Вдвоём у телика
22.02.2023 16:03
Вдвоём у теликаСмотреть кино вдвоём – это совсем не то, что смотреть кино в одиночестве. Смотреть кино вдвоём – особое лакомство.

Когда я была маленькой девочкой, очень любила смотреть вечерами с мамой кино. Во-первых, потому что она перед просмотром готовила семки. Это вам не какой-нибудь дурацкий попкорн, мама жарила на сковородке крупные чёрные семечки с солью в небольшом количестве растительного масла, высыпала в миску ещё тёплыми, ароматными, мы их сладко щёлкали и упивались фильмом. Я не очень ловко обращалась с семечками, и мама заботливо чистила для меня румяные зёрнышки, складывая горочкой на блюдце.

Во-вторых, меня очаровывал сам факт вечернего сеанса. Если фильм ещё и двухсерийный, а мама увлечена просмотром и не гонит меня в постель, то это даже сулит прогул первых уроков в школе. Мама напишет записочку учительнице и что-нибудь придумает.

Но вечерами детские фильмы не показывали, и приходилось смотреть взрослые. Я не очень понимала хитросплетения сюжета и плохо разбиралась в характерах героев, поэтому вечно зудела у мамы над ухом:
– А этот дядя плохой или хороший? А тётя злая?
– Смотри дальше, – мягко говорила мама, – ты должна разобраться сама, потом всё поймёшь.

Да что я там особенно понимала! В детских сказках всегда сразу ясно: если бабка страшная, с клыком и скрипучим голосом, значит, ведьма. Если дядька с костями, пришитыми к чёрному костюму, и в зубастой короне – Кощей Бессмертный. Плохие всех вокруг заколдовывали и убивали, хорошие боролись с плохими и в конце побеждали.

А во взрослом кино персонажи одинаковые, ходят туда-сюда по комнатам, разговаривают без конца, сначала ругаются, потом обнимаются и целуются, но вдруг разводятся. И как разобрать, кто из них врёт и что у каждого на уме?

Мама учила меня наблюдать и думать самостоятельно, а мне просто нравилось вскарабкаться к ней на колени, уютно прижаться к мягкой, тёплой груди и получать из её ладошки в свой клювик новую партию вкусных зёрнышек.

Правда, я не любила, когда мы смотрели какую-нибудь оперу, там я совсем ничего не понимала, а толстые грудастые тёти и пузатые дяди мне не нравились, и я вечно дёргала маму:
– Скажи мне, что они поют? Я ничего не понимаю.
– Просто вслушивайся, – настаивала мама.

И я внимательно слушала, но всё равно ничего не разбирала в завываниях, а если переключить на другую программу, то там вообще показывали каких-то дядек за трибунами. Так что лучше сиди, терпи и слушай оперу. Или делай уроки и спать!

Когда я стала постарше и мама начала воспринимать меня как сознательного собеседника, смотреть кино стало ещё сложнее. Я не могла сконцентрироваться на сюжете уже по другой причине – до моего появления на свет мама работала на киностудии «Мосфильм», знала почти всех артистов и вечно отвлекала меня своими рассказами о них.

Повзрослев, я сама вошла в киношный мир и уже знала многих артистов лично. И так же мучила сына во время очередного фильма своими воспоминаниями, да ещё и приправляла это мамиными рассказами.

Да, смотреть фильм с киношником не самое приятное времяпровождение, это вечные комментарии по ходу картины. Ты хочешь понять, кто убийца и какова следующая жертва, сделает ли герой предложение героине или уйдёт в экзистенциальный самоанализ и улетит на дирижабле, – а рядом ворчат, что свет не так стоит, что камера отразилась в стекле, что этот главный герой был абсолютным придурком на втором курсе, укусил преподавательницу сценической речи, а его партнёрша перед дипломным показом выбрила себе половину башки назло бывшему, который никогда не носил трусы под джинсами.

И зачем сыну такая информация, если он следит за отважным героем и свято верит, что тот на самом деле спасает людей из горящего лайнера?

