Утро, ещё нет восьми. Ханты-Мансийск. Тридцать два ниже нуля. Остановка, она же автовокзал, она же в тёплое время года речной вокзал. Жду автобус, который должен прийти с минуты на минуту, слушаю бодрящую музычку. Вдруг кто-то робко похлопал меня по плечу. Выцарапываю наушник.

Стоит негритянка в цветастой шапочке, замотанная шарфом по грустные шоколадные глаза, обрамлённые шикарнейшими ресницами в пушистом инее. Завораживающее зрелище. Взгляд – как у потерявшегося щенка. Розовый смешной чемодан.

– So good… («Так хорошо…». – англ.)
– Что ж тут хорошего? – отвечаю.
– So good, – повторяет она, – ехать.

Насилу допёрло до меня, что не «так хорошо», а, блин, «Сургут».

– Эм-м-м… Инглиш?

Покивала. Едрить твою налево.

– Транслейт? – показываю на телефон.

Она грустно показывает свой, разряженный и тёмный. Снимаю рукавички и дубеющими непослушными пальцами ищу программу-переводчик.

– Автобус во сколько? – спрашиваю параллельно. Но ясно, что она меня понимает примерно так же, как я её. Зачатки английского у меня мгновенно выветрились.

В общем, автобус в половину восьмого. А уже без четверти восемь!

– Где билет?

Снова показывает севший телефон. Несусь в здание вокзала – а там и из карманов всё вынь, и рюкзак через рентген, и очередь утренняя. В справочном окне ответили, что ближайший автобус только в одиннадцать. Через три часа.

Выскочила я обратно, стоит моя потеряшка, грустит. Ну, не оставлять же человека. Я уже придумала, что на работе наврать, как вдруг – не иначе, её ангел водилу по плечу похлопал. Только-только я её на буксир взяла, чтобы хоть билет на одиннадцать купить, подбегает мужик с растопыренными глазами.

– В Сургут?
– Я – нет. Вот в Сургут! – выдвинула я вперёд красотку с чемоданом.
– Господи, я уже двадцать минут её ищу! – заорал водила радостно, и мы обнялись, как будто сами оттуда только что приехали.
– So good! – обернулась она и помахала мне рукавичкой.
– Сургут! – отсалютовала я.

И в ту же минуту, опоздав ровно на десять минут, пришёл мой автобус. Как всегда, вовремя.