Накинуть пальто, открыть дверь. Выйти из квартиры. Совершить ежедневный моцион: двенадцать ступенек вниз до лестничной площадки с почтовыми ящиками и столько же вверх. И это при любом самочувствии. Официальная версия – проверить почту. Хотя какая нынче почта? Кроме рекламы и счетов, ничего нет. Никто не пишет.

Анне восемьдесят пять. Вдова. Бабушка и прабабушка. Живёт одна, сама себя обслуживает, помощь родных принимает избирательно.

Квартира у Анны большая, осталась ещё со времён, когда жила с мужем и дочкой. И странное ощущение, что всё здесь замерло в шестидесятых-семидесятых. Ремонт с тех пор практически не делали. Лишь в спальне появился современный предмет – кондиционер. В большой комнате пианино – дочка занималась. Софа, секретер, посреди комнаты полированный прямоугольный стол. Хоть кино снимай с Дорониной в реальных декорациях.

В кухне никакого намёка на гарнитур. Зато есть старый буфет, колченогие столики, самодельные полки. И даже оцинкованная выварка для кипячения белья! Никаких фильтров, электрочайников и прочих достижений цивилизации. Стиральной машины тоже нет.

Дома Анна ходит в кримпленовом платье из семидесятых. Хранит каракулевые шапки, пересыпанные нафталином, и фарфоровые статуэтки слоников и балерин. Анна Александровна застряла в том времени, в котором была счастлива.

Она всегда была Анной, так называли её с детства. Уменьшительно-ласкательные суффиксы к ней как-то не клеились. Хотя младшую родную сестру в семье звали Тосей, двоюродную – Алюсей.

Мама умерла рано, отец воспитывал их с сестрой один. Еле сводили концы с концами. Поэтому, когда Анне исполнилось шестнадцать, папа решил, что сделал для дочери достаточно, и отпустил в свободное плавание. Анна вмиг лишилась дома, материального содержания, заботы. Её просто выставили за дверь, а 14-летняя Тося осталась. И неспроста уже в наши дни, когда у пожилой Тоси случилось несчастье – сгорел дом – и она попросилась пожить к сестре, Анна отказала. И из одежды ничего не дала. Чужие люди приютили и помогли.

Анна в молодости была очень красивой: жгучая кареглазая брюнетка с толстой косой. Освоила гитару, хорошо пела, являлась душой компании. Конечно, она не пропала: поступила в техникум, получила комнату в общежитии и стипендию. Постепенно жизнь наладилась. После техникума Анна работала и дослужилась до начальника отдела кадров. А потом встретила Анатолия – молодого красавца-балагура, сварщика нефтеперерабатывающего завода. Они поженились, родили дочь, получили квартиру.

Анатолий прилично зарабатывал, баловал семью. Только тогда Анна растаяла – наступило её звёздное время: красавец муж, души не чаявший в жене и дочери, материальный достаток. Появились те самые предметы, с которых она сейчас аккуратно стирает пыль, – секретер, пианино. А главное – новенький «Москвич-408». Возможностью его приобрести наградили Анатолия за ударный труд. Это была сказка, награда за все прошлые невзгоды.

С приобретением автомобиля жизнь стала разнообразнее. Купили дачу, ездили туда всей семьёй, выращивали овощи. При каждой возможности путешествовали на море, к родственникам и друзьям. Большими весёлыми компаниями выезжали на природу. «Четыреста восьмой» стал центром и символом счастливой семейной жизни.

Он прослужил долго. Много лет спустя, когда уже появились современные машины, этот старичок всё ещё был на ходу, поскольку за ним заботливо ухаживали, как за полноправным членом семьи.

Дальнейшая жизнь Анны и Анатолия складывалась, как у всех в то время, – сперва спокойно, стабильно, с уверенностью в завтрашнем дне. Потом, конечно, вместе со всей страной пережили потрясения девяностых. Но радовались семейному счастью дочери, а затем – внукам и правнукам.

Анатолий умер десять лет назад. Анна, как за ребёнком, ухаживала за ним после двух инсультов.

Сейчас она живёт одна в большой старой квартире. Разговаривает с фотографией Анатолия. Уверяет, что муж здесь, наблюдает за ней.

Семья дочери, обросшая детьми и внуками, очень стеснена в жилищных условиях. На все просьбы разрешить пожить у неё кому-нибудь из молодёжи Анна отвечает отказом: «Дайте дожить спокойно. Умру – всё вам достанется». Дочь обижается, но молчит – маме перечить нельзя.

Недавно дочь Татьяна отмечала юбилей, шестьдесят лет. Захотела отметить это большой компанией в ресторане. Но мама сказала: «Нет, никогда в нашей семье такого не будет. Если ослушаешься, не приду на юбилей, станем врагами». Пришлось всем миром строгать салаты, печь торты, а потом ютиться за праздничным столом в десятиметровой комнате. Мама была довольна: «Наша семья всегда славилась хлебосольством». Подарила дочери золотое украшение.

Никогда в жизни Анна Александровна не имела стиральной машины. Замачивает бельё, вываривает его, крахмалит. Правда, сейчас этот процесс занимает несколько дней.

Каждую весну Анна сажает рассаду на даче, купленной ещё Анатолием. Потом требует общего сбора семьи для копки и посадки. И далее всё по плану полевых работ, включая домашнюю консервацию. Близкие пытались отвертеться от неактуального в наше время занятия, но получали в ответ такие обвинения, что решили – спорить дороже. И всё же мужская половина семейства взбунтовалась и отказалась в этом участвовать. Тогда Анна стала ездить на дачу одна на общественном транспорте. После этого внучка получила права и каждый летний выходной возила женскую половину семьи отбывать трудовую повинность.

Недавно Анна серьёзно заболела – подозрение на коронавирус. Близким поставила условие: скорую не вызывать, тестов не делать. Болела тяжело и долго, практически ничего не ела. Похудела до сорока килограммов. Дочка с внучкой выходили. Татьяна до сих пор ухаживает за мамой, которой нельзя ни в чём перечить. Иногда жалуется на неё подругам по телефону. И тут же благодарит Бога за то, что мама есть.

Нет, Анна не терроризирует семью. Просто живёт в той жизни, где была счастлива, и желает того же своим близким. Так бывает.