Сосед родителей гонял жену как по расписанию, с аккуратностью курьерского поезда. Бедную Надю жалела вся улица, Витька дружно осуждали. На Надюхины вопли «помогите, убивают!» выбегали мужики, пинками утихомиривали буяна, вызывали тогда ещё милицию. Приходил участковый, но заявление она отказывалась писать. Или забирала на следующий день, опустив глазки: «Мы помирились». В автоколонне, где буян работал слесарем, его регулярно прорабатывали на собраниях. Но как только пятница – Витёк принявши, Надюха в синяках.

И наступил момент, когда он совсем распоясался, уже бегал за ней то ли с ножом, то ли с топором.

После особо усердных побоев Надюха загремела в больницу. Приходил милиционер, взял заявление, драчуна забрали. Суд состоялся быстро, соседи выступили свидетелями, и Витька отправили на год в колонию-поселение.

Надюха, выписавшись, с гордостью объявляла знакомым: «Я ведь его посадила!» Знакомые поддерживали: «И молодец, давно пора».

Надя посвежела, чуть поправилась, начала красить губы – из забитой замухрышки понемногу превращалась в женщину.

Через некоторое время гордость поутихла, и вот уже Надя с сумками объявила соседям: «К своему поеду, вот, всё собрала, что полагается». В общем, «победительница дракона» превратилась в ждулю.

После возвращения Витька она организовала банкет. Звала всех соседей, правда, никто, кроме друзей-собутыльников, не пошёл. Женщины переглядывались и шушукались: «Ну и дура». Мужики сплёвывали: «На хрен, не пойду больше разнимать».

Так и жили. Надька время от времени ходила с синяками, пока её муженёк не помер от цирроза. После заключения Витёк считай и не работал – начало девяностых, автоколонна развалилась, никому он там уже был не нужен, и нормальные-то трудяги по полгода не получали зарплату. Однако пить стал чаще. Надька чувствовала вину и «знала своё место», брала самогон в долг и водку у подпольных продавцов по дешёвке.

Казалось бы, помер, так выдохни и живи, наконец, с небитой мордой, но и тут созависимость не отпустила её: принялась всем рассказывать, как они с Витюшей хорошо жили.

Сейчас уже больная, беззубая, один глаз полузакрыт, голова трясётся, хотя ей всего-то 65. Рассказывает: «Витюша хорошо зарабатывал, мы с ним отлично жили». Как будто все окружающие не помнят, как она вечно рублик на хлеб и молоко детям занимала по соседям, потому что Витёк пропил свою получку, а Надькины деньги нашёл и забрал. И что соседка Наташа, работавшая в детском саду поваром, таскала её мальчишкам котлеты и кашу с кухни – детей было жалко. А денег этой семье старались не давать.