Батюшке сорок лет, он служит в обычной сельской церкви в Калужской области. Является единственным священником на несколько деревень в округе. Несмотря на удалённость от цивилизации, приход живёт современной жизнью, у них даже есть своя группа в вотсапе. Там прихожане общаются, узнают последние новости, расписание богослужений. Восьмидесятилетняя мама подруги и вовсе активный пользователь интернета. Ноги почти не ходят, зато, словно подросток, не выпускает смартфон из рук.

С батюшкой у моей подруги сразу установились доверительные отношения. Если возникала нужда, могла подойти к нему не только в храме, но и на улице, пообщаться через забор, как с хорошим соседом. Священник иногда навещал их с мамой, заходил в гости. Но в прошлом году с батюшкой что-то случилось.

Подруга рассказывала, что с начала спецоперации священник начал выкладывать в вотсап видеоролики со зверствами, которые украинские вояки вытворяли с нашими пленными. Мама приятельницы и прочие пожилые прихожанки всё это смотрели, обсуждали и, разумеется, сильно переживали. Некоторые так волновались, что им потом приходилось даже вызывать скорую.

Помню, тогда посоветовала подруге объяснить батюшке ситуацию, ведь он должен осознать, что так поступать нельзя. Не надо бабушек пугать жуткими кадрами, им и так не много осталось. Они каждый день молятся о наших воинах. Тот священник вдобавок ещё и психолог по второму высшему образованию, поэтому подобные вещи должен и сам хорошо понимать.

Затем я задумалась: а может ли прихожанка делать батюшке замечание как человеку, выразить недовольство его поведением? Одним словом, непростой вопрос.

Вскоре подруга поведала, что священник очень близко к сердцу воспринял происходящее в Донбассе, потому что у него там недавно погиб племянник. А ещё спустя некоторое время сообщила, что батюшка отправился в военкомат и записался добровольцем. Прошёл полное медосвидетельствование, ему сказали, что обязательно позвонят. «А пока мой вопрос решается, – объявил он прихожанам, – будем вместе молиться о наших воинах и о победе». Кстати, в военкомат ездил в рясе.

Честно говоря, я не знаю, можно ли священникам уходить на войну в качестве обычных воинов. Люди, разбирающиеся в подобных нюансах, говорят, что, по правилам, православный священнослужитель не имеет права проливать кровь. Чтобы стать воином, он, по идее, должен сложить священнический сан. Хотя, может, тот сельский батюшка отправился на фронт в качестве военного священника, духовно окормляющего наших бойцов? Слышала, что священникам, подпадающим под мобилизацию, положена отсрочка. У многих батюшек есть опыт военной службы, думаю, если их и призовут, они не дрогнут. Правда, все местные жители, по словам подруги, очень тревожатся за священника-добровольца. И говорят, что он куда нужнее на своём месте, в маленьком сельском храме.

Прошло несколько месяцев, я ничего не знала о дальнейшей судьбе того священника. А не так давно побывала на службе в нашем маленьком московском храме. Народу пришло не так много, день рабочий. Служил новый батюшка. Раньше он был дьяконом, недавно его возвели в священнический сан. Новому священнику около тридцати, он высокий, красивый, с приятным голосом. Сразу видно, что отец служил впервые, со «шпаргалкой». Но ничего, молодец, справился. Когда маленьких детишек приводили к Чаше, священник так забавно вместе с ними рот открывал – показывал, как надо причащаться. Все прихожане волновались за батюшку, наверное, больше, чем он сам.

В конце службы вышел настоятель храма, поздравил собрата с принятием сана и заодно с именинами. Кратко объяснил, что такое служение и какая трудная теперь у батюшки начнётся жизнь. Новому священнику поднесли букет цветов, памятный подарок, какая-то бабушка произнесла поздравительную речь. А потом всем храмом, как в детском саду, закричали: «Поздравляем, поздравляем, поздравляем!» Получилось очень трогательно.

Я обрадовалась за нового священника и вместе с тем думала о сельском батюшке. Интересно, как он там? Разрешили ли ему уехать на фронт? Молюсь за него и других добровольцев – как за обычных, так и за тех, кто в сане.