Горит она синим пламенем

В 1386 году генуэзские послы, следовавшие из Крыма в Литву, заехали в Москву. Они преподнесли князю Дмитрию Донскому необычный дар – жидкость, которая мгновенно воспламенялась и якобы обладала целебным эффектом. Это был винный спирт – недавнее изобретение итальянских алхимиков, освоивших метод перегонки алкоголя. Однако русскому князю горький напиток под названием «аква вита» (живая вода) не понравился. «Живую воду» использовали только для приготовления лекарств и снадобий. Но всё изменил случай.

В 1438 году митрополит Киевский Исидор отправился с русским посольством в Италию на Ферраро-Флорентийский собор, где обсуждалась возможная уния православной и католической церквей. Русские гости ознакомились с бытом тамошних монастырей. Неизгладимое впечатление на них произвели винокурни. В западных обителях монахи вовсю изготовляли крепкое спиртное и для своих нужд, и на продажу.

Вернувшись в Москву, Исидор открыто выступил за унию с католиками, помянул на службе папу Римского, после чего был немедленно низвержен и заключён в Чудов монастырь, располагавшийся на территории Кремля. В застенках опальный иерарх от скуки вспомнил «экскурсии» по католическим монастырям и собственноручно собрал простейшую перегонную установку. В качестве сырья Исидор использовал дешёвое ржаное зерно. А вскоре ему в голову пришла дерзкая мысль.

10 октября 1441 года Исидор опоил получившимся продуктом тюремных монахов и бежал, оставив в наследство государю «новое слово в науке и технике». Эта дата негласно считается днём рождения русской водки.

Сразу оговоримся: та водка была совсем не похожа на ту, которую мы знаем сегодня. Нынешняя «беленькая» появилась в массовом обиходе лишь в конце XIX века, а водка, которую наши предки пили столетиями, представляла собой разновидность самогона, готовилась из ржаного зерна или овса и называлась «хлебным вином». Кстати, именно поэтому кабаки и прозвали «злачными местами».

Однако на Руси водка ещё долгое время была неизвестна большинству населения. Например, в 1517 году посол германского императора Сигизмунд Герберштейн отмечал, что на пиру у Василия III на столе стоял графинчик с «огненным вином» – в то время этот напиток считался редкостью даже у русской знати. Русские по традиции пили мёд, брагу, хмельной квас, но только по большим праздникам или особым случаям. Гуляли от души, но пить в обычные дни возбранялось. Напитки варили несколько раз в год – сразу на всю деревню или слободу, а знатные люди заготавливали их в своих хозяйствах. Купить алкоголь было невозможно.

Как ни странно, именно в XVI веке стал распространяться миф о повальном русском пьянстве. Однако есть и другие свидетельства о жизни наших предков.

«Воистину у московитов тот, кто лишь попробует вина, получает восемь-десять ударов палками и платит штраф таким же количеством монет, – пишет в середине XVI века литовский дипломат Михалон Литвин. – В Московии же нет нигде шинков, если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имения конфискуются, прислуга и соседи, живущие на той же улице, наказываются, а хозяина навсегда сажают в тюрьму».

Увы, но эра великой трезвости русского народа клонилась к закату.

Штаны продай, а выпей

Первый кабак появился в Москве по приказу Ивана Грозного около 1565 года – его построили специально для царёвых опричников. А после смерти Иоанна Васильевича кабаки начали распространяться как грибы после дождя.

Государство остро нуждалось в деньгах, а продажа спиртного приносила бешеный доход: никакой другой вид торговли или промысла не давал казне сотни процентов прибыли. К концу XVII века прибыль от кабаков составляла почти треть всех доходов государства. В последующие столетия она доходила и до 40 процентов.

Право держать питейные заведения считалось особой царской милостью. Герои Смутного времени Кузьма Минин и князь Димитрий Пожарский в награду за подвиги стали владельцами питейных заведений. Кабаки появлялись даже при монастырях. Патриарх Никон, неутомимый борец с пьянством, лично испросил у царя Алексея Михайловича право открыть кабак для Новоиерусалимского монастыря.

Однако вскоре государство сосредоточило монополию на продажу вина в своих руках.

Кабак прежних столетий показался бы современному пьянице раем. В кабаке запросто наливали в долг или под заклад вещей. Выпивоху из кабака не имела права выгнать даже жена, поскольку тот пополнял казну, стало быть, исполнял дело государственной важности.

Однако расслабляться не стоило. Кабатчики шли на различные ухищрения: разбавляли горячительное водой или добавляли дурманящие вещества, чтобы клиент торчал в кабаке, пока не пропьётся донага. Подгулявшим людям приписывали лишнее количество выпитого.

