В 20.15 тёплого августовского вечера вор-домушник по кличке Капа прокрался со стороны леса на дачу директора малого предприятия «Псковский Олимп» Лебедянского, перелез через забор, спрыгнул на грядку с огурцами и замер, беспокойно озираясь. Стояло самое загадочное сумеречное время, когда всё уже замерло и всякое постороннее движение воспринималось как нарушение непреложного покоя и было чревато неясной угрозой.

Огромными скачками он пересёк двор и уткнулся в стену дома. Приставив лестницу, вор-домушник ловко вскарабкался на чердак, откуда спустился в богатые директорские покои.

Единственное, чего не выносил Капа в своей нервной работе, это наличие в чужих домах зеркал. Здесь их висело четыре – в тяжёлых багетовых рамах. Со всех сторон глядела из этого багета собственная небритая физиономия, раздражая и мешая сосредоточиться.

Стараясь не замечать отражений, вкрадчиво двинувшихся за ним, Капа прошёл на кухню, достал из шкафа непочатую бутылку коньяка, разом отпил половину и принялся шарить по комнатам. Когда он, подчистив столы, отворил платяной шкаф, с улицы раздался скрежет замка. Мгновенно приняв решение, вор поднял крышку и нырнул в уже примеченный подпол.

В 20.30 того же вечера из деревянного дома по улице Н. Васильева вышли четверо граждан, один из которых, одетый в полицейскую форму, придал лицу соответствующее мундиру официальное выражение, а трое других, штатских, ничем не выделялись. Замечены они были только старушками, сидевшими на скамейке.

– Наконец-то Ваську Ревунова в полицию забирают, – обменялись старушки впечатлениями, – дошли наши молитвы.

Одетый в полицейскую форму гражданин не слышал сказанного, иначе немало повеселился бы.

– Значит, запомнили, – садясь в машину, сказал он. – Ревун пойдёт со мной, а вы потребуетесь потом, как понятые.

Трое штатских молча кивнули, захлопали дверцами и в машине помчались за город.

Ещё примерно через полчаса, когда начало темнеть, к дачному посёлку подъехал лейтенант полиции Коля Воротников. Приехал он сюда с определённой целью, после дневного разговора. «Дачи грабят, а граждане жалуются, что плохо реагируем. Подежурьте, Коля, ночью, пусть это будет вашим первым заданием», – сказал Воротникову его начальник майор Карзун.

Воротников загнал машину в кусты, достал термос с чаем и стал ждать ночи, чтобы начать операцию по выявлению преступников.

Директор малого предприятия Лебедянский открыл дверь в тот самый момент, когда Капа закрыл за собой крышку подпола. Но ни о Капе, ни о четырёх гражданах в машине, которая уже свернула на просёлочную дорогу, ведущую к его даче, ни о полицейском Коле Воротникове, скучающем в кустах, Лебедянский не знал. Единственное, что его сейчас волновало, – всякие загадочные явления, происходящие, как он только что выяснил, в нашей жизни на каждом шагу.

Дело в том, что, сославшись на головную боль, он с обеда играл на квартире с приятелями в карты. Тут-то и зашёл разговор о загадочных явлениях. Оказалось, что все приятели много раз видели неопознанные летающие объекты. Но особенно поразила история с барабашкой, живущим у школьного дружка Мишки Зарубина. Этот барабашка, невидимый и злобный, ежедневно докучал Зарубину: стучал в стены, кашлял над ухом, коварно выпивал оставленный на опохмелку коньяк, прятал заначенные деньги, да так, что они пропадали навеки.

Прожив тридцать пять лет, Лебедянский и не догадывался, сколько ещё в мире чудес. Поэтому не было ничего удивительного, что, войдя на дачу, желавший расслабиться директор первым делом направился к шкафу за коньяком. Достав бутылку, растерялся: он твёрдо помнил, что ещё утром она стояла полная, а сейчас не хватало половины, и куда она делась, можно только догадываться.

Не успел Лебедянский отделаться от первого потрясения, как его постигло другое. Из соседней большой комнаты раздался кашель, прозвучавший натужно и глухо, точно из подпола. Директор замер. «Померещилось, наверное», – подумал он, уже твёрдо зная, что не померещилось.

Он долго стоял, прислушиваясь. За окном был виден лес, и сейчас, в сгущающихся сумерках, он показался Лебедянскому неуютным и загадочным. Там таилось нечто и ждало своего часа, чтобы подкрасться к даче и заглянуть внутрь безумным взором.

И, словно подтверждая загадочную угрозу, снова раздался кашель. Неизвестно почему, но в этот момент покрывшийся липким потом Лебедянский увидел мысленным взором ухмыляющееся лицо одноклассника Миши Зарубина, когда тот рассказывал ему о своём барабашке.

Только теперь Лебедянский понял, что произошло. Этот гад, этот паразит и двоечник Мишка каким-то образом сумел подпихнуть ему своего барабашку. Причём барабашка непонятно как сумел опередить Лебедянского и уже до его прихода выжрал коньяк, а теперь, пугая, сидел в подполе и кашлял. Наклонившись, директор нащупал возле холодильника топор и, не столько теперь напуганный, сколько злой, двинулся в комнату, как вдруг у входной двери раздался звонок.