Но для матери смотреть кино с сыном тоже дорогое удовольствие. И я даже не о том, что, отправляясь в кинотеатр с маленьким ребёнком, ты за всё платишь в двойном размере: билеты, кола и дурацкий попкорн. Это невинные траты, и, пока сын кроха, ты обходишься малой кровью. А вот смотреть кино со взрослым мальчиком – очень затратно на уровне нервных клеток.

Во-первых, добиться совместного просмотра так же мучительно трудно, как ехать утром в метро в часы пик. Хотя цель определена – станция «Комсомольская», но добраться проще до Луны. Во-вторых, ещё надо сойтись с ним на конкретном фильме, а это уже на уровне диалога переговорщика с террористами.

Обычно, если поймала настроение и решила показать сыну какой-нибудь фильм, то вхожу в его комнату особым образом, и он меня сразу «считывает». Дверь открываю не нараспашку с боевым кличем: «Ты когда наконец уроками займёшься?» – и не кричу: «Ты не одет? Уже полчаса как из ванной вышел!» – а натурально скребусь, как кошка. Вид застенчивый, немного виноватый, голос заискивающий, бровки домиком.

– Стёпочка…
– Опять? – взвивается сын.
– Ну пожа-алыста… – пристройка снизу.
– Мама, нет! – он всё уже понимает.
– Ну, пожалыста, пожалыста, пожалыста! – в моих глазах блестят слёзы.
– Не сегодня. Я занят. Я спать хочу. Я читаю. Я конспект пишу.
– Не ври, ты играешь в телефоне.
– Ах, я вру?!
– Нет, прости, ты не врёшь, не врёшь, не врёшь… Ну, пожа-алыста!

Уловок масса: плачу, смеюсь, давлю на жалость, соблазняю вкусняшками, обещаю не входить к нему в комнату год и написать за него доклад, угрожаю покончить с собой.

– Этот фильм даже дед уже посмотрел и не отрывался от экрана ни на секунду!
– Хорошо, погляжу, что ты там опять откопала, это ваше душное стариковское кино.
– Ничего себе стариковское! – возмущаюсь. – Это же «Асса»! Молодёжный фильм 87-го года!
– Какого? – давится от хохота сын. – Молодёжное кино, снятое за шестнадцать лет до моего рождения?
– Думаешь, ты первое поколение молодёжи на этой земле? – завожусь не на шутку. – Мы тоже когда-то были молоды и так бунтовали с подругой, что после «Ассы» вышли из киношки и назло всем «папикам» и «старикам Козлодоевым» бутылку кефира об асфальт кокнули!
– Ну вы прямо смелые, так отрывались! – издевается сын.

А потом посмотрел кино, и ведь понравилось, а в конце картины вообще вскочил с дивана:
– Это что, Цой? Прямо настоящий живой Цой?
– Да, – отвечаю гордо, – и у нас не только Цой был, но и такие мощные рокеры, что ваши рэперы и хип-хоперы в сравнении с ними – просто чихуахуа с бантиками.

Стёпа тоже не прочь просветить меня, порой и сам пристаёт с каким-нибудь крутым, на его взгляд, фильмом. Я не ломаюсь, бросаю все дела, ведь что для матери самое главное – посидеть с сыном пару часов на диване.

– Только не засыпай! – предупреждает грозно. – Увижу, что заснула, – больше ко мне не подходи со своими чёрно-белыми немыми Эйзенштейнами!

Забивает в кинопоиске фильм «Начало», и я глазам своим не верю – неужели? Вот это подарок! Но Стёпа таращится тупо.

– Не понял, это чё за фигня?
– Сам ты фигня! Это великая Чурикова, балбес!

Оказывается, он искал другое «Начало», с Ди Каприо.

– Не знаю, выдержишь ли три часа, поймёшь ли сюжет, – говорит с сомнением. – Картина сложная, интеллектуальный экшен, про талантливого вора, который извлекает секретную информацию из мозга людей во время сна. Ну, если потеряешься, в процессе буду объяснять…

Ага, объяснять! Сам заснул на пятнадцатой минуте, а я до половины пятого утра увлечённо смотрела, даже позу не поменяла. Человек, воспитанный на Тарковском и Феллини, всё может выдержать.

