Есть у дочери интересная подружка, Элеонора из Рязани. Несмотря на необычное имя, девушка с виду самая что ни на есть рязанская: курносая, круглолицая, с огромными синими глазами и русыми косами. Таких, говорят, любят в сериалах о войне снимать в массовках. Но Эля – реалист, к сиюминутной славе относится равнодушно, вот и выбрала стезю архитектора. С дочкой они учатся в разных вузах, но летом посещали общие подготовительные курсы, где и сдружились.

Эле как иногородней выделили место в общежитии. Она много рассказывает дочери о житье-бытье в общаге. Общежитие современное, после капитального ремонта всё блестит, на вахте – турникеты с бесстрастными охранниками. Таких не разжалобишь.

– Самое поганое, – говорит Элеонора, – когда опаздываешь в общагу. Бежишь как лось на всех парах, на часах без двух минут полночь. Охранники стоят, ухмыляются. Наверное, ставки делают, успеет ли эта коза проскочить через турникет вовремя. Хотя я узнавала: комендантский час с полуночи до шести в общагах давно отменили по всей стране, а наша охрана всё равно не пускает. И слышала, в других общагах тоже такое не редкость. Охранники объясняют, что у них свои правила, всё делается ради нашей же безопасности. А о какой безопасности может идти речь, если студентам потом приходится ночевать где придётся – у метро, на вокзале, на лавочках, подвергая свою жизнь реальной, а не вымышленной угрозе? Мне «старшекуры» рассказывали: некоторые ребята, которых не пускали в общагу, пытались забраться в окна и срывались, разбивались.
– Ни фига себе, – удивляется дочь. – И что, совсем на этих гадов управы нету?
– Да хрен там найдёшь управу, – вздыхает Эля. – Правда, после тех падений и жалоб студентов режим смягчили. Разрешили обитателям общаги проход в ночное время, но только по уважительным причинам и с разрешения коменданта. Блин, но и тут какая-то подстава! Вот как определить степень уважительности причин, ответь мне, пожалуйста? Подработка допоздна – это уважительная причина? А купить продукты в круглосуточном магазине, если еда закончилась? Или, в конце концов, свидание с молодым человеком? Мы ведь взрослые люди, а не заключённые! В общем, бред полный. Нет, конечно, некоторых девчонок после горьких слёз охранники иногда пускают, но вносят их в какие-то «чёрные списки». И предупреждают: на сессии вам всё аукнется. А вот парней не пускают почти никогда.

С соседками Элеонора не слишком дружит, общение чисто формальное, на уровне «привет – пока». Питаются раздельно, у каждой своя электроплитка или микроволновка. Каждая убирает только свою часть комнаты. Эля ещё пытается наводить общий лоск, а вот соседкам, похоже, всё по фигу.

После зимней сессии большинство насельников общаги разъехались на каникулы по домам. Эля не смогла уехать, иначе потеряла бы работу. Но ничуть не расстраивается по этому поводу.

– Наконец-то соседки свалили, хоть отдохнула от них, – радуется. – И выспалась от души. Одна в комнате и, похоже, даже на этаже. Красота!

А я сразу вспомнил свою общажную молодость в девяностых. У нас, конечно, тоже зверствовала администрация и действовал комендантский час, с которым тогда никто не спорил, но всё было по-другому, как-то человечнее. И даже отсутствие соседей на каникулах вызывало скорее скуку, чем радость.

Наш любимый охранник дядя Миша, если была его вахта, никогда не зверствовал. Если ты запаздывал в общагу, пачка сигарет или чекушка легко решали проблему. Но ещё проще было подружиться с дядей Мишей – тех, кого он знал в лицо, пускал и без магарыча. Правда, потом полагалось дядю Мишу угостить от души, пару раз в сезон.

Такая лафа продолжалась до 1997 года, пока кто-то на дядю Мишу не настучал. После этого он пускал не за бутылку, а за дензнаки, как прочие охранники. Они могли пропустить на ночёвку чужого человека, но за повышенную плату. Одна девчонка, которой негде было встречаться с кавалером, придумала простую, но гениальную уловку: нашла знакомого пацана из общаги, который более-менее походил на её парня, и уговорила его одалживать свой пропуск по вечерам на десять-двадцать минут. Девушка выходила из общаги, передавала чужую корочку любимому, ожидавшему поблизости, и тот с непроницаемым лицом проходил через вахту как ни в чём не бывало. Любовь – действительно страшная сила.

Каждая студентка решала проблему присутствия соседок по-своему. С кем-то договаривались: «Люд, у меня завтра Серёжа, можешь переночевать в 615-й?» – либо подгадывали момент, когда соседка не ночует в комнате. В конце концов, свободные площади в общаге всегда имелись: кто-нибудь из студентов часто не ночевал, гостил у родственников или снимал квартиру вскладчину, а комнату в общаге держал за собой на всякий случай.

Номер комнаты, где по легенде собирался ночевать гость, охрана всегда записывала и могла в любой момент нагрянуть с нежданной проверкой. Поэтому с её обитателями девчонки обязательно обговаривали этот момент. Бывали случаи, когда охрана заявлялась после полуночи и осведомлялась, где гость. Парням приходилось говорить, что он зашёл в гости в другую комнату к знакомым, скоро вернётся. Но иногда этот номер не проходил, и ловеласа изгоняли из общаги в ночь с «волчьим билетом». То есть следующий визит был для него заказан.