Этот звонок и спас Капу. На пороге Лебедянский увидел сурового полицейского вместе с каким-то штатским, державшимся чуть поодаль. Не успел директор опомниться, как полицейский вытащил из кармана серую бумаженцию с размытой лиловой печатью, потряс ею, словно стряхивая воду, и снова сунул в карман.

– Постановление на обыск. Разрешите войти.

Открывая дверь, директор ожидал встретить кого угодно – Мишку Зарубина, барабашку, инопланетянина, но только не это. Поражал взгляд полицейского, укоризненно-осуждающий, заставивший Лебедянского онеметь. На постановление он не обратил внимания, как и на то, что на левом погоне у полицейского были две звёздочки, а на правом почему-то одна, зато большая.

Пропустив полицейских, Лебедянский поспешил следом.

– Коньячку изволите? – робко спросил он и, глянув на левый погон, добавил: – Товарищ лейтенант.
– На службе не употребляем, – ответил полицейский сердито. – Давайте к делу. Вы Лебедянский, директор малого предприятия «Псковский Олимп», так?
– Так, – промямлил Лебедянский, с отчаянием подумав: «Неужели это листовое железо? Тогда пропал».
– Разведены, имеете двоих детей, живущих отдельно?
– Да. Но в чём меня обвиняют, товарищ майор? – решился спросить директор, глядя на правый погон, где сияла одна звёздочка.
– А в том, господин Лебедянский, – сказал лейтенант-майор, – что на днях в городе ограбили ювелирный магазин. И подозрение падает в том числе и на вас.

Услышав о магазине, директор испытал облегчение. Напрасно он так испугался. Ему даже стало немного жаль полицейских.

– Какой магазин, – обрёл уверенность Лебедянский. – Я не причастен.
– Не причастны? И доказать можете?
– Могу.
– Товарищ Ревунов, – сказал полицейский. – Пригласите понятых.

Штатский, которого называли Ревуновым, отдал честь, неловко повернулся, качнувшись, и вышел. Вернулся с двумя гражданами, и они стали жадно оглядывать богатую мебель.

– У меня есть тайник, – доверительно сообщил Лебедянский. – Я покажу вам. Сами убедитесь, там только свои вещи.

Сняв с полки несколько книг, он засунул вглубь шкафа руку, пощёлкал чем-то и вытащил мешочек с золотыми царскими десятками, которые при постоянном наличии средств прикупал, не доверяя рублям и валюте.

Золотые червонцы никак не вязались с кражей в ювелирном магазине. Лебедянский высыпал их, вопросительно поглядев на полицейского. Тот склонился над столом, представив для обозрения сразу два своих разнозвёздочных погона, и шумно задышал.

– А других тайников у вас нет?
– Ищите, – великодушно разрешил Лебедянский. – А когда, кстати, произошло ограбление?
– В четверг, в восемь вечера.
– Ну тогда у меня алиби. Я в это время в преферанс дулся, запишите. У Зарубина Михаила, Добряковская, пятнадцать.
– Проверим, конечно, – вздохнул полицейский. – По всему видно, вышла осечка. Но золото ваше придётся забрать. Для опознания. До завтра.

Не скрывая торжества, директор проводил посетителей до калитки и повернул обратно к крыльцу, освещённому тусклой лампочкой. И тут его взору предстала странная картина: из дверей дачи, пугливо озираясь, выскользнул какой-то гнусный тип, державший под мышкой телевизор, купленный Лебедянским всего неделю назад. Это был Капа. Поняв, что его заметили, он переметнулся через перила крыльца и сгинул в кустарнике.

– Полиция, полиция, помогите!

Директор действительно звал полицию, но бежал при этом не за вором, а в противоположную сторону, стараясь обратить на себя внимание тех, кто только что производил у него обыск. К его удивлению, полицейские с понятыми не только не поспешили ему на помощь, а, заслышав крики, бросились врассыпную, стараясь оторваться.

Лебедянский остался на улице в одиночестве. Не было полицейских, не было золота, не было телевизора. Теперь он всё понял. Обидно было, что его так просто провели, но ещё обиднее, что, воспользовавшись суматохой, какое-то мелкое существо успело тяпнуть у него телевизор.

– Жулики! – впадая в гнев, закричал Лебедянский.

Он и на даче продолжал неистовствовать. Не видя перед собой виновников несчастий, весь гнев обратил на мебель.

– А, вы пришли с обыском? – зловеще спрашивал он, обращаясь к столу. – Что ж, извольте! Вот вам обыск, вот вам золото, вот вам оглоблю в печень! – и с этими словами, поднатужившись, переворачивал стол.

Расправившись со столом, директор набрасывался на стулья.

– Ну, что примолкли, почему такая скромность? – кричал он. – Я же знаю вас как любителей чужих телевизоров. Ну так получите! – размахивая ногами, директор крушил разлетавшиеся стулья.

Разгром на даче был остановлен очередным звонком в дверь.