Хотя вру, не всё. Просто не надо нам было с другом Мишкой бутылку коньяка уговаривать перед просмотром. Но Мишке и коньяк не помеха, он такой эстет кино, что Годара, Куросаву, Бунюэля и Ларса фон Триера смотрит без перевода.

На этот раз он решил мне показать картину Уэса Андерсона «Гранд-отель «Будапешт». Признаться, в три часа ночи, после приличной дозы коньяка, вдумчиво смотреть независимое авторское кино, где не только картинки, но и сам сюжет меняется со скоростью двадцать пятого кадра, можно только после холодного душа с нашатырём у носа. Мишка следил за моей реакцией ревностно и придирчиво, как таможенник за контрабандистом.

Я старалась вникнуть в ход событий и не вырубиться, выпучивала глаза, выпячивала челюсть, а если не смеялась в нужных местах, он смотрел на меня с ненавистью, поэтому я старалась похихикивать всё время.

Мы валялись с Мишкой на широком диване. Лёжа слева, он видел меня только в профиль, и я очень надеялась, что за моим гордым носом длинной 5,5 сантиметра и высотой 3 сантиметра (если мерить от глубины слёзной железы до его самой верхней точки) мой правый глаз Мишка не разглядит, поэтому я могла его безнаказанно закрывать.

– Ты спишь! – внезапно кричал он мне в ухо, перевешиваясь через мой нос. – Я всё вижу, у тебя правый глаз закрыт!
– Ничё не закрыт, просто он задумчиво прищурен, – оправдывалась я.
– Не ври, он не прищурен, он совсем затянулся веком! – рычал Мишка.
– Не понимаю суть претензии, – фыркала я в ответ. – Если я его и закрыла, то для лучшего восприятия фильма. Правому глазу соответствует левое полушарие мозга, а левому наоборот. Вот я и усиливаю левый глаз, закрывая правый, чтобы невербальное правое полушарие продуктивнее работало на образное и ассоциативное мышление, холистически обрабатывало информацию и эмоционально-целостно воспринимало происходящее.
– Сволочь! Примитив! – злился Мишка. – Тебе только «Шрека» смотреть!
– Напрасно ты меня ругаешь, – говорила я, раздвигая пальцами веки. – Я способна на многое: вдумчиво, от корки до корки, просмотреть все двенадцать серий «Оттепели» за один вечер. А вот у моей подружки концентрация внимания, как у аквариумной рыбки, и её хватает только на трёхминутные ролики из интернета. Чтобы посмотреть с ней вместе полноценное кино, надо иметь нервы – стальные канаты. Она вообще не вникает в сюжет, игру актёров, а существует параллельно с кем-то в телефоне. И в туалет сходит, и стиралку запустит, и ковёр пропылесосит… Я хоть раз пылесосила во время твоего Андерсона, в тубзик бегала?
– Да я бы тебя за это там же, в сортире, и замочил! – огрызается Мишка.

За то, чтобы посмотреть кино вдвоём, надо всегда чем-то расплачиваться. Например, своему бывшему за совместные просмотры я платила массажем. Не в кинотеатре, конечно, а в пределах дома. Если я отвоёвывала понравившийся мне фильм, то все полтора часа, что он длился, трудилась над телом любимого от пальцев на его ногах до макушки. Руки уставали страшно, зато в глубине души я праздновала победу.

Дело в том, что у нас с бывшим категорически расходились вкусы в выборе фильмов. Он предпочитал смотреть перед сном кровавые триллеры, ужастики и боевики. Я же хотела что-нибудь красивое и про любовь, но он брезгливо называл это «соплями в сахаре». И каждый вечер мы сердито щёлкали пультом, перелистывая каналы в поисках компромисса.

– Вот, нашёл! – радовался он, остановив свой выбор на какой-то зоопередаче. – Посмотрим про крокодилов? Ты же любишь животных, и меня такие фильмы успокаивают.
– Нет, пожалуйста, нет! – махала я руками. – Только не про животных, у меня сегодня выходной!

