– Барсик, Барсик, Барсинька! – рыдала весьма пожилая мадам импозантной внешности, стоя на коленях возле открытого люка тепловой камеры. – Ну выходи, мой маленький! Выходи, не бойся! Я тебе колбаски принесла, твоей любимой! Выходи! Ты же второй день там сидишь, весь измучился, я же знаю. Вернись! Я отмою тебя в тёплой ванночке…

Мы стояли рядом и хмуро курили.

Такая картина нам не впервой. Очередной барсик, забежавший в теплотрассу, очередная бабуля в истерике.

Бабули – хуже ядерной войны. От них нет спасения. Если пытаешься им что-нибудь объяснить, то это совершенно бесполезно. Они даже не слушают. Да к тому же ещё и глухие. Двойная блокировка реальности.

– Женщина, не переживайте вы так. Вернётся котик. Проголодается и придёт.
– Да что вы понимаете! Он должен питаться по часам, у него слабое здоровье…

Ну, понятно. Слабое здоровье. Обед по часам. Любимая колбаска… Эти женщины готовы сами помереть, но уж котика – выкормить.

Я однажды пришёл на рынок, в мясной ларёк, прикупить сальца. И продавщица чуть не со слезами на глазах рассказывает:
– Сегодня с утра одна бабулечка тёрлась возле витрины. Полчаса. Смотрела-смотрела на все эти прелести… Взяла дорогой колбасы двести грамм. Это, говорит, моему котику, он другой колбаски не признаёт. Он у меня такой привередливый. А себе, говорю. Себе-то чего возьмёте? А мне, говорит, ничего не надо. Я глазками поела – и сыта.
– Понятно. На одну пенсию не разбежишься.
– Да и на нашу зарплату тоже.

Мы продолжали стоять и курить. На данный момент это было самое разумное решение. Главное – не торопиться, не пороть горячку. Начальство наше пока не знало, что делать дальше, велело подождать.

Да пожалуйста, со всем нашим удовольствием. Кому охота брать на себя лишнюю ответственность. Потом сам же будешь виноват, если что-нибудь пойдёт не так.

Барсик не желал выходить, хотя мы опустили ему в люк для удобства целое небольшое дерево и полили его ствол валерьянкой. Барсик не шёл, Барсик кобенился. Кто знает, может быть, ему понравилось в теплотрассе. Мыши, блохи, развратные молодые кисули. Все дела. Променяли бы вы молодую кошечку на старую бабушку? Вот то-то и оно.

– А может, его там крысы уже съели? – с надеждой сказал Андрюха. – Тогда и копать не придётся.

Мы посмотрели на него с укором. Ну ты хоть иногда голову включай. Бабка же рядом.

И, разумеется, бабка, услышав эти слова, отчаянно возопила про своего бедного Барсиньку.

Да, по транзитам и трассам валяется немалое количество кошачьих скелетов, крысиных мумий, птичьих трупов. Впрочем, не только. У нас есть один знаменитый подвал, так там посетителя встречает много лет назад высохшая обезьяна. Каким-то образом удрала из цирка по теплотрассе, заблудилась, ну и вот. Мы даже новичков туда водим, чтобы показать эту достопримечательность.

А крысы, конечно, вырастают там до циклопических размеров. Такие, бывает, кабаны попадаются… Особенно если где-нибудь поблизости помойка. Есть у нас один двор в самом центре города, где проходит наша теплотрасса, – старые сталинские дома, красота, строгость… И крысы. Посреди двора стоят мусорные контейнеры, а вокруг них видимо-невидимо крысиных нор. Крысы ходят на помойку, как в столовую. Постоянно пасутся там стадами. Местные жители уже так к ним привыкли, что и внимания не обращают. Пошёл выбрасывать мусор, топнул погромче или постучал… они разбежались. А потом обратно.

И бороться с ними бесполезно. Травили сколько раз, да их яд не берёт. Отпиваются, говорят, как-то водой. Ловушки ставить – так их там тысячи, и постоянно плодятся… Стрелять – то же самое. В общем, Париж нервно курит в сторонке. И коты против такой армии бессильны. Их скорее самих сожрут и косточек не оставят.

Так что перспективы Барсика, если не извлечь его из-под земли, на самом деле были печальны.

Бабка всё голосила. Мы постарались изобразить сочувствующий вид. Думаю, получилось неважно. Ну, да мы и не клоуны, чтоб каждый над нами смеялся.

Начальство постоянно нам говорит, что нельзя конфликтовать с аборигенами. Надо – вежливо, спокойно… никого лопатами и ломами не бить, далеко и надолго не посылать. Хотя иногда так хочется…

Тут из камеры послышался очень неприятный, злобный и испуганный мяв.

– Барсик! Ты живой! – застонала бабуля.
– Вот чёрт! – сказал Андрюха в сторону.

Предыстория этой катавасии проста.

