Недавно на просторах интернета, в социальных сетях, встретила я одну свою знакомую. Назовем её, допустим, Лена… Мамы наши вместе работали в школе и дружили, а мы – так, не особенно. И это понятно: Леночка младше на семь лет, хорошая и послушная девочка, а я – хулиганка и грубиянка. Моя мама считала её своей лучшей ученицей, а её родительница была моим классным руководителем и сильно от этого страдала. Но история не об этом.

Как-то раз Лена приезжала в Пермь, где в это время находилась я, мы созвонились, и она пришла в гости. Пили чай, говорили о том, как дети растут и пакостят, как родители стареют и болеют. Но я не удержалась и спросила:
– А как там у вас вообще, в Одессе?
– Что ты имеешь в виду? – смутилась Леночка.
– Ну, – замялась я, – как те майские события пережили?

Лена вдруг потемнела, хотела что-то ответить, но вместо этого хрипло втянула воздух и всхлипнула.

Когда Лена училась в пединституте, как-то раз она поехала на каникулы в Одессу и на пляже познакомилась с гарным хлопцем. Через некоторое время поженились. Молодая учительница английского языка отправилась с седого Урала в солнечную Одессу. Всё сложилось хорошо: нашла в пароходстве работу, связанную с иностранным языком, муж после армии пошёл служить в милицию, родилось двое детей. Живи да радуйся! Но тут на Украине случилась «революція гідності».

Муж по долгу службы молчал, вздыхал и хмурился. А Лене бы радоваться, ведь с иностранными поставщиками работает, а страна скоро официально станет Европой, но на зарплате это как-то не отражалось. Постоянные заботы о хлебе насущном вообще отвлекают от общественной жизни.

Младший 10-летний сын по малолетству тоже не заметил особых перемен, а вот старшая дочка и свекровь определились в гражданской позиции. Но, к сожалению, оказались по разные стороны баррикады. Крепкая пенсионерка вдруг вспомнила комсомольскую юность, достала с антресолей запылившиеся портреты Ленина и побежала на сходки к товарищам по партии. А 15-летняя красотка обрядилась в вышиванку, выкрасила ногти на руках и ногах в цвет национального прапора и заговорила на исконной мове. Идеологические дебаты между бабушкой и внучкой начинались с утра и становились всё ожесточённее. Лене даже пришлось «старую» и «малую» кормить обедом в разное время.

Утром в пятницу 2 мая 2014 года муж собирался на дежурство. Однако выглядел он мрачнее, чем обычно. Собственную квартиру, словно пограничную территорию, мерил шагами. Сын, водрузив на голову наушники, с упоением гонял по экрану компьютера монстров. Дочка вплетала в косу голубые и жёлтые ленты и на пару с магнитофоном во всё горло распевала нечто забористое.

– А тише музыку сделать нельзя?
– Ой, тато відчепися! Це ж гімн України, рок-версія! Ти б краще підспівував! – ответила дочь.

На кухне бабушка колдовала у плиты, заворачивала в полотенца ещё дымившуюся кастрюльку.

– Мама, и куда же мы с утряни навострились? – поинтересовался Ленин муж.
– На Куликово поле прогуляюсь, нашим поесть снесу. Они там всю ночь в палатках сидят. Форшмак сготовила, вареников накрутила, горячие ещё. Попробуешь?

Муж вывел Лену в коридор и зашептал:
– Что хочешь делай, но чтоб сегодня на улицу никто не выходил! И не спрашивай почему.
– Это как? Мне у порога лечь? Или ты мне пистолет оставишь? – поинтересовалась Лена.
– Пистолет не могу, – очень серьёзно ответил муж. – Вот только это.

Муж протянул ей наручники, показал, как пользоваться, и молча ушёл.

– Представляешь, а я вдруг тебя вспомнила, – рассказывала Лена грустно. – Когда наши мамы на педсоветах заседали, ты со мной, малявкой, оставалась. За косу меня изолентой к спинке стула привязывала и убегала гулять с подружками. Юность эгоистична и жестока.

Лена к заданию отнеслась со свойственными ей педантизмом и ответственностью. Для начала направилась к сыну и ласково заворковала:
– Ты всю неделю был молодцом. Сегодня можешь играть не один час, а целый день.
– Кру-у-уто! – зашёлся сын от восторга и сконцентрировался на уничтожении пришельцев.

Свекровь уже стояла в коридоре, рылась в своих безразмерных сумках и что-то искала.

– А где моя косметичка с лекарствами? Лена, ты не видела?
– В ванной.

Старушка кинулась туда, Лена моментально захлопнула за ней дверь и щёлкнула шпингалетом. Побежала в большую комнату и громко крикнула:
– Доча, во дворе мальчики какие-то с флагами стоят! Наверное, к тебе пришли.
– Где? – дочка подбежала, легла животом на подоконник и высунулась в окно.

