Собрание проходило стихийно, без протокола и регистрации участников. Запах гари всё ещё витал в воздухе. Именно он собрал на восьмом этаже возле мусоропровода всех жильцов подъезда. Обсуждали недавнее происшествие и хозяйку 164-й квартиры Александру Николаевну Кружихину.

– Это уже ни в какие ворота не лезет. Дожили.
– Она нас сожжёт, поверьте моему слову.
– Ага, или взорвёт к чёртовой матери. Газ откроет, а зажечь забудет.
– Это просто свинство с её стороны. Мы ещё не весь кредит выплатили.
– У меня собаку до сих пор тошнит.
– К участковому надо идти, пусть меры принимает. Не в первый раз уже.
– А что случилось?
– Наша Александра Николаевна опять поставила кастрюлю с супом на плиту и уснула. Хорошо, вовремя дым заметили. Что дальше-то будет?

Хозяйка 164-й была звездой не только своего подъезда, но и собеса, и почты, и ближайшей подстанции скорой помощи. Ну, и родственникам, конечно, не давала расслабиться.

В её просторной трёхкомнатной квартире три поколения могли бы при необходимости разместиться в мире и согласии. Но жизнь распорядилась иначе.

О женщинах с таким именем пишут: «Александра – защитница людей, мужественная, надёжная, сильная, властная и независимая, исполненная чувства собственного достоинства, принципиальная и несгибаемая». Это всё о ней. Всю жизнь на руководящей работе, поздно вышла замуж, поздно родила двух дочерей – карьеру делала.

На работе её терпели, хотя она могла накричать или оскорбить сотрудника даже без повода. Но всё-таки работа есть работа и трудовой день когда-нибудь заканчивается. А есть ещё и выходные, и отпуск. Да и не было в те времена принято на грубость начальства отвечать зеркально.

Другое дело – семья.

С такими людьми, как Александра Николаевна, трудно жить рядом, их очень сложно любить, а ещё сложнее – находиться с ними под одной крышей. Они все нервы вам истреплют, лишь бы вы прислушались к их мнению, читай – подчинились.

Существуют только две точки зрения: её и неправильная.

Муж Александры Николаевны, тихий, спокойный интеллигент, подкаблучник и рохля, старался лишнего не говорить, чтобы не накалять дома обстановку. Всегда слушал супругу и ни в чём не перечил. Уходил на работу рано, приходил поздно. Соглашался на все командировки и сверхурочные. В выходные уезжал на садовый участок или рыбалку. В общем, приспособился.

Другое дело – дочери, которые долго не могли вырваться из-под её власти. В семье знали: как мама сказала, так и будет. Пока девочки взрослели и учились, приходилось терпеть и слушаться. Но мать не давала им вздохнуть, даже когда повзрослели. Старшая родила сына и никак не могла подобрать ему имя – мать категорически отвергала все варианты. Надо ли говорить, что ребёнка в итоге назвали так, как захотела бабушка.

Не выдержав диктата, дочь с мужем и малышом переехала в другой город и общалась с матерью только по телефону.

Младшей повезло меньше. Своим глумлением мать не раз доводила дочь до слёз и истерики. Ради бегства от неё девушка наспех выскочила за сослуживца – человека пьющего и недалёкого, но с собственной жилплощадью в коммуналке. Пьющий муж, шумные соседи, час добираться до работы – и всё-таки это был не худший вариант. К матери она наведывалась редко и лишь по самой острой необходимости.

Муж, оставшийся единственным громоотводом, продержался недолго, хотя старался не перечить и вёл себя тише воды ниже травы. Он даже в хор записался, чтобы в выходные меньше отсвечивать дома. Но не судьба – не выдержало сердце.

После смерти мужа Александра Николаевна переключилась на соседей. Переругалась сначала с жильцами на площадке, затем с нижними соседями, а заодно и с верхними. То они громко разговаривают в подъезде, то дверью хлопают, то лифт задерживают – причины находились. Постепенно с ней перестали здороваться.

