В 1960 году в границы Москвы было включено пять подмосковных городов – Бабушкин, Кунцево, Люблино, Перово, Тушино. Кроме того, частью столицы стали близлежащие посёлки, например Чертаново, Давыдково и солнечное Бирюлёво.

Названия многих улиц в присоединённых населённых пунктах совпадали с московскими. Советская власть вообще отличалась любовью к типовым домам, улицам, дверным замкам и кинотеатрам «Ракета». В итоге после присоединения новых территорий в Москве оказалось 20 Советских улиц, 19 Московских, 18 Центральных, 17 Школьных, 16 Полевых, 15 Пионерских, 11 Пушкинских – всего 800 одноимённых улиц.

Следующее расширение территории города в 1980-х принесло Москве ещё несколько сотен одноимённых названий.

На новых московских окраинах сразу начался хаос. Пожарные, милиция и скорая помощь путали адреса, а почта не знала, куда доставлять признания в любви и повестки о взыскании алиментов. Поэтому властям понадобилось в короткий срок придумать новые названия улиц, чтобы устранить дублирование.

У чиновников Мосгорисполкома тогда фантазия быстро закончилась, у них просто опустились руки. Представьте весь ужас их положения: улицу нельзя назвать Советской, Пионерской тоже нельзя, Дзержинский не годится, Вышинский не годится, все эти пленительные имена уже заняты. А других идей у чиновников нет!

И вот тогда при Московском горисполкоме была впервые создана комиссия по наименованию улиц. Она существовала на общественных началах, в неё вошли историки, краеведы, филологи, а также члены Географического общества СССР.

Эти люди бесплатно проделали гигантскую работу. И вообще-то москвичи должны быть им благодарны. Конечно, краеведы и историки не могли избежать требований эпохи, поэтому многим улицам они присвоили имена, например, в честь деятелей международного коммунистического движения. Но этой комиссии мы обязаны, во-первых, сохранёнными историческими названиями, а во-вторых, десятками новых уникальных наименований.

Например, в столице появились улицы Кашёнкин Луг, Крылатские Холмы, Вешних Вод, Тёплый Стан, Сиреневый бульвар, Пересветов переулок, Парусный проезд. Та же комиссия Мосгорисполкома сочинила много названий для станций метрополитена, и названия оказались удачными.

При этом комиссия старалась не порождать новых лингвистических ублюдков вроде Газгольдерной и Шарикоподшипниковской улиц – мода на подобные экстравагантные названия прошла ещё в 1930-х. С безоглядным возвращением исторических наименований также решили не спешить. Например, Шарикоподшипниковская улица в прошлом носила грациозное название Сукино болото, поэтому решили от греха подальше всё-таки сохранить шарики и подшипники.

Ликвидировать уродцев

Подобная комиссия существует в Москве и сегодня. Сейчас ей уже не приходится срочно сочинять замену для 20 Советских улиц. Её деятельность в основном сводится к поиску названий станций метро, которое сейчас строится быстрыми темпами. Хотя впереди ещё освоение Новой Москвы.

Итак, комиссия работает, создаёт настроение. Однако к ней накопились и определённые вопросы. Например, неплохо бы поправить то, что наворотили в лужковские времена, в эпоху торжества чиновничьего вкуса.

Вообще, большинство чиновников в мире отродясь не имело художественного вкуса, в том числе языковой интуиции. Посмотрите, что творится сегодня. Благодаря российским бюрократам наша страна переполнена учреждениями, названия которых представляют собой бессмысленный набор букв: ГБОУ СОШ, ЦПВШС, АСЦ, ГНИВЦ, ГОУ ВПО, ФАСДО, ФГБУН… Для понимания этих противоестественных наименований требуются специальные словари, и они уже существуют. Вот вам язык, на котором чиновники общаются с окружающим миром. И пока они говорят на таком наречии, у нас с ними всегда будут «чисто эстетические разногласия».

Однако даже на сегодняшнем неблагоприятном фоне лужковские времена отличались особенно масштабными топонимическими злоупотреблениями.

При Лужкове, допустим, появилось новое название станции метро – «Партизанская». Притом что Партизанская улица находится на другом конце Москвы!