Лене хватило секунды, чтобы присесть и замкнуть браслет на тоненькой щиколотке, а второе кольцо – на трубе батареи центрального отопления.

– Мам, ты что? – выпучила глаза дочь.
– Лена, что за шутки? – из ванной послышался голос возмущённой свекрови.
– Никто никуда не пойдёт, – очень тихо проговорила Лена, но после этого пожалела, что в доме нет второй пары наушников.
– Открой немедленно! – вопила и барабанила кулаком в дверь свекровь.
– Отцепи меня! Мне больно! – истошно визжала дочь.

В принципе, текст у внучки и бабушки был одинаковый: «Меня ждут, я обещала прийти! А если нет, то друзья-товарищи посчитают меня предательницей и трусихой».

В общем, Лена поступила подло! Она – хуже, чем фашистка, она – полицейская овчарка. И ненавидеть её будут всю жизнь! И нет ей прощения! Спасите! Помогите!

Крик, проклятия и слёзы продолжались часа два. После этого заключённые перешли к угрозам и шантажу.

– Я сейчас окно разобью, – заявила дочь. – И руку порежу!
– Давай, – парировала Лена. – Скорую вызову, увезут и зашьют криво, на всю жизнь уродкой останешься.
– Мне плохо, сердце, – жалобно стонала свекровь.

Но Лена на провокацию не поддалась. В ванной заблаговременно было поставлено удобное креслице, припасены вода, подушка, журналы и все таблетки.

– Тогда я воду открою и соседей залью, – не сдавалась упрямая свекровь.
– Хорошая идея, – перешла в наступление Лена. – Выходной день, никого дома нет, и денег на ремонт тоже.

В коридоре послышался стук. Сын на роликах двигался к входной двери.

– Пойду, по центру погоняю, – весело оповестил он маму.
– Назад! – рявкнула Лена. – В комнату! Сидеть и играть!

Мальчик от испуга аж присел, чуть не упал со своих колёсиков и попятился назад, только слабо пискнул:
– А обед хотя бы будет?

Бабушкины вареники всё ещё оставались тёплыми, но от еды арестанты отказались и дружно объявили голодовку. Честно говоря, Лена и сама была готова зарыдать. Что же происходит? На улице никого, весь город словно вымер. А на душе кошки скребут.

Она достала из шкафа бутылку «Мартеля», который они с мужем берегли для особого случая, но чего уж тут… Плеснула себе пять грамм, вроде чуть-чуть успокоилась. Свекровь в ванной затихла, видно, задремала, оно и понятно – дело к вечеру. В большой комнате дочка сидела на полу, уткнувшись носом в острые коленки.

– Может, одеяльце принести? – спросила Лена. – Приляжешь?
– Отстань, – огрызнулась девочка. – Телик лучше включи.

Лена щёлкнула кнопкой. Очередной боевик, хотела переключить, но дочь вдруг вскрикнула: «Оставь! Нас показывают!»

Лена пригляделась – и точно, в уголке экрана висит эмблема «Первый городской». А вот и фонтан на Греческой площади, вокруг него толпится молодёжь, лица у всех возбуждённые, прыгают, скачут, вскидывают руки, выкрикивают речёвки. Дочь как заворожённая вперилась в экран: слёзы высохли, глаза блестят, на щеках появился румянец.

– Это же наши! Вон Милка и Леська. Флагом Кирилл машет. Ой, а это Макс, он самый крутой. Мамочка, ну отпусти меня, пожалуйста, – опять заныла она.

«Ага, и ты сразу туда рванёшь», – подумала про себя Лена, а вслух сказала:
– Не могу, доченька, папа ключ с собой забрал, вот он придёт, тогда…

Кадры на экране быстро менялись, как и события. Возле супермаркета «Афина» люди сооружали баррикаду. Какой-то мальчишка самозабвенно колотил молотом по асфальту, едва удерживая его в тоненьких ручонках. Девочки-подростки разбирали отбитую брусчатку, складывали в кучи, а парни постарше метали камни в сторону баррикады.

Лена отказывалась это понимать. Что происходит? Фанаты повздорили? Сегодня вроде матч футбольный… Но одеты они как-то странно: шлемы, каски, лица закрыты, у многих даже защитные жилеты. Да ещё щиты, биты и железные цепи в руках. На экране показали потасовку, что-то где-то грохнуло и взорвалось. Все побежали, завыла сирена… Голос диктора за кадром вещал тихо и невнятно: «Бои в центре Одессы. Массовыми беспорядками обернулось столкновение одесситов на Куликовом поле. В ход пошли взрывпакеты, коктейли Молотова, оружие и брусчатка. Есть раненые и погибшие. Милиция бездействует».