– Кто там на этот раз пришёл? – выкрикнул он срывающимся голосом.
– Полиция, – отозвались за дверью. – Откройте, пожалуйста.
– Ах, полиция, значит! – Лебедянский даже задохнулся от ярости. – Знаете, что я сейчас сделаю, если не уберётесь? Убью!

С этими словами директор подхватил топор, бросился к двери и ударил по ней обухом.

– Не стрелять, сложить оружие! – крикнули с улицы, и Лебедянский услышал, как кто-то спрыгнул с крыльца.

Когда в отдалении раздались крики: «Полиция!.. Помогите!.. Жулики!..» – Коля Воротников немедленно покинул свою спрятанную в кустах машину. Внимание его привлекла одна из ближайших дач, где сейчас горел свет и в окнах метались тени, будто там происходила борьба.

Поспешив на помощь, Воротников поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

– Полиция. Откройте, пожалуйста.

То, что произошло дальше, не столько напугало, сколько удивило лейтенанта: в ответ выстрелили и, показалось, пуля просвистела рядом с его головой.

– Не стрелять, сложить оружие! – крикнул лейтенант, спрыгнул вниз и пополз вокруг дачи, прячась за кустами.

Дело было сложное. Не оставалось сомнений, что на даче какой-то вооружённый бандит, возможно бежавший из мест заключения, взял хозяина в заложники.

– Сдавайся, всё окружено, сопротивление бесполезно! – слукавил Коля, но в ответ дача огласилась новыми воплями истязаемого хозяина:
– Караул, грабят, убивают!

Эти крики придали лейтенанту решительности. Надо отдать должное, он и представить не мог, что на даче, кроме хозяина, никого нет, поэтому следующий шаг, им предпринятый, можно считать геройским.

Пробравшись с доской в руках к окну, он хлёстким ударом выбил раму и с криком «Сдавайся!» одним броском очутился внутри. Стреляя вверх, чтобы ошеломить преступника, наполнив комнату пороховыми газами, Коля кинулся вперёд и, заметив метнувшегося преступника с топором, настиг его.

Пять минут спустя связанный Лебедянский понуро сидел на стуле. Он не понимал, что происходит, кто все эти люди в полицейской форме, то убегающие с его золотом, то врывающиеся через разбитое окно с пистолетом в руке.

Коля Воротников между тем прекрасно представлял, что перед ним матёрый преступник, который всеми силами будет выкручиваться, и поэтому допрос начал очень решительно:
– Где оружие? Где труп?

Лебедянский оцепенел.

– Что же, по-вашему, я ничего не слышал? – усмехнулся Коля. – Не слышал выстрела, не слышал, как несчастная жертва звала на помощь, когда вы её избивали? Поглядите вокруг, это что, не следы борьбы?
– Да послушайте, – приходя в себя и пытаясь освободиться от пут, заволновался директор. – Я никого не убивал. И это моя дача.
– А ну сидеть! – перебил его Воротников. – Значит так. Никого вы не убивали, мебель не переворачивали, а кричали и звали полицию, конечно, сами, ради собственного удовольствия.

С этими словами он встал и подошёл к крышке подвала.

– А что там у вас, а?
– Барабашка там сидит, – опять помрачнев, ответил директор. – Мишка, гад, науськал своего барабашку.
– Кто-кто? – заинтересовался лейтенант. – Барабашка? Подельник, что ли?

Он поднял крышку подпола, рассчитывая обнаружить если не подельника грабителя, то, по крайней мере, труп владельца дачи.

Надеясь быстро и в одиночку раскрыть кровавое преступление, Коля осторожно спустился в подпол и посветил себе фонариком. Подпол оказался пуст.

– Шутить изволим, – грозно сказал он, выбираясь наверх. – Сейчас в другом месте шутить будем. Собирайтесь, подозреваемый, поедем со мной.

Всё, что происходило дальше, показалось Лебедянскому сном. Мелькали перед ним люди в фуражках и без них, в погонах и без погон. Его водили по кабинетам, заставляли читать и подписывать какие-то бумаги и брали отпечатки пальцев. Потом за ним лязгнула железная дверь, и Лебедянский обнаружил себя в узкой камере с двумя рядами скамеек по сторонам, на одной из которых сидел мужик в разорванной рубашке, с большим, как блюдце, синяком под глазом. При появлении директора он почтительно привстал.

– По первому убийству идёшь? Тогда пожизненно не дадут.

Только к вечеру следующего дня Лебедянский вышел на улицу. О краже золота и телевизора он заявлять не стал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Самое главное, что его никто больше не преследовал, никто не обвинял, и, когда он сел в автобус, душевное равновесие вернулось к нему.

«Всё, кончились приключения», – с облегчением подумал он.

Но ошибся. Именно в этот момент в кабинете майора Карзуна происходил следующий разговор.

– Не нравится мне твой Лебедянский, – говорил майор. – И кооператив не нравится. Что это за название такое – «Псковский Олимп»? Темнят они там.
– И мне не нравится, – согласился Воротников.
– Вот что, Коля, позвоните капитану Лаптеву. Пусть они этот «Олимп» по своей линии тряхнут.
– Согласен, – повеселел лейтенант и стал набирать номер телефона.