Впрочем, однажды под видом гостей прибыли несколько смутных личностей, которые устроили погром на этаже. То ли пришли за студентом-должником, то ли тот им нахамил. Вышибли дверь его блока, началась драка, дело дошло до поножовщины. Пришлось вызывать милицию. После этого ночёвки гостей были строго запрещены, потом их разрешили, но после терактов в Москве снова закрутили гайки. Теперь оставаться в общаге на ночь можно было только по большому блату, с записью паспортных данных и по личному ходатайству принимающей стороны, берущей на себя полную ответственность за последствия гостеприимства.

На зимние каникулы я обычно уезжал из общаги домой или к московским родственникам, лишь один раз остался после Нового года – предпочёл готовиться к зимней сессии в полной тишине. Но она, прямо скажу, изматывала.

Когда живёшь в общежитии, привыкаешь к его звукам, этому вечному естественному фону – пьянке соседей за стенкой, лязгу посуды, весёлой сутолоке в коридорах, где тогда ещё разрешалось курить. Но давящее безмолвие не помогало сосредоточиться, а скорее раздражало. Даже включённый кассетник не спасал.

– Это ещё что, – жаловался мне однокурсник Макс, живший на 12-м этаже (я обитал на 9-м). – Ты ведь знаешь, что мои окна выходят на южную сторону?
– Ну да.
– В прошлом году, когда я остался на каникулах, Николавна не дала мне разогнуться. Следила за мной, сука такая! А у меня даже штор нет.

Николавна, наша комендантша, была суровым человеком с одним-единственным плюсом: невероятная жадность отвлекала её от регулярных подлянок. Но всё же она время от времени напоминала, кто в общаге хозяин.

Благодаря жадности Николавна замутила в общаге неплохой «бизнес»: отгородила свободные коридорные «карманы» и сделала из них комнаты, которые сдавала по коммерческой цене. И этот способ обогащения был для Николавны далеко не единственным.

Она купила квартиру в многоэтажке напротив общежития и любила наблюдать из своего окна за студентами в бинокль: кто кого водит, у кого стоит дым коромыслом… Потом устраивала бедолагам жёсткий разнос – с выгодой для себя.

– Сижу как-то вечером, делать нечего, – рассказывал Макс. – Все экзамены позади. Достал из холодильника бутылочку пива отметить окончание сессии. Сижу за столом. А в комнате жарко, разделся до пояса. На следующий день комендантша вызывает меня: «Ты что, Ковалёв, гадёныш такой, опять пьянствуешь? Сидишь голый. Может, и баб голых водишь? Я в ректорат записку напишу!» Напрасно я объяснял, что никаких баб не вожу, пил только пиво, а разделся, потому что батареи шпарили на полную катушку, но Николавна не унималась. Пришлось мне снег вокруг общаги убирать, чтобы замять дело.

Впрочем, тоска и одиночество обитателей общежития в зимние каникулы порождали и совсем невероятные истории.

Наш однокурсник Игорь, уроженец Кузбасса, по привычке куковал на каникулах один. Малая родина далеко, ехать домой не на что, а все соседи разъехались. Денег кот наплакал, в холодильнике мышь повесилась. Впрочем, это я ещё приукрашиваю – холодильника в комнате Игорька тоже не было.

В те времена вопрос с хранением продуктов в холодное время года студенты решали просто: вывешивали за форточку пакет со скоропортящимися припасами. Здесь главное не проворонить оттепель. Ну или ушлых соседей, которые могли стащить еду. Некоторые товарищи этажом ниже даже находили на помойке лыжные палки, высовывались в окна и пробивали ими пакеты с продуктами. Добычу ловили с помощью покрывал и прочих подручных средств. Но такие случаи происходили нечасто – есть серьёзный риск вызвать гнев обворованных соседей.

За окном комнаты Игорька находился оцинкованный короб – этакий студенческий вариант «хрущёвского холодильника». Его ещё предыдущие жильцы смастерили, вот он и достался Игорю с соседями в наследство. Только никаких запасов, кроме полбуханки хлеба, пары пачек крупы и нескольких пакетиков супа, у Игорька тогда не было.

Сидит он как-то утром, доваривает вчерашний чай. И вдруг слышит настойчивый стук в дверь. Открывает, а там разгневанная девушка.

– Отдавай мои продукты, козёл! – орёт с порога.
– Какие ещё продукты? – не понял Игорь.
– Которые ты у меня с форточки стащил!
– Ничего я не таскал.
– А я сейчас проверю.

Девица ворвалась в комнату, посмотрела повсюду, и тут её взгляд остановился на коробе за окном. На нём покоился пакет с оборванным ручками – видимо, оторвался под тяжестью и угодил прямо на крышу «холодильника». Игорь и не заметил, как тот свалился, может, выходил из комнаты. Он открыл окно, достал пропажу, вручил девушке. Дно целое, значит, никто снизу не шерудил.

– Я ничего не брал, – повторил однокурсник. – Наверное, он сам упал.

Девушка посмотрела на обстановку, полупрозрачный чаёк, последнюю корочку хлеба и сменила гнев ни милость.

– Ладно, верю. Заходи завтракать, – вдруг предложила. – Я тебя настоящим чаем напою. И угощу домашней тушёнкой.

Ну, голодному брюху дважды не нужно повторять. Зашёл Игорь к соседке сверху да так и не вышел.

Они со Светкой вот уже двадцать лет вместе.