С началом частичной мобилизации я уехал защищать страну в качестве добровольца чеченского батальона «Ахмат».

Не успел, да и постеснялся заранее объявить об этом публично. Я не служил раньше, и мне уже 45 лет. Мог и не ехать. Но не мог не поехать. Не мог не отдать долг своей стране.

Я дважды был в Донбассе раньше и хочу помочь этим людям, понимая, что они – это мы и есть. Просто они боролись, пока мы пели и плясали. Украину восемь лет готовили к большой войне с нами. А мы только сейчас начали понимать, что шапками нацистов не закидаешь. Мало наклеить на лобовое стекло «можем повторить». Нужно отвечать за слова.

После непростого месяца на «передке» я не хочу осуждать тех, кто заробел и удрал от мобилизации. На войне и тяжело, и страшно, и хватает дикого бреда. Но мне было стыдно не поехать.

Самым тяжёлым для меня оказались не обстрелы, не боевые действия, не ночи в грязных подвалах или на сырой земле, а возвращение санитарным бортом после ранения. Мучило не столько ранение, сколько жгучая смесь жалости и восхищения этими парнями – юными и седобородыми, – поставившими интересы Родины и народа выше своей жизни, своего здоровья. И теперь возвращавшимися поломанными, но не сломленными. Через боль улыбались, шутили, подбадривали друг друга. Кое-кто уже планировал вернуться на фронт.

И вот я оказался в Москве, лежал в военном госпитале.

Сейчас прохожу реабилитацию. Раненое бедро заживает. Потихоньку пишу заметки, хотя умудрился потерять блокнот и телефон.

Когда находился в госпитале, включил телевизор в палате и немного расстроился: судя по телеканалам, страна продолжает хохмить, петь и плясать – хотя это давно не так. А федеральные новости торжественно сообщают: в нашей армии есть мощный-премощный «Солнцепёк», легко разбивающий любую оборону (где он, кстати, а?), и быстрый-пребыстрый самолёт – вот его видел, ага, но почему их не тысячи в небе?

А в целом я был просто рад лежать на чистом и не слышать прилётов.