Зачем читать чужие письма
12.06.2022 00:00
Пришёл ответ от лауреата трёх Сталинских премий

Зачем читатьПетербуржец Роман Андреев коллекционирует письма. Покупает их на барахолках и аукционах, ищет в заброшенных домах. Профессиональные кладоискатели и торговцы антиквариатом редко придают значения письмам, в лучшем случае пытаются продать пустые конверты с марками. Но Роман считает, что среди старых писем могут встретиться подлинные сокровища. Он рассказал нам о своём увлечении, зачем собирает письма, этично ли их читать и что с ними делать потом.

«Сегодня происходит смена технологического уклада. Культура рукописного письма, посланного в конверте по почте, на наших глазах уходит в прошлое. Стремительно исчезает советская эпоха вместе с её мировоззрением и единым культурным пространством. Но остаются приметы уходящего времени, которые будут представлять историческую ценность.

Представьте, что мы оказались в средневековом Новгороде. У нас под ногами на бревенчатой мостовой тут и там обрывки берёсты, на которые в городской суете никто не обращает внимания. Через несколько столетий на этом месте – гигантский археологический раскоп, и берестяные грамотки сообщают потомкам ценнейшую информацию – имена и места, бытовые и семейные нравы, повседневную экономику, интересы и даже тайны древних новгородцев. Мальчик Онфим с его школьными берестяными тетрадками не менее известен, чем Александр Невский.

То же самое с бумажными письмами наших бабушек, дедушек, да и с нашими собственными – это уже живая классика.

Я не стремлюсь к приобретению автографов знаменитостей или филателистических редкостей с уникальными штампами и марками на конвертах. В письмах и документах простых граждан зачастую историческое время оказывается запечатлено столь ярко, живо, в неожиданных подробностях, что имеет место эффект «машины времени» – мгновенного переноса в иную эпоху и пространство.

Кроме того, сейчас в книгах и в интернете много разной информации, в том числе архивной, так что чтение и разбор писем превращается в увлекательное расследование. Незнакомые люди становятся более знакомыми, чем соседи по лестничной клетке, а истории минувших дней продолжаются в современность: находятся и встречаются родственники, люди обретают корни, сохраняется преемственность поколений.

По большей части письма, прежде чем попасть ко мне, проходят через помойки и барахолки. Дворники, искатели сокровищ в заброшенных домах, рабочие, делающие ремонт в квартирах, – находят коробки, папки, связки бумаг. И не выбрасывают, а пытаются пристроить. Большой материальной ценности письма не представляют и часто попадают к собирателям и антикварам как попутный материал, вместе с книгами, документами, фотографиями.

Что-то мне передают знакомые, сочувствующие моему увлечению. Кое-что можно купить на аукционах. Например, мне показались интересными письма остарбайтеров – украинских девушек, работавших в годы войны в Германии. Письма показывают, что некоторые отправились туда добровольно, хотя, понятно, не от хорошей жизни.

Но есть и письма, приобретённые у потомков, – тут я должен сказать спасибо сотрудникам магазинов старой книги, которые при покупке личных библиотек обращают внимание и на архивы писем.

А некоторых продавцов филателии хочу упрекнуть: отбирая для продажи конверты и марки, они часто отправляют сами письма в мусор.

Глядя на фотографии покинутых домов в Воркуте, на Колыме, оставленных военных и рудничных посёлков, я уверен, что там остались и письма их обитателей. Ещё в восьмидесятых годах, будучи в гидрогеологической экспедиции в дальнем таёжном углу Архангельской области, я обнаружил в оставленной избе за печкой дневник послевоенного школьника, никогда, видимо, не покидавшего родной деревни. На развороте им были нарисованы самолёты в небе и Кремль, опутанный колючей проволокой. Подписано: «Там, где живут Сталин и Ворошилов».

Этот образ оставил у меня острое ощущение противоречивой дистанции между историей в учебнике и реальным восприятием эпохи народом. И пробудил интерес к живым рассказам и оригинальным документам. Именно ради таких находок и откровений и стоит заниматься собирательством.

