В родную деревню в Ленинградской области Сергеевна приезжала из Минска, где прожила считай всю жизнь. После окончания ремесленного училища уехала в Белоруссию на комсомольскую стройку, там вышла замуж за русского паренька, приехавшего с Урала отстраивать разрушенный в войну город. Вырастила двоих детей. Рано овдовела. Сорок два года проработала на заводе.

Пенсия теперь, конечно, такая, что на родину съездить не каждый год получается: надо откладывать, а ведь и внуков хочется порадовать, и лекарства недешёвые…

Целый год Сергеевна копила деньги, чтобы приехать в конце августа – к бруснике. Повидать родню, посидеть на могилах родителей.

Всем деревенским везла белорусские конфеты, носочки-маечки и ещё всякую всячину. Без подарка не оставался никто. И назад, к домашним, ехала так же: с корзиной ягод, сладостями, грибами. Возвращалась из деревни отдохнувшая, радостная. Родина есть родина. От того воздуха и щёки румяней, и в руках-ногах больше силы. А от посиделок за большим столом, дружного кипения разных поколений – жить хочется.

В этот раз Сергеевна опять приехала в деревню к концу лета, а в Минск должна была вернуться в начале сентября. Встретили её, как всегда, радушно. Особенно сёстры – старшая Лена и младшая Поля.

Поля на лето приезжала из райцентра в соседнюю деревню, а старшая Лена жила прямо тут, в родной местности. Полтора года назад с ней и её мужем Степаном случилась беда: обоих с разницей в пару недель свалил инсульт. Ходить перестали, речь отнялась. Мало-помалу оба встали на ноги, но заговорить заново не смогли.
Близкие шептались: вот, бабка и дед – с малолетства друг друга знают, в одну школу ходили, одну судьбу на двоих прожили, и болезнь разделили, и поправку… С тех пор как случилось это несчастье, Сергеевну ещё больше тянуло на родину – помочь, поддержать, позаботиться.

Сергеевна помогала сестре, варила супы, с молодёжью ездила за ягодами. С её давлением кустикам кланяться не больно-то можно, но как зимой без живых витаминов. Перетёртая с сахаром брусника с блинами или творогом – любимый завтрак минских внуков. Представляла Сергеевна родные мордочки с блинчиками за щеками – и радостнее собиралось.

– Тёть Надь, хватит уж – полные корзинки! – торопила Сергеевну молодёжь, уставшая кормить комаров.

Но Сергеевну из леса не вдруг выманишь. Ведь не только внуков – дочку, зятя, старшую сестру и деда Степана хотелось накормить свежей посахаренной брусникой.

Очень беспокоило Сергеевну здоровье Лены и Степана. Им бы ходить побольше, а они ленятся. До лавки, что у бани стоит, дойдут, опираясь на палки, – и всё, устали. Сестра ещё ходила туда-сюда по тропинке от дома до бани, а дед – ни в какую.

– Стёпа, – говорила ему Сергеевна, – ты встань, походи, а то ноги совсем слушаться перестанут – сляжешь.

Дед Стёпа любовно мычал, улыбался, палкой махал.

– Э-э-э! – мол, куда мне, отходил своё. – А-ай! М-м, – и крутил головой.

Сергеевна не сдавалась, уговаривала – но тот не хочет, и всё тут: телом ослаб, а характер прежний.

Сама Сергеевна вечерами любила выйти за ворота, пройтись по дороге, поглядеть, как солнце золотит белые короны борщевика, которого здесь море… Походит Сергеевна, поглядит кругом – чему-то порадуется, что-то вспомнит да и пойдёт домой: делу время, потехе час.

На второй неделе отправилась она на несколько дней к младшей сестре в соседнюю деревню. Привезли её туда на машине и оставили; уговор был, что через несколько дней заберут.

Младшая сестра – свежая, загорелая от огородных работ – на Сергеевну нарадоваться не могла. И лицом, и сложением она очень похожа на Сергеевну, только разрез глаз другой – чуть ли не восточный. Жили дружно: днём обед вместе приготовят, стол в палисаде накроют, соседку бабу Таню позовут и сидят, разговаривают. Потом уберут со стола, посуду помоют – и ложатся в комнате на высокие кровати с сенными матрасами, смотрят телевизор, а дальше – тихий час. В светёлке пахнет соломой и самоваром. Спится тихо, спокойно. В открытое окошко льётся летнее солнце, залетает с дороги пыль, козы блеют, перекрикиваются ребятишки, стучит далёкий молоток…

Проснутся – пьют чай с конфетами. Потом вечерние посиделки за ужином. К столу кто-нибудь из старых знакомых подтянется, обнимет Сергеевну, расспросит о житье-бытье.