Уже много лет я смотрю про животных не для себя, а для всех, чтобы потом это всё описать в газетных текстах, ведь по заданию редактора я пишу и о крокодилах, и об улитках, и о муравьях. Во время просмотров таких фильмов не отдыхаю, а напрягаюсь, как студент за конспектом на лекции, и по доброй воле ни за что этим не займусь.

– Я уже не знаю, что с тобой смотреть! – сердился любимый. – Это тебя пугает, то – смущает.
– Ой, не переключай! – выхватывала у него пульт и останавливала выбор на «Женском стендапе». – Давай это посмотрим?
– Да ну, гадость какая, – хмурился любимый.
– А я сделаю тебе массажик, – мурлыкала ему на ушко, – спинку промну, больную коленку проработаю, головушку поглажу…
– Ладно, – соглашался он, – только нежно и с массажным маслом.

Стендаперша по телеку рассказывает, как сломала руку и долго ходила в гипсе: «Раньше я никогда ничего не ломала, кроме мужских судеб…» Мой любимый мучительно морщится.

– Что такое? – я проминаю ему шейный отдел. – Тебе больно?
– Очень, – ворчит. – И что за ведьм туда набирают? Страшные все, непричёсанные, ненакрашенные, вечно в штанах, да ещё и над мужиками издеваются. Да кто на них вообще позарится!
– Ну, ты напрасно, – заступаюсь, – смешно же!
– Тебе это смешно? – возмущается.

Стендаперша продолжает: «Секс в гипсе – травмоопасное мероприятие. А как откажешь? Человек приехал навестить, апельсины привёз, надо же как-то отблагодарить – руку-то не пожмёшь…»

Утыкаюсь лицом в плечо любимого и хохочу.

– Что тут смешного? – злится он.
– Навеяло, – признаюсь сквозь смех, – задолго до тебя у меня была сломана нога, и я носила аппарат Илизарова, а за мной ухаживал один паренёк, – чувствую под ладонями, как напряглись трапециевидные мышцы любимого, и спешу оправдаться: – Он был до тебя, я его уже не помню, телефон стёрла, вообще урод.

Мышцы расслабились, продолжаю:
– Так вот, занимаемся мы с ним любовью, я в этой клетке на ноге, вдруг замечаю, что он с такой нежностью наглаживает прутья аппарата, чуть не целует его в порыве страсти, про меня уже забыл, я говорю: «Милый, алло, я здесь, вернись! Он железный, он ничего не чувствует».
– Хватит! – свирепо прерывает меня любимый. – Кто требует от тебя таких подробностей?
– Так смешно же.
– Этот бабский стендап тебя портит и развращает! – любимый отбрасывает мои руки и загораживается подушкой. – Ты своему следующему обо мне тоже будешь такие истории рассказывать?
– Ни за что, ты вообще не смешной, – утешаю.
– Это я не смешной? – ещё больше заводится бывший. – Да как ты смеешь? Я – профессиональный юморист, тридцать лет полные залы собираю! Всё, довольно, переключай канал на какой-нибудь сопливый сериал…
– А ты его выдержишь?
– Теперь, думаю, да! – говорит он твёрдо. – Когда ты слушаешь, как эти ведьмы разносят своих мужиков, ты меня уже не гладишь, а бьёшь и щиплешь, и это не массаж, а физическое насилие.

Да уж, смотреть кино вдвоём – это не то, что смотреть его одной. Одной смотреть гораздо комфортнее: хочешь – плачешь, хочешь – хохочешь, можешь поставить на паузу и загрузить стиралку, пропылесосить пол, и никто не заорёт: «Ну, скоро ты там?» А если прикорнёшь на полчасика, не зарычит тебе на ухо: «Не спать!» Можно даже в огуречной маске смотреть и в бигуди.

В общем, как говорила Тося из фильма «Девчата»: «Хочу – халву ем, хочу – пряники».

Наталия СТАРЫХ
Фото: Shutterstock/FOTODOM

Опубликовано в №7, февраль 2023 года