В разгар отпуска, выпавшего в этом году на бархатный сезон, вдруг прилетела эсэмэска от Юрки, друга детства моего мужа: «Катя, попроси Лёху срочно позвонить мне».

Лёха в это время сладко спал в номере после утреннего заплыва и не слышал многочисленные звонки на сотовый. Пришлось растолкать супруга и вручить телефон. Нехотя моя вторая половинка набрала номер товарища.

После нескольких секунд разговора от дневной неги не осталось и следа. Голос стал тревожным, фразы – короткими. По взгляду поняла: что-то случилось.

Первая мысль была про нашего пса. На время отпусков Юрка всегда брал его к себе, любил как своего. Шёпотом спросила:
– Что-нибудь с Ватсоном?

В ответ он покачал головой. Выдохнула.

Закончив разговор, Лёха глубоко вздохнул и сказал:
– Сегодня Юрке пришла повестка, его мобилизуют. Вручили прямо на работе. Завтра утром должен явиться в военкомат с вещами.

Ноги мгновенно стали ватными. Я села. В голове бешено замелькали разные мысли.

– Не переживай. Ватсона он отдаст своим родителям, они присмотрят. Когда вернёмся, заберём, – заговорил муж.
– Лёш, а почему Юрку-то призывают? Он же не соответствует ни одному критерию. В армии не служил, в горячих точках не был, возраст уже не тот… Мужику за сорок, со зрением проблемы, он ведь постоянно в очках ходит, – стала размышлять я.
– А потому, дорогая моя, что некоторые, у которых с критериями всё в порядке, оказались крысами, – объяснил Лёха. – Вспомни хотя бы Нехрюшина.

Этот действительно был первым в списке на призыв – срочником прошёл Чечню, потом добровольцем поехал в Сербию. Нехрюшин всегда отмечал день ВДВ и с лёгким презрением смотрел на не служивших мужчин. Однако, когда объявили частичную мобилизацию, повёл себя, мягко говоря, странно. Когда к нему пришли из военкомата, Нехрюшин был на работе, а мать дверь не открыла.

Через пару дней бывший десантник позвонил нашему общему знакомому, тоже в своё время отслужившему.

– Лёнь, давай вместе прятаться от мобилизации, – с ходу предложил Нехрюшин.
– Не-е-е, я прятаться не собираюсь, призовут – пойду, – отрезал Лёня.

А потом мы узнали, что Нехрюшин купил больничный и укатил на рыбалку в какую-то глухомань.

– Не думал, что он такой трус, – сказал Лёня. И признался моему мужу, что в тот момент этот человек перестал для него существовать.

…Когда первый мандраж от новости прошёл, стали думать, чем помочь. Я посылала Юре списки вещей, которые следовало взять с собой в военкомат, – они тогда массово распространялись в сети. Муж снова и снова звонил другу.

– Юр, я тебя умоляю, найди время, купи себе хорошие ботинки. Хочешь, я тебе денег переведу, скажи, сколько надо. Обувь там очень важна – чтобы удобной была, не натирала, не промокала.

Но Юрка не успел. На следующее утро прислал фотографию на фоне военкомата – обнимает мать и дочь.

Месяц наш друг проходил обучение. Был доволен и питанием, и бытовыми условиями. Сказал, что выдали всё обмундирование, вплоть до трусов и носков. Не хватало мелочей, мы сразу купили и передали ему.

Лёха всё-таки приобрёл для товарища хорошие, дорогие ботинки. Юрка всё повторял:
– Как получу первые выплаты, сразу верну.

– С ума сошёл? – отмахивался мой Лёха. – Ты, главное, сам вернись целым и невредимым.

В начале ноября Юрка написал, что их переводят в зону СВО, и связь с ним оборвалась.

Мы продолжаем общаться с его родителями, поддерживаем их. Однажды в разговоре выяснилось, что они не получили единовременную выплату, положенную родственникам мобилизованных. Я нашла все явки и пароли, передала маме Юрки. Она побежала оформлять документы, а потом звонила и долго благодарила. Конечно, двум пенсионерам лишние деньги не помешают.

Лёха же забрал у Юркиной мамы ключи от его машины и периодически ходит прогревать её.

А ещё частенько посещает церковь и молится за друга.