Даже цари не могли справиться с кабаками. Императрица Елизавета Петровна как-то возмутилась тем, что из окна её покоев видны кабак и пьяный сброд. Царица потребовала убрать питейные дома с главных улиц столицы. Но после этого доходы от винной торговли резко упали – мало кто ходил пить на окраины Петербурга. Сановники умолили Елизавету отменить указ. Единственное, что ей удалось, – убрать тот самый кабак, мозоливший глаза.

Но у кабаков имелся и могущественный соперник – корчемство. Так на Руси называли производство контрафактного алкоголя. Русские бутлегеры располагали тайными питейными точками, сетями распространения вина, своими агентами и даже войсками. Корчемники подкупали чиновников. В некоторых частях России хозяева нелегальной выпивки держали в своей власти всю государственную вертикаль, от губернатора до последнего писаря. Екатерина II жаловалась, что ничего не может поделать с этой бедой, иначе ей пришлось бы сажать в тюрьму весь управленческий аппарат.

Нелегальной продаже алкоголя активно способствовали дворяне. Закон не возбранял им держать личные винокурни, но лишь для своих нужд. Однако господа легко обходили все препоны.

Например, один хитрец открыл в своём сельце лавку для продажи пряников. Как его крестьяне, так и заезжие заходили в лавку, покупали пряники и отправлялись с ними на поклон к помещику. Каждый мужик кланялся барину, дарил ему пряник и получал за это стакан вина. Действительно, кто же мог запретить «доброму барину» угощать мужиков в благодарность за их скромные «подарки»?

Шум и гам в этом логове жутком

Расхожее мнение часто рисует русский кабак как шумный ресторанчик. Однако подлинный кабак был довольно унылым местом. Представьте полупустую избу со стойкой. На полках обычно три-четыре разновидности хлебного вина. Ни столов, ни стульев. Вино отпускали как в розлив, так и навынос.

Еды и закусок в кабаках не продавали – мужики могли поесть только в харчевнях, а в трактиры подлый люд не пускали. Однако в харчевнях не торговали алкоголем. Правда, кабатчики за мзду разрешали торговать у дверей питейного дома разносчикам пирожков, сушёной рыбы и прочих немудрёных закусок.

В кабаке дозволялось устроить драку без каких-либо последствий для драчунов. Считалось, что кабак – это место разрешения личных конфликтов простого люда, в то время как драки на сельском сходе были запрещены.

В XIX веке пьянство превратилось в настоящую национальную трагедию. «Прежде лишь в большие годовые праздники крестьяне веселились и гуляли, угощая друг друга домашним пивом и вином, купленным в городе, – писал Николай Карамзин в 1824 году. – Ныне будни сделались для них праздником, и люди услужливые под вывескою орла везде предлагают им средство избавляться от денег, ума и здоровья: в редкой деревне нет питейного дома».

А вот что вспоминал русский филолог Матиас Кастрен во время поездки по Русскому Северу в конце 1830-х годов: «Всё снежное поле вокруг бахусова храма усеяно павшими «героями» и «героинями». Они лежали возле кабака ночью, полузанесённые снегом. Здесь нежный супруг ходит от одного лежащего к другому, ищет свою супругу, находит, берёт её за голову, оборачивает спиной к ветру и ложится рядом с нею носом к носу. Другой ходит, ищет свою возлюбленную и, найдя, вливает ей в горло несколько глотков водки».

Мы здесь власть

В 1827 году государство полностью передало винную монополию откупщикам. Казна сразу получала громадные суммы от частных лиц за право торговать спиртным и больше не беспокоилась о возможных убытках. Откупщики теперь сами устанавливали цены, контролировали производство и торговлю горячительным. Откупщик в округе фактически становился алкогольным феодалом.

Этот кровосос имел право выставлять на дорогах свои заставы и обыскивать проезжавших с целью выявления контрафакта. Такие «винные команды» могли врываться в дома и даже останавливать свадьбы под предлогом поисков суррогата. Порой люди откупщика подбрасывали на дорогу мешок с овсом со спрятанной бутылкой «чужой» водки. Тот, кто мешок подбирал, попадался. Ему приходилось либо всё отдавать вымогателям, либо отправляться в тюрьму.

Иногда такие кордоны занимались прямым разбоем. «Пара лошадей бежит рысью, к пустым саням верёвкой привязан мужик и тоже, конечно, бежит, – писал очевидец. – А верхом на мужике сидит поверенный откупщика и погоняет».

