою квартиру. Всю недвижимость переписала на Любу, ведь у старших дочерей и так всё есть, да они и сами могут о себе позаботиться.
А Любе становилось всё хуже, врачи помочь не могли. Чтобы унять непрерывную головную боль, Люба начала пить, хотя ей это категорически запрещалось. Друзей у неё не было, подруг тоже, все отвернулись, и она уверено опускалась на дно. Пропив свою пенсию, требовала денег у матери. Та не давала, и Люба её била. Таня сбегала из дома, иногда ночевала у меня, а чаще топила печь в гараже и жила там. Любу неоднократно отправляли лечиться от алкоголизма, но каждый раз через месяц выпускали, и всё начиналось сначала.

Каково матери ждать, когда дочь в следующий раз напьётся и начнёт гонять её по квартире? В трезвом виде Люба рассказывала, что ей мерещились чёртики и приказывали убить мать. Однажды, не дав буянившей дочери денег, Таня закрылась от неё в туалете. А когда Люба вроде притихла, Таня, выйдя из туалета, дочери не обнаружила. В квартире было холодно. Таня увидела открытое окно, подошла и глянула вниз. Дочь лежала на снегу. Осталась жива – этаж невысокий, да и деревья затормозили падение.

Почти полгода Люба жила с загипсованными рукой и ногой и заставляла мать покупать ей выпивку. И моя сестра покупала, чтобы Люба не кричала, как ей надоело жить и что отец зовёт её к себе.

Старшая дочь Вера владела большой квартирой, откуда выжила свекровь. Родных к себе домой не приглашала, даже мать. Разговаривала с ней на площадке, а то и через дверь. Мужа держала в кулаке, из-за этого его и на работе не любили. Допустим, у кого-нибудь из коллег родился ребёнок, а он никогда не оставался отпраздновать с коллективом – спешил домой к Верочке. Вера что ни купит, всё записывает на себя. Дочке купила квартиру – на себя, машину, гараж – тоже. У мужа даже своих денег не было в кармане, только на проезд на работу и обратно.

А средняя, Надя, жила скромно. Вырастила дочь, та, молодец, выучила несколько языков, вышла замуж и уехала за границу. Вера от зависти всем говорила, что Надина дочь занимается там проституцией.

Надя всегда помогала матери. Даже ненадолго уезжая, отправляла посылки и подарки. Когда с Любой всё стало совсем плохо, Надя часто навещала их с матерью. Люба умерла буквально у неё на руках, ей было сорок лет.

Надя не сразу забрала мать к себе, потому что и сама была нездорова, много времени проводила в больницах. Доверила заботу о ней Вере. А та забрала у матери паспорт, все документы на квартиру и гараж, а также сберкнижку, с которой по доверенности тут же сняла все деньги. Вынесла из квартиры технику, посуду, бельё – всё, что смогла, только бы Наде не досталось. Приходила к матери два раза в неделю с какой-то бурдой вместо нормальной еды, а уходя, запирала её на ключ, как в тюрьме. Ни я, ни кто-либо из знакомых попасть к Татьяне не могли.

По сути, Вера заживо похоронила мать. Она мечтала продать материнскую квартиру, купить ей однушку, записать на себя, а оставшиеся деньги присвоить.

Увидев всё это, Надя забрала мать к себе, чтобы была под её присмотром.

Теперь Вера почти не разговаривает с Надей. Паспорт матери не отдаёт, хотя он требуется в больницах, и не только. В таких случаях Вера договаривается с Надей, что та приведёт мать в больницу и она уж поднесёт паспорт.

Таня смотрит на всё это и плачет: мол, доченьки, что же вы делаете со мной? Мне ведь уже восемьдесят пять лет. А Вере всё мало, торопится забрать побольше, чтобы ничего не досталось Наде.

Однажды мы решили съездить на кладбище – Таня, Надя и я. И были шокированы, увидев на кресте три фотографии – покойной Любы, её покойного отца и Надину. Это же надо додуматься до того, чтоб сжить сестру со света! Еле вытащили её фото.

Теперь и я боюсь своих детей: а вдруг и меня такое ждёт? Мне ведь тоже уже за восемьдесят. В голове не укладывается.

Неужели дети не видят наших страданий, не знают, что творится у нас в душе? Разве нельзя обнять нас и согреть своим теплом? А ведь придёт время, и им придётся побыть в нашей шкуре. А пока мы молча страдаем, и плачем, и вслух молимся за них. Может, только когда нас не станет, они что-нибудь поймут.

Из письма Людмилы Соловьёвой
Имена изменены