Однажды на первом курсе мы с боевой подругой Машкой решили прогулять лекции. Причём идти на пары нам было лень, а вот переться в поликлинику и торчать в очереди, чтобы заручиться спасительной справкой, почему-то нет. Вдобавок приходилось ломать комедию на приёме у врача ради освобождения от занятия. Вот где была наша логика?

Убив полдня в поликлинике, мы наконец приплелись в общагу. Стояла зима, стемнело рано. В сумерках полупустого общежития добрались до своей комнаты. Разлеглись на казённых койках и вдруг вспомнили об одной тайной заначке. Наша однокурсница, местная девушка, как-то раз съездила на выходные к деду в деревню и привезла оттуда целых три литра самогона. А вот куда девать это добро, она не знала – видимо, припрятать дома такое количество спиртного не могла. В итоге девушка привезла пойло к нам в общагу на хранение с целью когда-нибудь загулять всей дружной компанией. Ну, мы и решили, что если выпьем немного дедовского самогона, от сокурсницы не убудет.

Вскоре общежитие начало наполняться вернувшимися с учёбы студентами, и на общей кухне привычно загремели кастрюли и сковородки. Туда же с умным видом и сковородой в руках направилась и Машка, чтобы пожарить картофель для грядущего банкета.

Этажом выше жили два парня, наши знакомые. Очень интересные товарищи. Сошлись они на почве общих интересов, точнее, гремучей смеси из увлечения «качалкой», ночными клубами, восточной эзотерикой и прочими плохо сочетаемыми вещами. Кроме того, оба студента обладали поразительным чувством юмора и богатым воображением. Странно, но при этом оба не пили и не курили. Мы гадали, почему, но, видимо, увлечение «качалкой» оказалось сильнее тяги к алкоголю. Спортсмены!

Когда один из друзей, Максим, по привычке заглянул к нам в комнату, я предложила пропустить стопку-другую редкого дедовского первача, настоянного то ли на горьких травах, то ли на старых портянках. Как ни странно, несмотря на свою принципиальную трезвенническую позицию, любопытство парня всё же перевесило, и Макс согласился употребить домашнюю заготовку.

Дальше началась веселуха. Мы с Машкой подошли к кулинарному искусству творчески, затеяв весёлую эстафету. Жарили картошку, передавая очередь всем встречным. Человек эстафету принимал, жарил картошку, затем бежал в нашу комнату, опрокидывал стакан, запивал морсом на основе смородинового варенья и бежал передавать эстафету следующему. Буквально за час на нашем этаже заметно «потеплело». Народ вовсю принимал эстафету, жарил картошку, варил пельмени, не забывая понижать ватерлинию дедовских запасов.

А вот наш дорогой гость не «эстафетил». Макс как сел за стол в нашей комнате, так больше не вставал. Он пил со всеми, пил молча и сурово. На него это было совершенно не похоже. Когда наконец мы вернулись с огромной сковородой жареной картошки, Максим находился в состоянии, близком к критическому. Наверное, отсутствие привычки к питью сыграло роль, а может, дедовский самогон обладал психоделическими свойствами, но Макс начал чудить.

Сначала он забрёл в комнату к нашим соседкам, которые мало с кем общались и всё время зубрили. Там он заперся. Шокированным девчонкам Макс громогласно объявил, что он капитан Немо и ему восемьсот лет. Затем орал оттуда, взывая ко мне:
– Шарлотта, экипаж мне! Я покидаю поместье.

Я кинулась выручать несчастных девочек, а Машка осталась в комнате изготавливать новую порцию морса, но пролила варенье на пол. Пыталась его убрать и не рассчитала сил – плюхнулась задницей прямо в сладкую жижу! Одним словом, вечер удался на славу.

Прибыв за Максом, я попыталась увести его в «поместье», то есть в опочивальню, но силы оказались не равны. Мы падали, и всякий раз, оказавшись со мной в горизонтальном положении, Максим предлагал слиться в экстазе. Потом громко кашлял, объясняя всем студентам в коридоре, что кашель – его профессиональная болезнь, поскольку в своё время он работал на переправе, где и подхватил тяжелейшую форму коклюша. Люди шарахались от Макса, видимо, заподозрив, что человек просто переучился.

Естественно, мы, до невозможности красивые, вскоре попались на глаза коменданту. Макс, кстати, перед комендантшей выглядел более-менее адекватно, даже стоял относительно ровно. Всё было хорошо, пока он не заговорил.

– Иди в свою комнату, – потребовала начальница общежития.
– Увы, сделать это я не в силах, – признался Макс. – А вот в соседнюю комнату направлюсь с удовольствием, поскольку меня там ждёт важная недоделанная работа.

В соседней комнате, о которой шла речь, проживала молодая семейная пара.

– Какая ещё работа? – удивилась комендант.
– Я занимаюсь литьём бронзовых бюстов, – поведал парень. – И прямо сейчас работаю над скульптурой Антона Павловича Чехова.

Комендант вытаращила глаза. Такого даже она никогда не видела.

– Света, ради бога, отведи его поскорее спать, – тихо промолвила, развернулась и ушла.

Когда мы добрались до комнаты Макса, посмотреть на дивно перебравшего студента собралась целая толпа – новости в общаге разносятся быстро.

– Нет, я не буду почивать, – мотал головой пьяный товарищ. – Даже не уговаривайте! Не улягусь, пока мой шут Василий не взобьёт мне перинки.

Так звали соседа Макса. А поскольку Василий в тот момент в общежитии отсутствовал, бедный «барин», сидя на табурете, постоянно звал его, истошно вопя: «Васи-и-и-или-ий!»

Что поделать, пришлось нам сыграть роль персонального барского шута. Мы взбивали тонкий казённый матрац, а Максим указывал перстом места, где ещё надобно немного взбить для порядка. Затем с горем пополам всё же уложили это чудо в перьях.

Машку за это время отмыли, переодели и тоже отправили в постель. А я лежала на кровати, положив голову на колени своему хорошему другу. Мы о чём-то разговаривали, вспоминали приключения безумного Макса и смеялись.

Вскоре в нашу комнату зашла комендант, присела. Помню её слова моему товарищу:
– Андрюша, ты ведь такой хороший мальчик. Сдалась тебе эта пьянь, только посмотри на неё!

Разумеется, всё это было сказано в шутку. Посидели немного, посмеялись и разошлись.

А на следующий день нас вызвали в деканат. Смешки смешками, но докладную на нас комендант всё же накатала.
Декан, пожилой дядька старой закалки, жёсткий и очень острый на язык, в тот день был в ударе. От его комментариев и реплик в наш адрес от смеха лежал весь деканат. Пришлось писать объяснительные записки. Хотя как объяснить то, что вчера вытворяли, мы с трудом представляли. Даже в объяснительных умудрились ляпнуть нечто такое, отчего хохот стоял на весь университет. Но куда больше всех в очередной раз насмешил Макс.

В своей объяснительной герой вчерашнего дня всё изложил предельно кратко. Его записка гласила: «Был отравлен суррогатом интервентами, по этой причине ничего не помню – амнезия».