Мело, мело по всей земле, и Москва не стала исключением. Нынешняя зима приключилась очень снежной. Но дворники, ау! Куда вы все подевались? Может быть, оседлав свои мётлы и лопаты, журавлиным клином улетели в тёплые края?

Каждое утро, выходя на работу, я протаптывала свежую тропу по глубоким сугробам, проваливаясь в снег по колено. Это место работы я выбрала из-за близости к дому, но если осенью на дорогу уходило минут пять-десять, то зимой приходилось тратить в три раза больше на путешествие по снежным лабиринтам.

Иногда я решалась на путь подлиннее, зато по уже проложенным дорожкам, и вдруг следы внезапно обрывались, и я оказывалась в тупике девственно-нетронутого снега. Куда испарился человек, пробиравшийся до меня по сугробам, – загадка: катапультировался, совершив гигантский прыжок с шестом, или провалился в снежную преисподнюю?

Прыгать на большие расстояния я не умею. Приходилось возвращаться в поисках других путей, петляя между сугробами. На подступах к месту работы меня поджидала очередная опасность – снежные лавины и бомбардировка ледышками. Поднырнув под полосатую ограничительную ленту и задрав голову к небу, я обнаруживаю дворников. Оказывается, они не совсем улетели, а вознеслись, вспорхнули на крыши и орудуют лопатами, ещё больше баррикадируя и без того непролазную дорогу.

– Эй, братья мусульмане! Харэ кидаться льдинами! – кричу им, сложив варежки рупором. – У вас в Священном писании что-нибудь сказано про «не убий»?
– В Коране есть аят: «Трудитесь, и увидит ваши деяния Аллах» – усмехается с крыши парень в оранжевом жилете.
– У вас работа, и у меня работа! – кричу задорно. – Сделайте так, чтоб мой Иисус не встретил меня раньше положенного срока!

Снежные бомбардировки на время прекращаются. Неуклюже поскальзываясь на льдинах, бегу к своей двери. Порог завален глыбами, придётся и мне вооружаться лопатой.

«Никогда не говори «никогда» – в который раз убеждаюсь в верности этого изречения, и вот с сентября я опять работаю в «Озоне». Из множества моих «никогда!» самым запоминающимся был разрыв отношений с одним давним приятелем. Чуть больше двадцати лет назад, избавляясь от ненужных вещей в гардеробе, я выудила из общей кучи красную рубаху, подаренную мне когда-то знакомым. Он оставил о себе не самые приятные воспоминания. Придирчиво покрутив в руках этот кумач, я решительно направилась на лестничную клетку, распахнула пасть мусоропровода и торжественно объявила:
– Покойся с миром, голубушка, с твоим хозяином я больше не дружу и уж точно никогда не встречусь.

Красная рубаха отправилась в полёт. А на следующий день в ожидании назначенной встречи с другом Мишкой у памятника Пушкину я наткнулась на того самого хозяина красной рубахи. Он тоже пришёл на встречу с товарищем. Уже через час мы вчетвером распивали вино на съёмной квартире хозяина рубахи. Через пару недель он жил в моей коммуналке, а через год у нас родился ребёнок по имени Стёпа.

Похожим образом получилось и с «Озоном», но в этот раз пока обошлось без ребёнка.

После моего разрыва с «Озоном» я полгода за километр обходила ПВЗ – пункт выдачи заказов. А в последний августовский вечерок решила гордо прогуляться рядом с этим подвальчиком, мысленно плюнула в его сторону и проворчала опрометчиво:
– Ноги моей там больше не будет. Никогда!

На следующий день позвонила хозяйка ПВЗ и ласково спросила:
– Наташа, как ты смотришь на то, чтобы вернуться к нам? График работы весьма щадящий: будешь успевать и писать, и в кино сниматься.

И вот уже полгода я – раб этой лампы. За всё время сняться в кино удалось пару раз, а первый текст с тех пор я написала только в конце января.

В нашем полуподвальчике – несколько помещений. Некоторые арендованы другими организациями, но у нас один общий вход и отдельная стеклянная дверь для клиентов «Озона». Стучу в комнату к соседям-предпринимателям:
– Мужики, одолжите лопату, пойду откапываться, «Озон» завалило по самые окна.

Из офиса выходят двое мужчин и одна женщина, дают лопату, смотрят на меня с интересом. Вижу, их терзает любопытство, но спросить они не решаются. У меня нет времени с ними улыбаться, пора откапываться, сейчас клиент попрёт, а жалюзи не поднять из сугроба.

