Вообще-то нас нельзя отнести к фанатичным любителям жара и пара. Так, слегка подтапливаем, градусов до шестидесяти. «Слабаки, не позорьтесь», – стыдят знакомые банные профи. Ведь одно дело вылезать из ванны просто помывшимся и совсем другое – покидать баню заново рождённым, с новой кожей, а может, даже немножко с новой душой.

У нас уже был классический случай: с намыленными головами, ослепшие выскочили из-под ледяных струй душа. Не только душ – тогда полностью отключилось отопление в доме, и это при минус 26 на улице. Нас ожидала бессонная ночка, но то дело прошлое. И там был котёл, а здесь баня.

Есть выход: поблизости аквацентр с электрическими саунами, бассейнами и лягушатником. Проезжая, увидели длинную очередь и кипящую человеческую кашу в бассейне на открытом воздухе: туда предлагалось окунуться и охладиться после саунной электропрожарки.

Как раз случилась жара, а все водоёмы в округе санитарные службы закрыли для купания. Город искал спасения в холодных искусственных чистых струях. Чистых? Кто-то вспомнил, что при погружении в прохладную воду у человека непроизвольно выделяется от одной до трёх столовых ложек мочи. Мысленно помножили на количество голов в воде. Желающих не нашлось.

Тяга в печи начала пропадать давно. Всё чаще вместо весёлого потрескивания и дружного охватывания огнём поленья обугливались и с грехом пополам прогорали к концу топки.

А сегодня в дымоходе что-то мощно ухнуло, без того слабое пламя метнулось, печь задымилась из всех щелей синевато, будто выпустили дым несколько курильщиков с разных сторон. Открывание-закрывание дверцы топки и поддувала, манипуляции с заслонкой не помогли.

– Обвалилась сажа, – вынесла я вердикт.

Но ведь мы периодически чистим нижние каналы в дымоходах. Проверили, всё оказалось в норме. Однако полезли к чердачному дымоходу, открыли дверцы – мама дорогая, едва успели подставить вёдра. Труба обросла толстой пушистой шубой из копоти, когда успела? Вот они, аукнулись хвойные смолистые и якобы жаркие берёзовые, а на самом деле коптящие дёгтем дрова. Говорили же нам: топите осиной, идеальное дерево-трубочист. Ещё советовали, после того как осенью в дымоходе загорелась сажа, для профилактики кидать в топку соль, картофельные очистки, скорлупу грецких орехов…

Мы не поняли, что за усиливающийся реактивный звук издаёт наша труба. Дрова в печи к тому времени мирно прогорели, но где-то вверху, внутри, продолжалась сама по себе грозная пожароопасная жизнь. Из кухонной ниши с трубами несло жаром.
Выбежали на улицу – на фоне красивого ночного неба из-под зонтика над трубой искрил небольшой фейерверк. Вызывать пожарных? Но знакомый, у которого баня тоже встроена в дом, рассказывал: попадутся неопытные, тупо зальют водой, а это для печной системы смерть.

Бегом обратно в баню, задвинули заслонку – реактивный гул и фейерверк как отрезало. А ведь ещё немного…

Мой рыцарь вынес два ведра бархатной сажи, а я некондиционными ветвями молодых берёз подмела пол. Ну всё, теперь тяга обеспечена. Перемазанные, как черти, отмылись у бочки. Я ревностно, в нескольких водах замыла грязь. Теперь в самый раз в баньку – смыть трудовой пот.

Как бы не так: печь и не думала топиться, она жила по своей угрюмой тёмной печной философии.

Вновь вооружились фонариками, электрическими переносками, железным ершом, молотком и совками. Вскрыли кирпичную кладку в проблемном, как нам казалось, месте. Мне пришлось расплачиваться за длину, худобу и относительную гибкость своих рук. Лазила усталыми членами туда, куда не проникала ничья толстая длань. А вот жрать, товарищи, нужно меньше.

Мы шуровали тросами и проволокой в потайных вентиляционных шахтах. О них знал только проложивший их в начале века гениальный печник, тогда такие ещё водились, хотя уже были занесены в Красную книгу. Подобно многим мастерам с большой буквы, он спился под бременем своей гениальности и унёс в могилу тайну сложных, известных только ему хитроумных внутренних переходов. Схем и планов, разумеется, не оставил, ибо глубоко в душе презирал бумагомарательство, предпочитая профессиональные тайны держать в голове.

Мы залезали в коленца, подсвечивали карманными зеркальцами. В них отражались незамутнённые кружочки синего неба с облаками. Дымоходы чисты как стёклышко, в чём же дело?

И в который раз закрадывалась предательская мысль: сколько можно, сколько крови попорчено! Всё бросить, продать, обменять, будем жить в благоустроенной квартире как белые люди. Займёмся спортивной ходьбой, станем гулять в парке. А не вот это вот всё: печи, вода, котлы, канализация, дренаж, колодцы, дымоходы, вытяжка… Я наконец обзаведусь шикарной настоящей, а не сажевой шубой. Запишусь в кружок оригами и буду бегать на дискотеки «Кому за…».

