Православный храм в мельбурнском районе Гленайрис располагался в мрачном готическом сооружении со стрельчатыми окнами – это строение когда-то принадлежало англиканской церкви. Внутри было людно, служба шла на трёх языках – русском, греческом и сербском. Три священника одновременно служили, вступая один за другим.

Сюда пришли все, верующие и неверующие. Для русской общины эта церковь являлась почти единственным местом, где можно было встретиться и познакомиться друг с другом.

Я дождался окончания службы и подошёл к русскому священнику.

– Нельзя ли у вас в церкви переночевать?
– В церкви? – удивился батюшка. – А что так?
– Сегодня приехал в Мельбурн, – пояснил я. – В пути четыре месяца. Добирался на попутках из России до Сингапура, потом на паромах. Деньги давно закончились, а в Мельбурне никого не знаю. Мне бы осмотреться, может, работу найду.
– Ну, в церкви тебя оставить не могу, нет таких полномочий, – задумался священник. – И домой, извини, тоже не приглашу. Домишко у меня маленький, и детей ватага. Но есть человек, у которого можно остановиться. Он не станет возражать – один в трёх комнатах живёт. Только проблема – хозяин пьющий. Я ему иногда жильцов посылаю, чтобы в запой не уходил. Человек-то он неплохой, но, как выпьет, дураком становится. А ты, может, повлияешь на него. Не испугаешься? Ну, смотри… Эй, Василий, подойди!

Так я поселился в трёхкомнатной квартире Василия в социальном доме. Старая неуютная многоэтажка, больным зубом торчащая посреди ухоженного района, считалась архитектурным позором Мельбурна. Ходили слухи, что её снесут, но у властей пока не хватает духу.

В этом доме жили безработные, инвалиды, меньшинства и маргиналы, получившие жильё бесплатно от австралийского правительства. Многие приехали из бывшего СССР: украинцы, молдаване, евреи, грузины. Был даже один русский из Харбина. Рядом с домом висела огромная табличка на английском и – крупными буквами – на русском, призывавшая жильцов не мусорить и не портить городское имущество.

Все окна были зарешёченными до самой крыши. Не для защиты от воров, а чтобы жильцы не выбрасывались из окон. Пару раз это случилось, и с тех пор власти решили вопрос кардинально: теперь дом напоминал тюрьму.

Рядом с многоэтажкой стояли украденные тележки из супермаркета «Таргет». Одно время магазин воевал с беспокойными обитателями дома, собирал монеты за аренду тележек, пристёгивал их цепями, грозил штрафами. Но всё бесполезно. Жильцы перекусывали цепи кусачками, деньги выковыривали из монетоприёмника, а штрафы не платили. В итоге «Таргет» нанял сотрудника, чтобы тот ходил к дому и забирал брошенные тележки.

Вместе с нами в лифте ехал худой улыбающийся австралиец с крошечной собачкой в руках.

– Хелло! – крикнул ему Василий и шепнул мне: – Видел гомика? Им здесь хорошо живётся на государственные денежки.

Безработный Вася тоже жил неплохо, устроившись в бесплатной квартире с личным парковочным местом под окнами. Автомобиль ему достался почти даром: старую машину в Австралии продать трудно из-за больших расходов на утилизацию. Раз в месяц Вася ходил за пособием. А если бы попросил, приносили бы деньги к порогу, как и продукты. Но Василий не хотел, чтобы чиновники ходили к нему домой, он их недолюбливал.

Главным условием приятной растительной жизни являлось отсутствие официальной работы, иначе прощай халявные блага. Пришлось бы снимать квартиру, платить налоги, тратиться на парковку, еду и всё прочее. Поэтому, как и все жители социального дома, Вася работал изредка и нелегально – помогал на стройке. А в свободное время, имевшееся в избытке, пил дешёвое пиво, одну упаковку за другой.

Разделавшись с упаковкой в шесть небольших бутылочек, Василий становился болтлив, и от него было сложно отделаться.