Летело время, копились годы, обострялись болезни. И вот уже в магазин стало ходить тяжело, принять ванну – проблема, прибраться, опять же, надо, а сил нет.

Присмотреть за бабушкой взялась внучка. А что, квартира большая, бабушка старенькая – всё может случиться. Продержалась полгода. Плюнула и на бабушку, и на квартиру.

– Всё, ухожу, сил моих больше нет. Ты ещё и меня переживёшь, вон сколько жёлчи. Ипотеку на двадцать лет взять – и то лучший вариант.
– Ой, умираю, – простонала Александра Николаевна. То ли съязвила, то ли действительно помирать собралась, не поймёшь.
– Не надо, бабушка, ваших старорежимных штучек, – отреагировала внучка. – С меня хватит.

Оставила ключи, захлопнула дверь и вызвала лифт.

Значит, без соцработника не обойтись. У соцработников служба и так не сахар. Но привычные трудности профессии меркли перед проблемами, которые создавала Александра Николаевна. Работа о ней была адом. За короткий отрезок времени у женщины сменилось шесть опекунш. Кто-то не устраивал Александру Николаевну, кого-то не устраивала она. Наиболее выносливые перед каждым дежурством молились и просили у Бога терпения.

Доставалось и врачам скорой помощи. Когда на душе у Александры Николаевны было тоскливо, а такое случалось довольно часто, она набирала номер экстренной службы и слабым голосом жаловалась:
– У меня давление, умираю.

На том конце провода даже не спрашивали адрес – сразу высылали бригаду. К ней приезжали врачи, мерили давление, снимали кардиограмму, ставили градусник, убеждались, что старушенция ещё их переживёт, делали витаминный укол и уезжали с чувством выполненного долга. Затем стали ездить только фельдшеры, а потом и просто санитары. Ну, чего зря специалистов отвлекать? Таблетку или порошок может и водитель дать.

Единственный жилец дома, с которым общалась Александра Николаевна, кто откликался на её просьбы и выполнял любые капризы, был Пётр Иванович – сын соседки по лестничной площадке, пятидесятилетний детина, уже четверть века прочно и красиво сидевший на шее матери.

Дверь квартиры на случай внезапной смерти Александра Николаевна никогда не запирала. Услышав, что сосед вышел в подъезд покурить, она требовательным голосом подзывала его к себе:
– Пётр Иванович, зайдите. У меня есть нечего. Сходили бы за продуктами.

Отчего бы не помочь соседке? На работу Петру Ивановичу не надо, времени навалом, поэтому в аптеку или магазин – легко. Конечно, не за просто так. Когда полтинник, а когда и сто рублей обломится. Кто бы отказался?

Зато для матери Петра Ивановича это превратилось в проблему. И так не работает, денег не приносит, так ещё и пьян чуть ли не каждый вечер. А когда выпьет, то голос на мать повышает. Но у неё ведь тоже возраст, тоже давление.
А Александра Николаевна стала названивать по телефону каждый час, всё Петра Ивановича выспрашивала – мол, пусть зайдёт. То чайник поставить, то лампочку вкрутить. И в шесть утра могла позвонить, и в одиннадцать вечера.

Не выдержала мать обормота, пошла к соседке ругаться. Дверь-то не закрывается. Наговорили друг дружке гадостей, подняли давление на недосягаемую прежде высоту и разошлись. Одна – пить корвалол, другая – очередную бригаду вызывать.

Родственники всё же иногда навещали Александру Николаевну, приносили продукты, заодно проверяли, жива ли. Если спала – прислушивались к дыханию.

Но хозяйка 164-й квартиры прожила ещё долго. Внуки семьями обзавелись, правнуки к школе готовились. Дочерей уже давно не было – и такое случается.

Но, слава богу, квартиру не подожгла, дом не взорвала. Может, повезло, а может, просто не успела. Умерла тихо, незаметно. Пётр Иванович утром заглянул с целью подзаработать на опохмел, а уже всё.

Завещала Александра Николаевна похоронить её рядом с дочерьми. Но родственники, конечно, решили по-своему.