Пыхтя и поправляя сползающую на очки шапку, ковыряюсь с лопатой у порога, слышу рёв мотора и окрик из подъехавшей машины:
– Эй, дорогу!

Оборачиваюсь на водителя – смотрит на меня из приспущенного окна сердито и вдруг говорит со злой усмешкой:
– Зимовщик!
– Что, простите? Это вы мне? – уступаю путь.
– Тебе! Зимовщик! – подтверждает он как-то мстительно и газует, поднимая снежный буран.

Стою с лопатой в недоумении, смотрю вслед машине и бормочу: «Почему это я зимовщик? Да ещё в мужском роде?» Мысленно оглядываю себя со стороны и хохочу. В общем-то, видок у меня тот ещё: чёрные штаны в стиле физкультурников сороковых, тяжёлые ботинки на протекторе, свитер крупной вязки с высоким горлом, кожаная шапка-ушанка, отороченная лохматым мехом, очки в роговой оправе и большая лопата – натуральный полярник у своего снежного логова.

Но почему водила произнёс слово «зимовщик» с такой агрессией? Может быть, ему не удалось соблазнить жену какого-нибудь полярника или, наоборот, его бросила жена и улетела на Северный полюс к зимовщикам?

Откопавшись, возвращаю лопату соседям. По коридору подвальчика за мной семенит женщина из офиса.

– Извините, пожалуйста, но мы тут поспорили: вы же актриса? У вас такое лицо родное, я всё мучилась, а потом вспомнила – я же вас по телевизору смотрю!
– Да, – усмехаюсь, – иногда меня там показывают.
– Вот! А они не верили! Я ж им говорю – она актриса! – ликует женщина и тут же расстраивается: – А тогда что вы тут делаете? Среди нас?
– Это такой специальный проект, секретный, – сообщаю ей доверительно. – Прошу вас, никому не слова! Наше руководство – тоже актёры (что, кстати, правда), но об этом никто не должен знать.

Женщина испуганно кивает и торопливо уходит к своим – конечно же, рассказать то, что сейчас узнала, под большим секретом. Актрисы в представлении этой милой женщины – небожители, они цокают каблучками в коктейльных платьях с бокалами шампанского на красных дорожках под вспышками фотокамер, а в перерывах между съёмками и банкетами загорают под пальмами и плавают в личных бассейнах.

Но, допустим, мне осточертело нежиться в шезлонге на Карибском побережье, и Куршевель надоел! Могут быть у актрисы свои маленькие странности, нечто вроде хобби?

Сегодня я – работник ПВЗ. А накануне, между прочим, была анестезиологом в зелёной медицинской форме, и восемнадцать часов кряду, когда уже и режиссёр переставал что-либо соображать, и оператор еле держал фокус, и артисты опирались друг на друга, чтобы не выпасть из кадра от усталости, кричала осипшим голосом:
– Давайте соберёмся, тряпки! Мы здесь про искусство или дрянное кино шлёпаем?

А вот у меня и первая клиентка – бабуля с палочкой. Еле доковыляла по сугробам, дочку послать за заказом не может, ведь это сюрприз к её дню рождения – кованая медная турочка для кофе со специальной длинной деревянной ложечкой.

Я помогаю бабуле распаковать коробку, и она придирчиво осматривает турку, которую ждала три недели из-за рубежа. Но теперь она совершенно счастлива – подарок безупречен. Бабуля карабкается по ступенькам к выходу, с трудом открывает нашу тугую дверь на выход. Повинуясь какому-то шестому чувству, с криком «стоять!» я выскакиваю из-за стола, в три прыжка оказываюсь на ступеньках, дёргаю бабулю на себя обратно в помещение, и перед нами с крыши обрушивается гигантский ледяной сугроб.

С минуту, ошарашенные, переводим дух, и вот уже радостная бабуля ковыляет домой по сугробам. Смотрю ей след, и что-то меня смущает… Господи, она же забыла на ПВЗ свою палочку!

Пока я за палочкой и обратно, бабуля уже лезет под капот какой-то машины. Оказывается, туда бродячая кошка затащила пойманного голубя. Ну вот, теперь мы ещё и животных спасаем!

Я уже окоченела на морозе в свитерке и летних кроссовках, орудую под машиной бабулькиной палочкой. Растащила всех и разогнала: голубь улетел, кошка убежала.

– Спасибо, что вы тоже спасательница, однако у нас не вышло ей помочь, – вздыхает бабуля, в её голосе досада. – Теперь она умрёт от голода.

Оказывается, мы переживали по разному поводу: бабуля хотела помочь кошечке сожрать голубя, а я – вырвать его из кошачьих когтей.