И всё бы хорошо, да есть у младшей сестры внук Андрей. Не юноша уже, а в голове одно: где бы, не работая, денег на выпивку достать. Когда прижмёт – а прижимает частенько, – едет из райцентра к бабке в деревню за «помощью». Та поначалу отказывает – и внук срывается на крик, может и кулак к щеке поднести. И бабушка «помогает», только бы уехал поскорее и хоть какое-то время не показывался.

Явился Андрюха, не зная о приезде Сергеевны, и в этот раз. А ведь только вчера сестра о нём говорила, плакалась, – и вот, пожалуйста, лёгок на помине. Сергеевна сама его встретила, на скамью у дома усадила, стала спрашивать, как живёт. И он тихо улыбался, скромно отвечал: так, мол, и так, работы в городе нет, но ищу – на сына ведь алименты надо платить; здоровье так себе, пить вот собираюсь бросить… Сергеевна кивала, взглядывала на него: черты лица недобрые, но что-то родное мелькает. Глаза такие же, как у бабушки, – немного восточные. Жалко его, ведь дитя! И Андрей расспрашивал Сергеевну, да ответы не слушал. Видно было: не за тем приехал.

– Сергеевна, а баба Поля-то где?
– Ты, Андрюша, к ней не ходи сегодня. Лежит Поля с давлением, голова болит.
– Так я пойду, проведаю. Зря приехал, что ли?

Сергеевна взяла его за руку.

– Не ходи.

Стал вырываться.

– А мне надо.
– Не надо. Спит она, не ходи!
– Я на пять минут, – и к двери рванул.

Дверь в дом была заперта.

Тут Андрюха закипел. Дёрнул сильнее – не идёт. Стал ругаться – поначалу тихо, потом громче.

– Вы чего дверь-то закрыли, бабки? Я что, зря приехал, твою мать?
– Пока я здесь, Андрей, сюда не езди, – твёрдо сказала Сергеевна. И почувствовала, как кровь хлынула к голове.
– А ты, Сергеевна, не лезь, – рявкнул Андрюха.
– Голос на меня не повышай, имей уважение.

Андрюха хмыкнул и закурил.

Щёлкнул засов – показалась из-за двери сестра Поля.

– Уезжай, Андрей, дай нам пожить спокойно.
– А вот и наша болезная! Привет! – нехорошо улыбнулся Андрюха. – Должок вернуть не хочешь?
– Нет у меня ничего. В сентябре приезжай, там пенсия будет.
– Ну, бабуля, до сентября ещё дожить как-то надо, ты же понимаешь.
– Живи как хочешь – не маленький.
– Вот мы как заговорили при сестрице-то! – оскалился Андрей. – Ну, хоть на сигареты есть?
– На сигареты – бери, на вот… – мелочь баба Поля заранее приготовила, знала: с пустыми руками он всё равно не уйдёт.

Пока внук пересчитывал монетки, Сергеевна юркнула в сени и дверь закрылась. Поругался ещё Андрюха, покурил на лавке и пошёл к остановке.

А утром следующего дня у дома стояла скорая. Ехать из города всего ничего, а ждали её долго – часа два. Накануне Сергеевна сказала Поле: «Внутри как будто что-то оторвалось». А утром и язык ворочаться перестал, и на ноги толком не встать. Увезли Сергеевну в городскую больницу. Там она несколько часов, ожидая врача, лежала в приёмном покое – как была, в пёстром домашнем халате.

Не впервые уже такое с Сергеевной – понимала, что дело серьёзное. Но ведь помогут – не врачи, так кто-нибудь другой. Ведь уже спасали. Помнила Сергеевна, как лежала с приступом в минской больнице и однажды ночью, в такую же тяжёлую минуту, когда душа и тело ступили уже на какой-то тёмный мосток, над ухом раздался тоненький голос: «Проснись! Проснись! Проснись!» Сергеевна открыла глаза и, как она потом говорила, увидела маленького ангела, который тут же исчез. Стало легче – и уже утром, сидя на больничной кровати, она рассказывала эту историю внукам и дочери. Маленькие внуки всё спрашивали, как выглядел ангелок, какие у него были крылышки, просили повторить это тоненькое «проснись». Дочка плакала и крепко обнимала мать.

А в этот раз ангел, весь год тихо звавший Сергеевну на родину, не прилетел. Может быть, долго искал врача в коридорах и кабинетах.

Сергеевна сделала шажок по мосту над узкой рекой. На другом берегу, до которого рукой подать, – много-много красных спелых ягод. Ласково пахнет лесом и детством. В лесу, далеко-далеко, будто звенят знакомые голоса, аукают. Она остановилась в ожидании другого голоса: скажет ли кто-нибудь, что надо проснуться? В руках у Сергеевны корзина. Она словно просила ягод: впереди зима, тёмные утра, когда внучка идёт в школу, а внук – в садик; нужно варенье. Голоса всё не было – и Сергеевна пошла дальше. Ступив на противоположный берег, она крикнула «ау!», удивившись тому, как тих стал её голос, и пошла в ягоды.