Тогда же было утверждено название станции «Пятницкое шоссе» (первоначально – просто «Пятницкая»), хотя старая московская улица с идентичным названием находится в 25 километрах отсюда. А ведь интуиция говорит несведущему человеку, что где шоссе, там поблизости и улица. Не только приезжий – тут даже иной москвич рискует запутаться. А что говорить об иностранцах, например многочисленных китайских туристах?

Вопреки сложившимся правилам в названиях станций метро стали использоваться конструкции вроде «Улица Старокачаловская», «Улица Скобелевская», хотя в русском языке прилагательное традиционно предшествует существительному. Корректно – «Старокачаловская улица», «Скобелевская улица».

Непонятно, зачем понадобилось трёхэтажное название «Улица Академика Янгеля», просто обречённое на усечение и издевательские эвфемизмы, которых почтенный академик совершенно не заслужил.

И это мы ещё не вспоминаем о необходимости ликвидировать уродцев советских времён, вроде самого длинного названия станции метро «Улица Тысяча Девятьсот Пятого Года» или улицы Двадцати Шести Бакинских Комиссаров.

А вы говорите – Третья улица Строителей…

Дом 29/35, корпус 2, строение 4

Городские власти часто говорят, что переименование станций метро – дело дорогое. Этот аргумент не принимается. В 2009 году совершенно неожиданно станция «Битцевский парк» была переименована в «Новоясеневскую». Всё сделали без шума и пыли за одну ночь, не посчитавшись с затратами.

А какие, собственно, затраты? Переклеить буквы на стенах станции – это делают работники метрополитена, которые получают ежемесячную зарплату. Заменить в вагонах схемы Московского метро – так их всё равно планово меняют раз в квартал. Почтовые адреса не привязаны к метрополитену, так что паспорта менять никому не придётся.

Да и с улицами, видимо, не всё так сложно. Вспомним хотя бы, какими ускоренными темпами в 2008 году появилась улица Александра Солженицына. А ведь тогда для этого пришлось срочно изменить закон, который дозволяет присвоение имён улицам лишь через десять лет после кончины достославной личности. Ничего, быстренько изменили.

Сегодня почти в любом городе России найти нужный дом – крайне сложное занятие. Например, каждый москвич знает: если приглашаешь друзей в гости, то недостаточно просто назвать адрес. Нужно ещё долго объяснять, как найти конкретно твой дом. В интернете есть ролик одной испанской девушки, которая несколько лет прожила в Москве и училась в МГУ. Так вот, эта девушка рассказывает, как плакала горючими слезами, когда московские друзья пригласили её в гости, а она целый час кружила по кварталу, разыскивая дом №29/35, корпус 2, строение 4. Причём дело происходило зимой. Повествуя об этом страшном приключении, она даже на записи интернет-ролика не могла сдержать слёз, вспоминая свои блуждания среди одинаковых домов с непонятной нумерацией, похожей на какую-то шифровку.

До появления навигаторов в наших городах было сложно даже вызвать такси. Для этого требовались долгие телефонные разговоры с водителем. С навигатором стало полегче, но и сегодня порой приходится объяснять, как правильно въехать в нужный двор.

А собянинская Москва в этом смысле даже стала интереснее, богаче и многообразнее. Например, в столице теперь появились разные дома с одинаковым адресом. В одном доме – подъезды 1–3, а во втором – подъезды 4–6. Подчёркиваем, здания разные и стоят в отдалении друг от друга. Но адрес у них одинаковый. Видимо, номера домов у нас теперь тоже в дефиците, приходится экономить.

В общем, наша среда обитания топонимически дискомфортна.

Яхта «Чёрная каракатица»

Москва была и остаётся главным местом в стране, где устанавливаются правила русской речи; московский говор считается базовым, эталонным. И все ошибки, допущенные в столичной топонимике, впоследствии копируются и усугубляются в регионах.