– Знаешь, кем я был в Рашке, юноша? – преследовал он меня. – Я был врачом. Хирургом! Завотделением хотели сделать. Уроды… Сам отказался. Не надо мне их подачек, врачи-вредители. Я в Афгане служил. Слышал про такую страну? Из пулемёта: тра-та-та! Всех их: тра-та-та!

Василий брал гитару и начинал петь, не вынимая изо рта сигарету. Потом распечатывал новую упаковку пива.

– Все к нам в Австралию едут, всем здесь нравится, – вздыхал Вася. – Вот ты чего сюда приехал? Столько уже русских! Вон справочник «жёлтые страницы» на столе – видишь, какой толстый? Это только русские компании Мельбурна. Смотри, сколько вас, чертей, сюда понаехало! В справочник не помещаетесь!

Он швырял справочник в угол, и его глаза мечтательно туманились.

– К нам Розенбаум приезжал. В русском ресторане для нас пел. Потом я пел. Потом мы вместе пели. И он вот так меня обнял и говорит: ты, Вася, настоящий человек. Че-ло-век! Два, говорит, есть музыканта в мире – ты, и я ещё.

Василий снова тянулся к гитаре и глухо рычал: «в Афганистане, в «чёрном тюльпане…», представляя себя стреляющим из пулемёта по врагам, настоящим и вымышленным, по русским и австралийским чиновникам, по коммунистам и империалистам, по бывшим коллегам-врачам, по магазину «Таргет», по соседу-гомосексуалисту и всей вопиющей несправедливости этого мира. А рядом сидел Розенбаум и смотрел на Василия восхищёнными глазами.

Окурки Василий тушил в бутылках с недопитым пивом, в тарелках с недоеденной едой, в вафельнице, сахарнице или просто кидал на пол. Мне хотелось бежать из этой душной квартиры с прожжённым ковролином и валяющимися по углам пустыми бутылками, с решётками, не дающими безответственному квартиросъёмщику выпрыгнуть в окно. Но с работой пока не получалось, и деваться мне было некуда.

В часы трезвого просветления Василий говорил:
– Всё, довольно! Больше пить не буду. И ты меня в магазин не пускай. У меня ведь сын твоего возраста. Мы с ним давно не виделись. И вот что: мы тебе купим велосипед. На гаражной распродаже копейки стоит. Будешь на велике ездить, зачем на трамвай тратиться? Это дорого. С украинскими строителями тебя познакомлю, будешь им на стройке помогать. Их там целая семья. Дочка красивая, фигуристая. Точно, женить тебя надо! А я уеду на острова. На пляже буду валяться, загорать.

Воодушевлённый новыми планами и идеями, Василий решал, что мою будущую свадьбу нужно отметить, и бежал в магазин. И всё начиналось заново: плаксивые песни, ненужные исповеди, хвастовство, презрительные комментарии по поводу знакомых.

Однажды Василий выпил лишнего и начал буянить. Опасаясь за его и свою безопасность, я собрал и спрятал под матрас кухонные ножи.

– Ножи куда-то пропали, – озабоченно бормотал Вася и, спотыкаясь о мебель, бродил по квартире. – Ты не видел? О, погоди-ка… Вот он, родимый! Смотри, какой ножичек!

Он откуда-то вытащил огромный охотничий тесак и крутил им перед моим носом.

– Ты достал уже! – не выдержал я. – Отдай нож!
– Боишься? – хихикнул Василий. – Не боись.

Он допил ещё бутылку и рухнул на пол, нож выпал из руки. Я подобрал тесак и спрятал под матрас. Поднял уснувшего Василия и положил на диван. Потом вздохнул и начал собирать вещи.

Выходит, подвёл я священника. Не сумел повлиять на измученного пьяницу. Нет смысла оставаться в этой квартире. Куда угодно, но подальше отсюда.

Василий помог в главном: я понял, что не хочу становиться ещё одной строчкой в разбухших «жёлтых страницах» русского Мельбурна. Не хочу жить в Австралии. Даже в богатой стране на всём готовеньком можно быть несчастным, а в бедной – счастливым. Как только я заработал немного денег, купил билет на самолёт в Малайзию и улетел. А оттуда, всё так же на попутках, поехал домой.