Приехали мы, значит, копать дефект… ну, то есть, проще говоря, искать дыру в трубе, по которой тепло идёт в дома. Мы ж энергетики. Тепло – это энергия, если кто не знал. Где-то далеко, в недрах ТЭЦ, вода нагревается до нужной температуры и под давлением идёт по системе трубопроводов к потребителю. Проще говоря, в батареи наших квартир. Иногда эти трубы прорывает, по разным причинам. Наше дело – найти этот прорыв на трассе. Поскольку в основном трубы проложены под землёй, нам приходится постоянно копать…

Кстати, об этом самом интимном процессе копки. Он страшно не нравится всем, всем гражданам любого пола, а особенно бабкам и ехидным старичкам. И это началось не сегодня и не вчера, а уходит своими корнями в глубину веков. Давайте, например, освежим в памяти древний фильм Георгия Данелии «Я шагаю по Москве». Там ещё Михалков играл, маоденький-маоденький. И вот идёт в фильме этот Михалков через улицу, а там на улице кто-то чего-то копает. Да неважно, какая служба и чего копает. Может быть, дорожники, может быть, водоканал, может, электрики. А может, и мы, энергетики. Ведь раз копают – значит, надо. Не надо было бы – не копали. И вдруг говорит этот Михалков человеческим голосом: «Вы тут случайно не клад ищете?» А мастер, руководящий работами, его резонно спрашивает: «А ты кто такой?» «Да просто вы тут уже четвёртый раз копаете…» «Раз копаем – значит, надо!»

Мастер тут выступает как бы отрицательным персонажем, Михалков – положительным. Хотя это глупо. Для вас же люди работают. Лучше б спасибо сказал ребятам. Сам вроде метростроевец, понимать должен… Раз копают – значит, надо!

И вот с тех самых древних пор, где бы ни приходилось нам копать, обязательно, ну просто обязательно, подойдёт какой-нибудь весьма остроумный с его точки зрения человек и поинтересуется:
– А вы случайно не клад здесь ищете?

И оглядывается по сторонам, ища зрительских оваций. Кладезь остроумия просто.

Разговаривать всерьёз с такими бесполезно. Лучше просто отмалчиваться или бормотать себе под нос: «Клад, клад… нашли уже… сдали государству… по двести писят тыщ на рыло получили!»

Стой, завидуй, дурень…

Или ещё популярное ехидное замечание:
– Чёрные копатели приехали! Вот, пришла зима, начали ремонтировать отопление! А летом нельзя было?

Можно было, конечно, можно. Мы копаем круглый год, в любую погоду, днём и ночью. Железные трубы ржавеют постоянно, ремонт идёт всегда. Просто есть более срочные адреса, а есть менее срочные. Детские сады и школы, например, – это срочно, что и совершенно понятно. Ну, а далее по списку. Делаем что можем. Народа постоянно не хватает, работать некому. Зарплата… хм… лучше не будем о грустном. Но не оставишь ведь людей без отопления.

У нас зимой без отопления плохо… совсем плохо.

Так вот, значит, возвращаясь к нашим барсикам…

Экскаватор быстро выкопал траншею необходимой глубины и ширины, мы вскрыли плиты. Дефект оказался именно там, где и предполагалось. Очень хорошо. Мы надели на дефектное место трубы хомут, ну то есть заткнули дыру, чтобы уменьшить теплопотерю, сообщили ремонтной бригаде, как тут, что и чего. Работайте, парни. Теперь осталось только оградить раскоп заборами, немного покурить и ехать на следующий адрес.

Поскольку траса эта шла на детский сад, ремонтники приехали вечером, работали ночью, поменяли трубы и сами же потом закрыли плитами раскоп и засыпали его.

А Барсика проморгали. Когда он успел туда залезть, чёрт его знает. Парни, наверное, пошли в машину обедать, а он в это время как-то просочился. С неудержимой силой. Словно ему туда кто ведро сметаны поставил.

Хозяйка обнаружила пропажу кота утром. Она жила на первом этаже, и кот через форточку свободно ходил гулять на улицу. Но в положенное время не вернулся. Бабушка предположила страшное: злобные «строители» замуровали котика под землёй! И начала звонить во все инстанции, доказывая, что сама слышала, как Барсик плачет там, внизу.

Очень любят эти домашние любимцы забраться куда-нибудь – хоть под землю, хоть на дерево – и усложнить жизнь всем коммунальным службам или МЧС. А если бы раскопы и открытые камеры не были ограждены специальными заборами, туда сбежалась бы и вся окрестная ребятня.

– Барсинька! Барсинька!

Ну, вот опять…

– Да выйдет, выйдет он, не беспокойтесь. Нагуляется и придёт. Проголодается и вылезет.

И вот, видимо, котик действительно проголодался и подал голос. Но вылезать боялся. Мы видели, как он иногда высовывался в камеру из трубопроводного канала и тут же убегал обратно.

– Нет, не дастся он, – сказал Андрюха. – Не поймать.

Зачем вообще нужны такие котики?..

Начальство прислало нас оценить обстановку. По возможности спасти кота и отзвониться. Если вытащить его не удастся, придётся снова копать трассу. Иначе будет страшный скандал с жалобами, соплями и валокордином. Такого допускать нельзя.
Вскроем плиты, уж оттуда-то кот вылезет. Там рядом, низко. Да и хозяйку можно аккуратно спустить в траншею, чтобы умолила своего котика вернуться.