Россия оказалась во власти пары сотен винных откупщиков, но самыми влиятельными были семь фамилий. Словно в ельцинские времена, эти олигархи фактически правили страной.

Один из них, сын витебского раввина Евзель Гинцбург, нажил первый капитал в Севастополе во время Крымской войны. Винная торговля в осаждённом городе шла так успешно, что поверенные откупщика последними оставили южную сторону Севастополя. Воистину, кому война, а кому мать родна.

Откупщики без всякого стыда открыто выплачивали чиновникам «зарплату». Богатейший из винных олигархов, Дмитрий Бенардаки, так объяснял одному губернатору: «Мы имеем коренное правило: ежемесячно часть нашей прибыли уделять начальству, и я смею просить вас оказать мне такую же благосклонность, как и предшественники ваши допускали: предлагать от души пособие».

Цены на спиртное росли, а его качество ухудшалось. «Питухам» стали продавать не 40-процентный продукт, а бессовестно разбавленное пойло крепостью всего 20, а то и 15 градусов. Эта сивуха получила в народе множество прозвищ: сильвупле, французская 14-го класса, чем тебя я огорчила, пожиже воды, пользительная дурь, продажный разум, распоясная, подвздошная, крякун, заунывная, горемычная.

Но алкогольные короли не останавливались и взвинтили цены до совершенно безбожных высот. Ведро отравы стало стоить 8–10 рублей вместо трёх, и хлебное вино почти сравнялось по стоимости с благородными напитками.
Тогда народ не выдержал. Впервые за многие столетия вся Россия стала трезвой.

Бессмысленный русский бунт

Осенью 1858 года откупщики столкнулись с бойкотом кабаков: туда больше никто не ходил. По всем деревням и весям люди целовали крест и клялись не брать в рот ни капли. За пьянство сельские сходы вводили телесные наказания. В стране стихийно возникали общества трезвости.

Откупщики снижали цены, а то и вовсе раздавали пойло бесплатно, но ничто не действовало – народ больше не пил. Кабатчики надеялись, что конец крепостного права заставит народ поменять позицию – вот уж повод напиться! Но были разочарованы: после выхода Манифеста 19 февраля 1861 года в кабаки никто не поспешил.

Конечно, крестьяне поступали так не из великой любви к трезвому образу жизни, а скорее из самоуважения. В России вообще тогда сложилась абсурдная картина: государство, выступавшее главным поборником нравственности, преследовало общества трезвости, зато «подлый народ» добровольно отказывался от порока.

Священники с амвонов благословляли трезвенников. Однако батюшки ещё не знали, кому перешли дорогу. У подлинных хозяев империи имелись рычаги воздействия и на Священный Синод. Оттуда вскоре попам пришло распоряжение объяснять народу, что «воздержание от водки противно не только общему понятию о пользе умеренного употребления вина, но и тем постановлениям, на основании коих правительство отдало питейные сборы в откупное содержание».

Трезвеннические бунты охватили 32 губернии, десятки тысяч крестьян громили кабаки. Против восставших правительство бросило войска, кое-где даже пришлось применять артиллерию. С огромным трудом выступления трезвенников подавили. 11 тысяч человек судили военными судами, били шпицрутенами и отправили в Сибирь.

В 1863 году винные откупа отменили. Была введена акцизная система: любой желающий теперь мог свободно открыть питейное заведение, уплатив положенный сбор. Но ситуация с пьянством лишь ухудшилась, поскольку число кабаков в России многократно выросло. Да, теперь вместо сивухи продавали зелье получше, но продавали везде, на каждом шагу.

«Наступила горячая пора общего открытия кабаков, – вспоминал один винный заводчик. – Заводские доверенные ездили, как угорелые, и искали хорошие места. Все селения, даже самые глухие, пестрели кабацкими вывесками, все большие дороги. Открывались кабаки на всяких дорожных перекрёстках, на речных перевозах, на пристанях. Открывались на мельницах, на маслобойнях. Открывались среди господских усадеб. Открывались и в самих господских жилых домах».

Диктатура кабаков привела к уничтожению старинной русской питейной культуры. Такие исконно русские напитки, как красный мёд, канули в Лету. Знаменитые кислые щи – разновидность крепкого кваса – в середине XIX века ещё варили повсюду, их пил Чичиков в гоголевских «Мёртвых душах». Но к концу столетия этот напиток выветрился из народной памяти. Даже рецептов не осталось.

Лишь после 1894 года, когда государство ввело монополию на водку, власти начали постепенно осознавать масштабы алкоголизации страны. Проклятые кабаки наконец стали исчезать, но вот созданные ими проблемы никуда не делись. Однако это совсем другая история.