Всегда актуальными остаются отношения между отцами и детьми или между влюблёнными. Переписка позволяет увидеть эти отношения в динамике.

Вот поучительная история двух молодых супругов-студентов из 1969 года: она из Венгрии, он из Ленинграда. Она оканчивает университет по модной специальности «кибернетика» и уезжает в Будапешт, он остаётся в Союзе и ждёт вызова на ПМЖ. Однако венгерская жена ставит молодому мужу условие: несмотря на любовь, доучиться и получить диплом. Сначала мягко уговаривает, потом ставит ультиматум. А он в мечтах о зарубежной жизни рисует, играет на гитаре, гуляет на присылаемые женой деньги, щеголяет в присланной новой шубе, запускает учёбу и заваливает сессию. Заканчивается переписка уведомлением из венгерского посольства о том, что в виде на жительство ему отказано и жена подала на развод.

Или занимательная переписка двух немолодых людей после курортного романа в 1975–77 годах. Военный с Дальнего Востока пишет в Ленинград, называясь не Георгием, а Галиной в целях конспирации, поскольку его дама живёт в коммунальной квартире и опасается, что родные и соседи узнают о её связи. Изображать женщину и писать о пустяках получается у кавалера плохо, он постоянно попадает впросак, за что его пассия даёт ему нагоняй. Его нескладные письма она вкладывает в конверт с ответом, так что мы слышим забавнейший диалог, который заканчивается решительным мужским протестом и саморазоблачением.

Или вот подобие сериала. Одна молодая дама ведёт на протяжении нескольких лет переписку одновременно с десятком поклонников, разъехавшихся после института по огромной стране. Все они хороши, но кто же станет её избранником? Как это часто случается, заигравшись и отвергнув многих, она остаётся в одиночестве.

Два письма – приглашения на свидание с разницей в тридцать лет. Одно – матери от смущённого заводского коллеги, другое – её дочке от застенчивого студента-африканца. Фоном – война в Испании и в Конго.

Весьма трогательна история двух семей – интеллигентной женщины с дочкой, эвакуированной из блокадного Ленинграда, и приютившей их в оренбургском селе простой колхозницы. После войны женщины, душевно сблизившиеся, переписываются. Параллельно в эвакуации испытывают друг к другу симпатию их дети: исхудавшая девушка 16 лет и её деревенский ровесник. После войны он, окончивший шофёрские курсы, стремится увидеть её в Ленинграде, но она уже поступила в университет, и он понимает, что их дороги разошлись. Матери поступают мудро, не вмешиваясь, но сочувствуя парню, испытавшему первое крушение надежд.

А одна из самых дорогих находок – открытка самой себе на Новый год, отправленная одинокой бабушкой из Новгородской области. В ней она желает, чтобы Бог отвёл от неё грешные мысли о самоубийстве и повторяет «поскрипи ещё, бабуля».

Я намеренно собираю и просматриваю всё, что попадает в руки, не доверяя первому впечатлению. Среди банальных приветов от родственников и однообразных отчётов об армейских буднях может обнаружиться то, чего никак не ожидаешь.

Мать пишет 15-летнему сыну в 1967 году из психоневрологического интерната, куда её отправили за бесконечные бредовые обвинения соседей по коммуналке во всех смертных грехах. Жили они на пенсию матери, и сын остался без средств. Мать советует ему обратиться к отцу её соседки по палате, также страдающей шизофренией. Незнакомая семья помогает подростку, покупает ему штаны и обувь, устраивает его дела. Пишет ему ободряющее письмо с жизненными советами. В письмах они названы Василием Васильевичем и Ириной Всеволодовной, фамилий нет. По косвенным данным я понял, что эти простые, отзывчивые к чужой беде люди – народный артист СССР, лауреат трёх Сталинских премий Василий Меркурьев и его жена, дочь репрессированного режиссёра Мейерхольда.

Среди непримечательных бумаг обыкновенной пенсионерки с окраины Ленинграда встретился конвертик с десятком телеграмм, шутливыми игривыми записками и любовными стихотворными посвящениями, адресованными в Ригу из Москвы в шестидесятых годах. На одной из бумажек подпись – А. Галич. Связь с молодой девушкой знаменитый бард поддерживал несколько лет, до самого отъезда из СССР.