Пока всё шло именно к этому варианту. Видимо, придётся копать.

И, как только мы это начнём, опять прибежит какой-нибудь встрёпанный дедок и закричит:
– Да я уже вообще не понимаю, что вы тут делаете! Только закопали – и вот опять! Работнички! Остолопы безрукие! Да вас за такое всех перестрелять надо!

Мы будем долго и нудно объяснять ему, что мы тут делаем. Ну а как иначе.

Или, бывает, приедешь копать в какой-нибудь двор. А там цветы, альпийская горка, туи растут аккуратные… в общем, лепота. И всю эту лепоту нам придётся пустить под ковш экскаватора. Нельзя ничего сажать на трассах и рядом с ними. Охранная зона. Все это прекрасно знают, но тем не менее сажают свои растения именно там. Понятно – на трассе земля теплее, там любая трава прёт со страшной силой. Весной начинает раньше, а осенью уходит под снег ещё зелёной. Старушки не нарадуются.

А потом проходит время, и приезжаем мы.

– Здравствуйте! Давно не виделись! И пяти лет не прошло.

Действовать-злодействовать начинаем не сразу. Постоим немного для приличия возле красоты. Авось выскочит из подъезда какая-нибудь тревожная бабуля. Разъясним ей политику партии. Может, успеет она спасти какое-нибудь своё особо ценное и редкое растение. Может, позвонит подружкам и общими усилиями они добьются большего. А может, встанут живой преградой перед бульдозером и скажут:
– Не дадим! Не трожьте, гады, нашу красоту! Вы кто такие? Мы всех вас увольняем! Досвидос!
– А зимой холодно будет…
– Только попробуйте, только попробуйте! Вы должны сделать так, чтобы у нас в квартирах было тепло и чтобы цветочки остались в неприкосновенности!
– Тогда, может, вам стоило бы переехать на ПМЖ в Африку? Там всегда тепло, и цветочков – хоть завались.

Нет, конечно, такого мы не скажем. Хотелось бы, но нет.

Мастер будет долго и нудно договариваться со старушками. Возможно, они договорятся, что копать будем не сегодня, а завтра, но к этому времени все цветочные проблемы должны исчезнуть, или мы за себя не ручаемся. Разроем всё к чертям собачьим. Без всяких сантиментов. Навалим на все ваши идеальные грядки горы земли.

Не надо ничего сажать на теплотрассах. Охранная зона.

Рассказывал мне тут мастер, который однажды приехал на определение места дефекта, а определить его было нельзя, пока не откачаешь воду из затопленной камеры. Развернули они, значит, помпу… а канализации поблизости нет. Некуда выкачивать воду. Разве что на «зелёнку». Ну, «зелёнки» там был целый гектар. Можно, ничего страшного. Земля эту воду примет с радостью.

И вот начали они качать воду. А она плохо убывает. Где-то рядом дефект здоровенный. Ну, ничего, за час управились. Определили направление, откуда течёт вода. Очень хорошо. Пошли слушать…

И тут подходит к ним маленький умненький мальчик и говорит человеческим голосом…

(Маленькие умненькие мальчики – это особая статья в расходах наших нервов. Их воспитывали особо умненькие мамаши без участия папаш. Хоть и умненькие, но реальной жизни они не знают и не понимают. Зато из интернета черпают либеральное дерьмо половниками.)

– Ну что же вы делаете. Вы же затопили тут всю землю. Теперь черви под землёй не смогут дышать и все погибнут. Как же вам не стыдно. Почему вы так не любите нашу родную природу? Почему не заботитесь о ней? Почему уничтожаете её?.. Бедные, бедные черви.

Мастер слегка опух от такого захода. Но, немного опомнившись, повёл речь следующего содержания:
– Я понимаю тебя. Червей мне тоже жаль. Правда, тут возникает очень простая дилемма… Я полагаю, ты знаешь, что такое дилемма? Разумеется. Так вот, если я не затоплю червей, то не смогу отремонтировать отопление в вашем доме. А если я не смогу отремонтировать отопление в вашем доме, то зимой ты и твоя мама умрёте от холода. Понимаешь? Здесь на одной чаше весов находится жизнь твоя и твоей мамы. И ещё десятков жителей вашего дома. А на другой чаше весов – жизнь червей, которых мы затопили и которые вовсе не факт, что от этого погибнут. Так вот что мне делать в такой ситуации? Кого спасать? Людей или червей?

Мальчик думал недолго, всего несколько секунд. А потом сказал:
– Логично.

И гордо удалился.

Мужики при этом надолго выпали в осадок.

Ну, и котик наш многострадальный, видимо, устал сидеть под землёй, подал в очередной раз свой гнусавый голос и вскарабкался по дереву, опущенному в камеру. Бесстрашно бросился в широко распахнутые бабулькины объятия…

А мы сказали: слава те осподи. И не спеша поехали на следующий адрес.