Муж тоже робко размечтался на тему «пошью костюм с отливом – и в Ялту». Он у меня городской до мозга костей. И сколько бы мы ни изображали крепких бывалых хозяев и людей от сохи – не получается.

Да хотя бы вспомнить, как в прошлые ноябрьские нас позвали в деревню помогать резать поросёнка. Дядя перекрестился, родственники опрокинули по стопке, вооружились разбойничьими ножами-топорами, взяли санки и отправились в сарай.

Мы с тётей сидим, переживаем. Ан нет, вот уже и тяжкий, натужный скрип санок – везут свиную тушу. Молодцы, управились! Выскочили мы на крыльцо и видим: муж волочёт санки, на них скрючился дядя, держится за колено и нецензурно выражается на всю улицу. Это племянничек зажмурился от страха и угодил ему по ноге обухом топора. А выбежавший из загона поросёнок, до которого уже никому нет дела, проваливаясь в снегу, сопровождает санки и сочувственно похрюкивает.

Значит, с домом покончено? Но как же собственный кусочек земли, чтобы ступить с крыльца на траву, а не на бетонный ничейный пятачок у общественного подъезда? Как же моя облупленная скамеечка, где так славно любоваться закатами: клубнично-красными летом, оранжевыми, как желток в глазунье, – осенью, цвета бедра испуганной нимфы – весной? В городских дворах-то лавочки уже давно выковыряли как рассадник бомжей и полуночной молодёжи.

Дом как любое близкое существо требует внимания, забот и тревог, но столько же дарит и радости. И когда бывает трудно, его стены помогают мне, это не пустые слова.

Позвали соседа – из той породы людей, что если он не поможет, то уж не поможет никто. Рассказали беду. В который раз облазили дом сверху донизу, обстучали трубы и кладку. В бане вынули верхний короб железной печки-каменки, перевернули, вытрясли, продули. Муж отправился наверх «ловить» дым. А нету дыма – не хочет гореть свёрнутая и поднесённая к открытому дымоходу газета.

Не помог сосед-умелец, прощай, баня. У меня опустились руки в прямом смысле слова. Села на банный полок, уронила их на колени и плевать, что перемазаны сажей. На всё плевать.

Воображение рисует невесёлые перспективы: придётся разбирать всю систему. Искать печников, а они нынче днём с огнём. Перекладывать метры хитроумных дымоходов, закупать материалы, а цены на них взлетели до космических высот. Вскрывать крышу, вызывать кровельщиков, автокран… Всё, продаю дом, ухожу в монастырь, в смысле в квартиру.

А сосед не переставая балагурит – о чём? О политике, конечно. Простодушно комментирует последнюю громкую новость. Что, дескать, если бы Чубайс волей божией помре, ведь это ж какое было бы событие! Майский день, именины сердца. Пожалуй, по многочисленным просьбам трудящихся знаменательный день внесли бы в календарь, объявили национальным праздником. Тут порвали бы не три баяна, а тридцать три тысячи. Считай, второй Новый год, господи, прости нас, грешных, злопамятных.

«Да что мне за дело до ерунды, до Чубайса какого-то, – размышляю я мрачно, – когда мы остались без печки. Вот это трагедия так трагедия».

А невозмутимый сосед-балагур, посмеиваясь, сворачивает очередную газету, снова поджигает. Вот зачем, где логика, чего он ждёт? Очередной порции горького дыма в лицо?

Газета вспыхнула факелом с такой силой, что её вырвало из рук и утянуло в дымоход! Кричу мужу в трубу:
– Тебя не сдуло?

Ну и как прикажете понимать? Что это вообще было?

Сосед объясняет, мол, случается такое, когда, допустим, долго не топишь печь или при разнице температур: на улице жара, а в доме прохладно. От атмосферного давления тоже зависит. И прежде чем туго набивать жерло дровами, нужно горящей газеткой поймать сквознячок, создать тягу, самую малость прогреть трубу. Потому что печь, как любое живое существо, имеет свой характер, норов. Время от времени может закапризничать – в рамках законов физики, разумеется, – взбрыкнуть, зафордыбачить. Имеет право, она уже старенькая, на днях стукнет двадцать лет.

Муж тут же загорелся новаторской идеей с установкой вентилятора в системе, набросал на бумажке. Сосед задумался: а что, можно.

Просто, сказал, не нужно раздувать проблему там, где её нет. Не искать чёрную кошку в тёмной комнате. Не накручивать и не усложнять ситуацию. Никогда не опускать и не заламывать руки: всё пропало! Это в мой адрес, есть такое.

Наведём в ковшике настой мелиссы, смородинового листа и душицы, м-м-м! Щедро плеснём травяную луговую летнюю роскошь в раскалённую каменку. Выстрелит облачком, хлопнет, зашипит, заставит задохнуться – куда тебе шампанскому. С днём рождения, печка!