Обычные продавцы встают в субботу в шесть утра, чтобы не позже полдевятого уже быть на рынке. Хорошие продавцы встают в четыре, потому что знают: главный «чёс» на барахолке начинается после семи, когда появляются первые толпы активных покупателей. И лишь самые опытные встают в три ночи, чтобы успеть на рынок к пяти-шести утра.

Первые барыги ещё не успели разгрузить нехитрый скарб на лотках, а на барахолке уже шустрят скупщики, которые сдают недельный улов знакомым продавцам – на вес или за сумму по уговору. Прибывают и «караванщики» – продавцы из других регионов, у которых нет возможности стоять весь день за прилавком. Им проще сдать товар по-быстрому более ушлым товарищам.

Именно в этот ранний час на барахолке кипит жизнь, скрытая от глаз рядовых покупателей. Тогда здесь можно найти лучший и самый редкий товар: фарфор, серебро, иконы, часы, монеты… Порой заключаются сделки стоимостью в десятки, сотни тысяч рублей. Но даже не пытайтесь поймать счастье: у простого смертного нет ни единого шанса закупиться раритетом, товар на рассвете продают свои и только своим.

Когда-то и я был одним из таких «опытных». Я видел на рынке всё. Например, алчность коллег, доводившую их до исступления, когда человек, не желающий скинуть хотя бы пару сотен, так и возил свой товар из сезона в сезон. Воровство и наказание, которое настигало вора, – в лучшем случае его избивали, в худшем ломали пальцы. Зависть, граничащую с отчаянием, когда перекупщики случайно узнавали, что сегодня какой-то ханурик продал за копейки редчайшую бесценную марку, явно стибренную из кляссера кого-то из родственников – не хватало на дозу или стакан.

Я видел людей, потерявших смысл жизни, по обе стороны прилавка. Для одних самоцелью стал поиск ненужного барахла, для других – его реализация. Кто-то, стоя за прилавком годами, спивался. Иные старики приходили сюда торговать лишь потому, что субботние и воскресные посиделки с коллегами являлись единственным способом избежать одиночества. Много позже я понял, что барахолка рано или поздно уродует души своих завсегдатаев.

Одно время я торговал всем подряд: украшениями, монетами, столовыми приборами и посудой, древними чугунными утюгами, даже граммофонами. Скупал всё, что могло обернуться лишней копеечкой. И вот однажды скупщик привёз партию товара, в котором оказалась необычная штуковина. С ней-то и связана история, которую хочу тебе рассказать.

Я всегда очень спокойно относился к каслинскому литью. Да и народ его брал без охоты – кого теперь впечатлишь наивными советскими статуэтками и подсвечниками? Попадались мне и фигурки каслинских чертей.

Наверное, помнишь этих чёрных задиристых бесенят, строящих рожицы и дразнящих друг друга растопыренными пятернями, словно Буратино. Когда-то такими чёртиками советские граждане любили украшать интерьер. Более бюджетным, но не менее модным, был вариант чёртика из мягкой кучерявой пластмассы, дрыгающегося в салоне автомобиля над приборной панелью. Никогда не понимал любовь соотечественников к этой теме. Мне казалось странным: почему в атеистическом государстве иконы и нательные крестики запрещали, а чертей всех мастей поощряли? Где-то тут нестыковка.

Вот и в тот раз среди груды хлама я увидел очередного каслинского чёрта. Взял его в руки и подивился: его ладони были не растопыренными, а загнутыми вовнутрь, словно бесёнок манил к себе, а не проказничал. Металл тоже выглядел странным – матовый, с лёгкими золотистыми прожилками. Да и лицо чёрта казалось умнее, что ли, чем грубоватые рожи других фигурок, явно списанные под копирку с какого-то книжного сатира.

Рассортировав товар, я занял место у прилавка и принялся ждать. Торговля шла ни шатко ни валко, лишь к обеду какой-то тип заинтересовался чертёнком.

– Почём?
– Три тысячи, – ляпнул я, памятуя главное правило барыги: никогда не давать сразу верную цену. Как говорится, «сладкого лоха» никто не отменял.
– Много, – вздохнул мужик. – Но рублей за семьсот взял бы.
– За семьсот и я бы взял, – усмехнулся я. – Целый мешок.
– Жаль, – мужик развёл руками и исчез в толчее.

Вплоть до конца дня я костерил себя за то, что не сбагрил чёрта. Зачем я упёрся рогом? Цена этой железке – пять копеек пучок в базарный день. За штуку вполне мог сторговаться. Эх, опять жаба загрызла, будь она неладна! Ну ничего, в следующий раз отдам представителя тёмных сил за божескую цену.

В воскресенье чёртом никто не заинтересовался, но из-за этого я испытал странное удовлетворение и даже был рад, что мелкий бес остался со мной. Постоянно брал его в руки и внимательно разглядывал.

Нет, это определённо не каслинское литьё, а какой-то другой металл. Да и ладони чёрта не погнуты, как я подумал поначалу, – видимо, они так и были отлиты, в заманивающем жесте. Золотистые трещины тоже не походили на брак. Похоже, у меня затесалась настоящая артельная вещица, стоимость которой гораздо выше тысячи рублей. А может, даже трёх.

Обычно храню барахло для продажи в гараже, но артельного беса я отнёс домой, что обычно делал только с самыми ценными предметами. Положил на стол под лампу. Под её светом выражение чертовской мордочки стало ещё более загадочным.