Лена охнула – муж! Да ведь он наверняка там!

Дочка смотрела на происходящее с восторгом. Настоящее реалити-шоу в режиме онлайн. Попросила подушку, одеяло и еду, чтобы наблюдать с комфортом. У Лены тряслись руки и кружилась голова. Дожили, погромы в городе начались!

К несчастью, валерьянка осталась в ванной у свекрови, а в Ленином распоряжении только «Мартель». Пока она была на кухне, картинка на экране поменялась, крепкие парни нестройной колонной решительно маршировали в сторону Куликова поля. А там яростно принялись громить брезентовые палатки, рвать их и жечь. Дедок в кепке двумя руками вцепился в плакат с красной звездой, а мальчишка в яркой футболке ударил его по рукам битой. Лена узнала того самого «крутого» Макса. Дочь, видимо, тоже, поскольку подавилась вареником и закашлялась.

– Хороший мальчик, – процедила сквозь зубы Лена.
– Как там бабушка? – сдавленно просипела дочь.
– Арестована и спит, – успокоила её Лена и ушла на кухню, смотреть всё это сил не было.

Из ванной послышался внезапно заискивающий голос свекрови:
– Может, откроешь, оголодала я…
– Вот Гриша придёт, тогда и открою. Когда всё закончится.
– Что закончится? – сразу прицепилась свекровь.

Пока Леночка аккуратно укладывала оставшиеся вареники в пластиковый пакетик, привязывала верёвочку и спускала «дачку» через окно из кухни в ванную, пришлось обрисовать ситуацию. Но осторожно, аккуратно подбирая слова.

– В городе беспорядки. На Куликовом поле палаточный лагерь снесли. Сейчас по телевизору показывают.
– Ох ты, боже мой! – запричитала свекровь. – Пойди, посмотри, там Магда Карловна должна быть! Она с двумя палочками ходит! И Семён Исакич, подполковник, он в форме и с орденскими планками. И Вадик-поэт. Помнишь, мы у него на творческом вечере были?

Лена вернулась к телевизору, но никого из перечисленных не увидела. Центральный вход Дома профсоюзов уже пылал, из окон второго и третьего этажа валил густой чёрный дым, а на карнизах стояли люди. Кто-то цеплялся за уступы и жадно глотал воздух, кто-то пытался спуститься. Появился кордон милиции, а вот ни скорой, ни пожарных пока видно не было. Молоденький корреспондент в каске с буквами TV вещал в микрофон, голос у него срывался и сбивался:

– Самое главное – вытащить из огня людей… Возможно, подгонят автозаки… Координировать действия… Активисты Куликова поля… Не знаю, что происходит внутри… Был распылён газ, поэтому нам пришлось выйти из здания… Третий этаж горит полностью… Люди пытаются прыгать из окон… Будут ли им помогать… Дальнейшее без комментариев.

– Любуешься? Всё ещё туда хочешь? – обратилась Лена к дочери.

На удивление, девчонка даже не огрызнулась, а, изловчившись, легла на бок, отвернулась к батарее и уткнулась в подушку. За окном на улице быстро темнело. И экран стал совсем чёрным, и на этом фоне дом с колоннами пылал, как огромный жертвенный костёр. А вокруг метались тени, не то люди, не то демоны.

Лена выключила телевизор. Муж вернулся совсем поздно, пахло от него дымом и гарью. Дома все спали. Сын, не сняв наушники, уложил голову на клавиатуру компьютера. На полу посапывала дочка, в ванной похрапывала бабушка. А Лена к этому времени уже выпила полбутылки «Мартеля». Они с мужем сели на кухне и молча допили оставшееся…

– Господь уберёг, – закончила свой рассказ Лена. – Мы после этого покрестились.

Она плакала, я тоже.

– Успокойся. Ты ж девчонка с Урала. А мы, уральцы, народ суровый. У нас по рельсам, как трамваи, танки ходят, на работу верхом на медведях скачем. В телогрейках рождаемся и стаканом водки завтракаем, – сквозь слёзы попыталась я шутить, а Лена грустно улыбалась.

– Я чего приехала-то, – сказала она. – Мне от бабушки квартира осталась. Вот хочу посмотреть, как тут всё. Муж на переезд согласен, дети не против. Только свекровь упёрлась. Недавно заявила: «Мои деды, и Назаровы, и Дорфманы, в Одессе всех пережили, белых, интервенцию, немцев, румын. И не драпали! Мама с папой подростками во время фашистской оккупации партизанам в катакомбы воду носили. Там и познакомились. И я мою Одессу не сдам!»
– Хочешь, в лавку сгоняю, – предложила я. – «Мартеля» не обещаю, но армянский коньяк там точно найдётся.
– А что, давай, – кивнула Лена. – Сколько скинуться?