До XX века в Москве не существовало традиции давать улицам и переулкам названия в родительном падеже (например, улица Серафимовича). Если улице присваивалось имя, то использовался притяжательный падеж (Даев переулок, Померанцев переулок) либо образовывалось прилагательное (Лаврушинский переулок). Кстати, имена знаменитых людей тогда «оседали» в основном в переулках, а вот на улицы никто не покушался. Не существовало традиции называть улицы людскими именами! Исключение делали для святых, но и в этом случае улица носила наименование не в честь самого святого, а в честь стоящего на ней храма либо монастыря. Например, Невский проспект назван в честь собора Александра Невского и Александро-Невской лавры. И те, в свою очередь, носят имя не простого смертного, а святого – небесного покровителя города.

Однако революция потребовала массового увековечивания героических имён, и началась эпидемия: улица Менжинского, улица Дзержинского, улица Войкова и ещё сотни подобных улиц.

Беда заключается в том, что устная речь требует короткого названия без всяких пристроек. Замечательный топоним «Сретенка» не требует уточнения «улица» – она просто Сретенка. А вот когда люди в разговоре и на письме отбрасывают слово «улица» и оставляют лишь фамилию в родительном падеже – получаются лингвистические уродцы без падежного согласования. Как сегодня звучит русская речь? «Я живу на Ленина», «встретимся на Пушкина», «шёл по Горького, свернул на Чехова». И, наконец, абсолютно бессмысленный набор слов: «Пересечение Клары Цеткин с 8 Марта».

Началась эта камарилья в Москве, но впоследствии подобные конструкции достигли подлинных высот в регионах. Откройте схему Екатеринбургского метрополитена. Мыслители из местного горисполкома в 80-х годах дали станциям названия в родительном падеже – «Машиностроителей», «Уральских Коммунаров», просто опустив слово «улица». Эти названия существуют и по сей день.

А ведь все знают: как назовёшь, так и поплывёт. Закономерен вопрос: куда поплывёт яхта уральских коммунаров? Ведь это даже не «Беда», это какая-то «Чёрная каракатица».

В Москве эту коллизию с падежами пыталась разрешить вышеназванная комиссия ещё в 1960-х годах. Хорошо себя зарекомендовал возврат к нашей родной московской притяжательной форме – например, Ломоносовский проспект (вместо «проспекта Ломоносова»), Пушкинская улица.

На заседаниях комиссии тогда разворачивались жаркие дискуссии – ведь были и сторонники родительного падежа. Попадались и такие типы, которые утверждали, будто станция метро «Маяковская» носит неправильное название, ведь оно женского рода, и это делает из великого поэта какую-то бабу. На это им возражали, что Владимир Владимирович не пострадал. В этом году «Маяковской» исполнилось 85 лет, но никому до сих пор не приходит в голову считать поэта женщиной.

И купеческая вдова Лаврушина, владевшая доходными домами в Замоскворечье, отнюдь не стала мужиком, когда в честь неё назвали знаменитый Лаврушинский переулок. Там сегодня находится Третьяковская галерея, и этот адрес известен всему миру.

…Тогда, в 1980-е годы, светлые головы в комиссии всё-таки отстояли название станции московского метро «Достоевская» – по аналогии с «Маяковской». Именно в таком виде утверждённое наименование дожило до самого открытия станции в 2010-м. «Достоевская» существует, но никто не считает Фёдора Михайловича «какой-то бабой».

А вот сегодня отстаивать нормы нашего языка, видимо, некому, так что мы имеем «Бульвар Рокоссовского» вместо «Рокоссовской», «Площадь Гагарина» вместо «Гагаринской». Там, где можно обойтись одним словом, члены комиссии предпочитают чувство, толк и расстановку. Они не экономят на словах, сочиняя многоэтажные названия улиц и станций. Зато экономить потом будет народ, который обязательно сократит наименования. И не факт, что получится благопристойно.

Гёте однажды сказал, что архитектура – это музыка, застывшая в камне. Ну а топонимы – это, видимо, слова, застывшие в металле. В том металле, из которого сделаны уличные вывески.

Названия улиц становятся живыми, только если их принимает народ. Они тогда удачны, когда удобны для нашего языка и сразу подхватываются людьми, без необходимости переделывать и укорачивать. Так что при наименовании улиц музыка и слова должны быть народными.