Сильная у нас любовь случилась, настоящая. Голову до того вскружило, что я окончательно потерял рассудок. Девятый класс, а может, и десятый, за давностью лет не помню. Могу только сказать, что восемнадцати нам ещё не было.

Я жил с родителями в посёлке, она – за сопкой, нас разделяло километров шесть-семь. Но что такое расстояние, когда кровь кипит? Я к ней каждый день ходил, в любой мороз, слякоть, метель, невзирая на проливной дождь и другие катаклизмы. Лишь бы увидеть, прикоснуться к руке возлюбленной, напитаться её запахами. И это притом что мы ежедневно виделись в школе.

Что только учителя не делали, чтобы нас разлучить! Боялись, что моя Лидочка забеременеет и придётся делать аборт. Только напрасны были их опасения. Не мог я обидеть любимую даже намёками на близость, считая их грязными, не мог переступить через себя.

Как-то осенью пришёл к ней вечером, родителей дома не было – уехали к родственникам в соседний посёлок. Лидочка по-семейному угостила меня вкусными пирожками, сама пекла. Мы послушали музыку, потанцевали, долго целовались, а потом вдруг очутились в кровати. Даже не помню, как это произошло и что этому предшествовало. Лидочка лежала обнажённая, без лифчика и трусиков, плотно сжав ноги и смотрела испуганно, но в то же время умоляюще. Я видел, что её, как и меня, обуревает желание, но сделать последний шаг, после которого мы стали бы одним целым, не осмелился.

Жадными глазами я любовался ложбинкой на прекрасной шее, где пульсировала тонкая жилка, её ещё не сформировавшимися маленькими грудками с острыми сосками, плоским животиком с аккуратной ямкой пупка. Смотрел на тёмный мысок внизу живота, кровь у меня кипела, но… Как же завтра взгляну ей в глаза? Вскочил как кипятком ошпаренный и выскочил из её дома.

Бежал к себе в посёлок под ливнем, сверкали молнии, грохотал гром, а я как заведённый твердил, словно заклинание, глотая слёзы: «Прости меня, Лидочка, прости!» За что просил у неё прощения, до сей поры понять не могу. Очень мы любили друг друга. Но после школы наши пути разошлись, я уехал в Москву, а Лида осталась на Сахалине.

Потом несколько раз мы встречались в Москве, где Лидочка оказывалась проездом. Мы сидели в кафе, жарко целовались в подворотнях, один раз я даже обнаглел до того, что поцеловал её в сосок, когда она была в лёгком цветастом сарафане. Меня тогда охватило внутреннее ликование, непередаваемое блаженство. Но дальше дело не заходило, что-то удерживало меня.
Вернувшись однажды после такого свидания, я долго находился под впечатлением от незабываемой встречи. И решительно дал себе слово, что, если мне посчастливится вновь встретиться с Лидочкой, точно не упущу возможность с ней переспать.

В тот день я пришёл с работы в семь вечера, и вдруг мне страшно захотелось съесть головку сырого лука. С чего бы это? Никогда раньше подобное желание, тем более столь непреодолимое, меня не посещало. Только покончил с луковицей, как раздался телефонный звонок и в трубке я услышал голос Лиды: «Я в гостинице, завтра вылетаю на Сахалин. Приезжай, жду тебя!»

Я помчался в магазин, купил последнюю бутылку шампанского с витрины и поехал в гостиницу возле станции метро «Аэропорт». Номер двухместный, у соседки через час вылет, поэтому она, попрощавшись, ушла. Трясущимися руками открываю шампанское, а там – пойло, а не напиток. Бутылка стояла на витрине, пробка пластиковая – шампанское попросту выдохлось. Такого позора я ни до, ни после не испытывал. Да ещё от меня за километр воняет луком – как тут целоваться?

В общем, быстро простился со своей ненаглядной – и бегом на последний поезд метро. Как же мчался тот вагон, везущий меня, единственного пассажира, домой! Он будто радовался, что я не остался ночевать в гостинице. Жуткий вечер. Мне бы потом как-нибудь оправдаться перед Лидой за своё странное поведение хотя бы письмом, но я постеснялся.

Потом она вышла замуж. Оно и понятно: годы идут, а я молчу, как несмышлёный телёнок. Всегда считал себя завидным парнем, может, потому и не торопился жениться? Чёрт его знает, что на самом деле творилось у меня в голове! Да и расстояние, которое нас разделяло, вероятно, сыграло не последнюю роль: я в Москве, она на Сахалине. Почему-то не хотела Лида переезжать ко мне, а я не спешил возвращаться на остров.

Помню, когда она уже несколько лет была замужем – мы с ней встретились. И где бы вы думали? В Феодосии! Лида отдыхала с мужем, я – с первой женой. Увидели друг друга, обрадовались несказанно, но виду не подали, что знакомы, потому что знали – вечером обязательно встретимся где-нибудь в укромном уголке. Сейчас уже не вспомню, что она там наплела мужу, а я своей сказал, что пройдусь по набережной, развеюсь. Мы уже тогда с женой были не в ладах.

Как мы с Лидочкой целовались, как жарко обнимались! Я уже был готов взять её прямо в море, где мы в сумерках купались обнажёнными. Вот как головы нам снесло! Но опять всё пошло не так. У моей Лидочки заканчивались месячные, но она всё равно была готова отдаться, даже настоятельно требовала, только я вот снова её подвёл. Подумал, что какую-нибудь заразу в воде занесу, и… отказался. Жалею теперь страшно.

Так я и прошёл мимо главной женщины в своей жизни, не свою судьбу прожил. Три жены меня, наверное, за это и наказали: одна лишила детей, вторая оскорбила изменой, а третья ещё и обворовала.

Вскоре после той жаркой встречи на Чёрном море и я, и Лидочка, будто сговорившись, развелись.

…Несколько лет назад навестил я родной городок Шахтёрск, возвращался в Москву через Южно-Сахалинск. Там меня очень тепло встретили дочь и взрослый внук Лидочки. Посидели втроём за столом да съездили на могилу моей единственной и любимой. Не дожила она до нашей очередной встречи, сгорела от рака за какие-то три месяца.

Переночевал у них, после чего они отвезли меня в аэропорт, проводили как родного человека. Видимо, Лида им много рассказывала обо мне. Потом внук приехал в Москву, я возил его на выставку мебели, он специалист по этой части. Вот таким, почти мистическим, оказался финал нашей с Лидочкой истории.

…Всё это мне рассказал Геннадий Альбертович, мой случайный попутчик. Мы познакомились на железнодорожном вокзале в Чите. Сидели на скамейке в конце перрона, ждали свой поезд и украдкой выпивали коньяк из пластиковых стаканчиков.
– Давай за мою Лидочку, – предложил Геннадий Альбертович, – не чокаясь.

И хотя его лица в летних сумерках было почти не видно, по дрогнувшему голосу и вздрагивающим плечам я догадался, что пожилой мужчина горько плачет.