Выскочила второпях из подъезда, вижу машину с нужным номером, которая запарковалась чуть поодаль. Водитель тоже меня заметил, завёл двигатель, начал подъезжать. А на проезжей части, как на грех, расселись голуби, клюют мёрзлые прошлогодние ягоды, которые нападали с деревьев. Один голубь улетел, а второй, полоротый, то ли от холода, то ли по глупости остался сидеть на дороге. Машина на него и наехала.

Смотрю на голубя – сердце сжалось. Всё вокруг красное, птаха ещё трепыхается. Открыла дверь машины, кричу таксисту:
– Вы сейчас голубя задавили!
Тот побледнел, тут же отщёлкнул ремень безопасности, только собрался выходить, а голубь вдруг – фыр-фыр! – и взлетел. Живёхонек! Только кучку перьев оставил на дороге. Я присмотрелась, а на снегу, похоже, красные пятна от ягод, а не от крови.

– Совсем голуби летать разучились, – бурчу под нос весело, отлегло на душе. – Ползают туда-сюда, слепые, толстозадые…

И села в машину.

А мужчина всё никак не успокаивается. Сокрушается: как же так произошло, почему голубя подвёл инстинкт, почему он не заметил приближавшейся машины, не улетел из-под колёс? Но всё-таки выдохнул с облегчением:
– Раненый, но хотя бы живой. Значит, не так всё плохо.
– Жалеете голубей? – улыбнулась я.
– Люблю этих Божьих птиц. Всё время ношу с собой семечки, подкармливаю. Особенно когда выпадают дни поминов или годин. Знаю, что через птиц будет на тот свет сообщение.

Наконец автомобиль выехал со двора. Стая голубей взмыла с дерева, и ягоды дождём посыпались на дорогу, весело застучали по крыше такси, словно подтверждая: нет, на снегу осталась вовсе не кровь.

– Люблю их, да, – признался таксист. – Был в моей жизни период, когда эти птицы отвлекали от тяжёлых дум. Я же безотцовщина, рос с матерью и бабкой. А бабка верховодила в семье – будь здоров! Громогласная да волевая, чтобы против такой идти, надо силу иметь. Так и сказала мамке: «Не пойдёшь замуж за бандеровца», – та и смирилась. Хотя отца любила. Да, мой отец родом с Западной Украины. Хотя какой он бандеровец? Они познакомились с мамкой в стройотряде, когда она училась. Любовь у них случилась. А бабка ещё с войны держала зуб на уроженцев этой части СССР.

Она в военные годы работала на хлебокомбинате. Один такой хлопчик-западенец, из белобилетников, служил в охране. И шибко ему бабка приглянулась. Он её в углу и зажал, велел прийти к нему после смены – добровольно, по-хорошему. А бабка не пришла. Ну, тот её и оговорил перед начальством. Посадили бабку – якобы за буханку хлеба, вынесенную с комбината.

Таксист замолчал, видимо, воспоминания нахлынули.

– Я эту историю выучил от слова до слова, – продолжил он рассказ. – Бабка каждый раз клялась и божилась, плакала, говорила, что воров в их семье отродясь не было, что честь свою уберегала и никогда не далась бы бандеровцу. А дочь, мол, сама под такого легла. Дома меня бабка называла не иначе как «бандеровским отродьем». Гоняла, била, ненавидела всей душой. «Одно бы дело девка родилась, а тут «яйца» в дом принесла, недотёпа», – это она матери выговаривала. А я всю жизнь мечтал найти отца и уехать к нему.

И ведь встретился с ним! Правда, тогда мне исполнилось уже сорок три. Бабка к тому времени умерла, мать тоже. А я набрался храбрости и позвонил. Нашёл номер телефона у матери в бумагах. Не сразу, но через несколько звонков отыскал отца. Оказывается, он давно проживал в Оренбургской области. Я сразу же отправился туда.

– А что вы чувствовали, когда ехали к нему? – спросила я.
– Что чувствовал? – задумался водитель. – Маетно было. Всё думал: что скажу отцу? И вообще, нужен ли я ему? Столько лет был изгоем в собственной семье, а сейчас, в сорок три года, что меня ждёт? Как он меня примет? И знаете что?
– Что?
– Врут всё про правильное воспитание и что только воспитанием человек создаётся! – рассмеялся таксист. – Когда я отца увидел, то просто обомлел. Я – точная его копия. Голос, манеры, жесты, походка – всё один в один. Вот что значит – гены! Кровь родная посильнее воспитания будет. А ещё словечки всякие у нас общие. Я не мог их слышать от отца, а постоянно употреблял. Мне даже стало понятно, в кого у меня такой скверный характер. Терпишь, молчишь, потом взрыв эмоций – и баста. Две ходки у меня за плечами и все по глупости. За драку, за несдержанность. Сейчас контролирую себя. Лучше отойду в сторону, когда чувствую, что жареным пахнет.
– А сейчас вы общаетесь?
– Судьба подарила мне возможность не просто увидеться с отцом, но и побывать на его родине, – пояснил мужчина. – Надеюсь, когда закончится этот тяжёлый этап в жизни страны, смогу навестить его последнее пристанище. Да, отца уже нет в живых. А голубей кормлю в память о нём и о матери. Да и бабку поминаю, сейчас-то она мне не ответит. Вот поговорил с вами, и будто душе легче стало. Пусть и у того голубя заживёт крыло.
– Пусть, – согласилась я.

Машина подъехала к зданию вокзала, и я поспешила на перрон, прибытие моего поезда уже объявили. Заняла место согласно купленному билету и почему-то чуть не расплакалась. Потому что после этой беседы в такси сразу вспомнила историю своей семьи.

Дед после войны бросил беременную жену и уехал с другой далеко-далеко, за тридевять земель. Разница между его старшим сыном и моим отцом – всего шесть месяцев. Но об этом никто из нас не догадывался.

Долгие годы мы не знали о существовании первой семьи деда. Когда мне было пять, деда пригласили на памятную дату на Саур-Могилу. Тогда снимали документальный фильм о героическом подвиге тех, кто сражался там во время войны, и дед откликнулся на приглашение. Взял с собой моих родителей, и они поехали.

Прилетели в Донецк, в аэропорту сели в автобус, поехали в центр города. И тут дед увидел табличку с именем водителя.

Табличка гласила, что шофёр, оказывается, ещё и победитель в соцсоревновании, рядом висел красноречивый красный вымпел. Фамилия деда довольно редкая, а имя и отчество водителя были такими, что дед немедленно подошёл к стеклянной перегородке и осторожно постучал пальцем по стеклу.

Люди не сразу поняли, что случилось. Водитель резко остановил автобус, выскочил, схватил деда, обнял. Кричал: «Батьку! Мой батьку! Как же так? Родненький!» По автобусу пополз шёпот, что сын с отцом встретились. Люди улыбались, плакали.

Мать потом рассказывала, что их пригласили в гости в ту семью. Говорила, что первый раз видела такое гостеприимство, когда перекрыли всю улицу, чтобы разместить столы. Оказалось, родни у нас – море!

Сейчас моя средняя сестра общается с младшей дочерью старшего сына деда. Дочь живёт в Торезе, в ДНР. Люди говорят, что они похожи как родные сёстры. Гены никуда не денешь – кровь-то родная.

Когда-нибудь наступит долгожданный мир, и мы все снова соберёмся за одним столом. Я в это верю.