Среди деловой переписки отставного морского офицера Красюкова, любителя дворянской генеалогии, я заметил несколько конвертов из Владимира с инициалами «В.В.Ш.». Почерк старческий, но уверенный. Речь идёт о нехитром быте, ухудшившемся здоровье, поездке к морю, упоминаются какие-то имена. Сначала я не поверил своим глазам, но потом перепроверил адрес – так и есть! Это последние собственноручные письма Василия Витальевича Шульгина, депутата Государственной Думы, лидера монархистов и националистов, принимавшего отречение у Николая Второго в 1917 году, позднее организатора и идеолога Белого движения на Юге России. Человек удивительной биографии, он тайно перешёл границу СССР в 1925 году в поисках пропавшего сына, но оказался «подсадной уткой» ГПУ в знаменитой операции «Трест» по ликвидации монархического подполья в СССР. В 1945 году был арестован в Югославии и препровождён в лагеря, чудом избежав расстрела, а затем попал в инвалидный дом во Владимире. Среди других писем есть описание знакомыми образа жизни и круга общения последнего идейного монархиста. Шульгин дожил до 98 лет.

Так что интересны не столько громкие имена, сколько повороты и нюансы судеб, которые можно обнаружить в письмах.

Что со всем этим делать, я пока не знаю, увлечение совсем новое. Предстоит многое понять. Например, по какому принципу сортировать и каталогизировать письма? Коллекция растёт, и полагаться на собственную память уже не приходится. Но и времени не так много: хочется больше читать письма, чем раскладывать их по коробкам. Другая трудность – как быть с сопутствующими материалами: фотографиями, дневниками, справками, характеристиками и жалобами, которые тоже весьма интересны.

Письма – своеобразный литературный материал. Хотелось бы познакомить с ними читателей, но зачастую нужна предварительная редакторская работа. Пока я завёл блог в «Живом Журнале», где пытаюсь найти адекватную форму рассказа об интересных экземплярах – с комментариями и иллюстрациями.

Есть вещи, которые нравятся лично мне, но я не уверен, что это будет так же интересно широкой публике. Например, нестандартная орфография и грамматика – в письмах из деревень, жителей советских национальных республик и иностранцев.

Дожидик, ичё, сопчить, Тимохвеичь, чястливым, нихатить знатца, ниприсалала – на мой взгляд, это слова-красавцы, но их узнать нетрудно. А вот дапаски, спламином, иотдуши, краики, нивески – без контекста не разберёшься.
«Ты такая труда любимая, Катя» – пишет бабушка сестрице, и это звучит неожиданно образно, как у Андрея Платонова.

Возникала мысль о музее, но она очень амбициозная, не уверен, что потяну один такой проект материально. Но можно начать с выставки, у меня есть предварительная договорённость с петербургской библиотекой.

Сгруппировав интересные истории и тексты по темам, можно попробовать издать книгу. Периодически я встречаю сборники писем военного времени, репрессированных, семейных архивов и присматриваюсь к тому, как они сделаны и изданы.

Кстати, если кто-нибудь из читателей газеты «Моя Семья» захочет поделиться своим архивом, могу обещать, что он будет в сохранности, прочитан и разобран. Я готов оплатить пересылку и сопутствующие расходы. С удовольствием приму и просто отсканированные копии. Места у меня хватает, есть и потенциальные помощники-филологи. Пишите на почту: bobesh@yandex.ru или в ЖЖ: vykhochetepesen.livejournal.com.

Должен упомянуть и об этической стороне вопроса. Многие считают, что собирать, а тем более читать чужие письма непорядочно, и в этом есть свой резон. Но наша цель – не праздное любопытство к чужой личной жизни, не шантаж и не выискивание компромата, а сохранение коллективной памяти о нашей большой стране и её таких хороших и интересных людях при всём искреннем уважении к ним.

Храните письма, не уничтожайте и не выбрасывайте, какими бы не важными они вам ни казались».

Записал
Григорий КУБАТЬЯН
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №22, июнь 2022 года