– Я с этой дрянью в комнате спать не буду! – заявила жена.
– Да ладно тебе, это редкий экземпляр, – попытался я уговорить вторую половинку, но Люда ни в какую не соглашалась, чтобы чёрт смотрел на неё ночью из-под лампы. Пришлось убрать фигурку в ящик стола.

Спал я на удивление хорошо, а вот Люда ворочалась, жаловалась, что полночи не смогла уснуть.

– Всё из-за твоего беса! – ворчала она утром. – Чтоб я его больше не видела!

Кстати, наш кот, обычно устраивающийся на ночлег у нас с женой в ногах, в ту ночь отказался даже заходить в комнату. Впрочем, такое редко, но бывало.

Чёртика я, разумеется, не выбросил. Так и хранил в ящике, изредка доставая и рассматривая под светом лампы. И вскоре заметил странное ощущение: мне почему-то больше не хотелось с ним расставаться. Наверное, эта фигурка стоит намного дороже той цены, что я мог себе представить.

В следующую субботу чёртиком на моём прилавке снова заинтересовались. Подошёл мужик солидного возраста в кожаной куртке и бандане. Такого можно принять за байкера, если бы не глубокие морщины и седины старика. Впрочем, кого удивишь причудами в наше суматошное время?

– Сколько? – спросил «байкер».
– Пятнадцать, – вырвалось у меня, хотя я хотел сказать «десять».
– Многовато, – хмыкнул старик. – Может, за десятку отдадите? По рукам?

Не знаю, что в меня тогда вселилось и почему я не отдал чёртика за отличную цену.

– Нет, дешевле не могу, – пояснил. – Артельная вещь.
– Зря, – разочарованно выдохнул мужик. – Ну, если надумаете подвинуться в цене, буду рад. Загляну ещё.

Не знаю, зачем я дал тому седовласому байкеру уйти. Но теперь во мне боролось два человека: один понимал, что чёртик стоит значительно дороже и 12, и 15 тысяч, и в этом вопросе никак нельзя продешевить. Другой человек вообще не хотел продавать фигурку. Я утешал себя тем, что у меня нет информации об «артельном варианте». Однако все эксперты, к которым я обращался, ничего не подсказали, а завидев чёртика, лишь цокали языком, крутили в руках, но говорили, что никогда не видели ничего подобного. Некоторые даже предлагали деньги – около 5 тысяч, но я-то был умнее.

Дома со мной происходили малоприятные перемены. Нет, никакая чертовщина не снилась, если ты об этом, но я стал злым, раздражительным, срывался на жену из-за каждой мелочи. И однажды поймал себя на мысли, что хотя бы раз в день испытываю желание взять фигурку в руки, любоваться ею, гладить матовый металл. Я постоянно думал об этом металлическом бесе.

В ту неделю всё и случилось. Видимо, забыл убрать чёрта обратно в ящик, и Людка наткнулась на него. Придя вечером с работы, я выдвинул ящик стола, протянул руку, но не нащупал знакомую гладкую поверхность.
Я уставился на супругу.
– Где чёрт?
– Я тебя предупреждала, чтобы ты не держал всякую дьявольщину дома? – пошла Людка в наступление. – Предупреждала. Выкинула его на помойку.

Как же я на неё тогда орал! Хотел даже исследовать мусорные контейнеры, но понял, что всё бесполезно – их увезли ещё утром. В тот вечер мы сильно поссорились, утром жена ушла на несколько дней к маме. А я поймал себя на мысли, что это обстоятельство меня не так расстроило, как потеря рогатого приятеля редкой выделки.

Прошло несколько недель, и история постепенно стала выветриваться из моей памяти. С женой мы помирились, всё постепенно вернулось на круги своя.

Как-то раз субботним утром скупщик в очередной раз вывернул передо мной свой мешок с барахлом. На картон посыпались значки, столовое серебро, монеты, прочая всячина. И вдруг я заметил среди этой груды отживших свой век вещей что-то тёмное и знакомое. Сомнений не оставалось, это мой чёртик! Однако меня это возвращение совсем не обрадовало.

Теперь я испытывал бессознательный, почти животный страх перед фигуркой, хотя и не понимал его причину. Но знал, что домой чертёнка точно не потащу. И решил: продам за любую цену. Пусть даже дадут за него сто, даже пятьдесят рублей!

Стоп! Я вдруг ясно осознал: если продам чёрта, он начнёт сводить с ума кого-нибудь другого. Нет, продавать его ни в коем случае нельзя. Лучше утоплю в пруду или реке. Или закопаю где-нибудь на пустыре – и дело с концом. Так надёжнее.

До сих пор не знаю, что именно произошло потом. Возможно, я отвлёкся, покупая кофе и пирожок у проходившей мимо тётки-коробейницы, но спустя несколько минут фигурка чёртика исчезла, словно её и не было! В дематериализацию металлических чертей я не верю, скорее всего, кто-то спёр вещицу – такое на барахолке случается постоянно. А потом меня осенила догадка: едва я решил покончить с чертёнком, он сам сделал от меня ноги. Будто понял, что сегодня вечером ему придут кранты и нужно срочно искать нового хозяина.

Возможно, всё это обычное совпадение. Но иногда я задумываюсь: куда бы привела моя алчность, поступи я иначе?

Теперь торгую редко – барахолка за последние годы сильно сдала, такого ажиотажа уже нет. Если только повезёт развести каких-нибудь случайных китайских туристов. Правда, мне временами очень хочется узнать, сколько же действительно стоил мой чертёнок. Но потом спохватываюсь и гоню прочь эти мысли. Ведь именно с них обычно и начинается всё самое плохое.