Бабуля сказала, что у неё дома живёт уже пять дворовых кошек, и если бы не я, то это могла быть шестая…

У нас довольно необычный пункт «Озона». Клиенты сюда ходят, как в клуб по интересам. Ничего не могу поделать со своей актёрская природой: скопление людей для меня – это публика. С одной стороны, чувствую себя продавщицей в сельпо, где торгуют всем, от иголок и духов до умывальников и диванов, с другой стороны – тамадой на празднике. И клиенты с радостью приняли условия игры, заглядывают сюда не только за заказами, но и чтобы потрепаться о супругах, детях, политике, посмеяться и всплакнуть. Некоторые в благодарность несут мне дары: кто коньяк, кто конфеты, одна женщина и вовсе подарила букет тюльпанов, а маленький мальчик, посовещавшись с мамой, вручил мне свою шоколадку!

Актёр – это такой субъект, что, куда его ни забрось, в какой костюм ни одень, сунь в руки кайло или скипетр, – он повертит в руках реквизит, пообомнёт одёжку и начинает действовать по системе Станиславского «Я в предлагаемых обстоятельствах». Худо-бедно, но освоит новую роль, а то и дофантазирует себе чего-нибудь для пущего вдохновения.

В тёплые денёчки бабьего лета, вдыхая пряный сентябрьский воздух и уворачиваясь от падавших в траву спелых каштанов, я любила по утрам поднимать дребезжащие жалюзи над стеклянными дверями ПВЗ. Воображала себя хозяйкой парижской кондитерской или маленькой книжной лавочки, заваривала крепкий душистый кофе, ловила по радио что-нибудь французское из Шарля Азнавура или Пиаф и насыпала в вазочку купленные накануне конфеты для клиентов.

– Доброе утро! – первой заходит приятная дама с сумкой-тележкой, она всегда улыбается, даже когда сердится. – Пришли мои трёхлитровые баночки? Надеюсь, в этот раз все целые?
– Да, баночки – загляденье, одна к одной, – отвечаю. – Будете делать закрутки?
– А что остаётся? Как же надоела мне эта дача! – достаёт из сумки здоровенный кабачок, шлёпает его на стол. – Это вам. Избавляюсь от них как могу.

Это уже третий кабачок за два дня. Знаю, что ещё забежит вечером и притащит тыкву.

– Как же у вас всегда уютненько, – с вожделением косится на вазочку с конфетами. – Я чупа-чупсик возьму?
– Внуку? – улыбаюсь.
– Ещё чего. Внуку сладкое запрещаю, и сама при нём не ем, но иногда так хочется! – хихикает. – Возьму два. Один по дороге съем, а второй буду ночью сосать под подушкой.

Забивает банками сумку-тележку, громыхает по ступенькам, поднимаясь к выходу и подпевая радио сквозь чупа-чупс во рту: «О, шан з’Элизе!»

Своими мини чупа-чупсами я уже прославилась на весь райончик – в каком ещё «Озоне» их вам предложат? Да и в нашем они появляются только в мою смену. Купила как-то под настроение для детей клиентов, а теперь приговорена к ним постоянно: если в вазочке нет конфет – день для прихожан не задался.

И ладно бы угощались только дети, они-то как раз берут застенчиво, вопросительно косясь на родителей. А вот взрослые порой хватают сразу пригоршню, как само собой разумеющееся. Такие не здороваются и не прощаются, уходя с гордо задранным носом. Когда вижу подобного типа при входе, сразу убираю вазочку под стойку. Не из жадности, а из принципа.

Ещё прячу вазочку, когда замечаю на подходе одну мамашку с маленькой дочкой. Как-то раз она накинулась на меня с упрёками: «Что это вы тут детям запрещёнку предлагаете?» – и так на дочку цыкнула, что даже я в своё кресло вжалась.

Некоторые смущённо спрашивают разрешения взять конфетку, а кто-то шумно вскрикивает: «О, вкусняшки!» Есть категория клиентов, которые и вида не подают, что заинтересовались чупсами, но, когда я иду в соседнюю комнату-склад за их товаром, слышу, как шуршат конфеты и звякают о вазочку. Возвращаюсь – взгляд у клиента чист и светел, а вазочка полупустая. Да берите, ради бога, думаю, вам же и поставлено! Но зачем же тайком? Или так вдвойне вкуснее?

Дети и подростки уже просто так заходят за сладеньким, без повода. Был поздний зимний вечер, уже полчаса как я должна закрыться, но делала инвентаризацию, а жалюзи не опустила и дверь не заперла. Вдруг залетает пацан лет одиннадцати, взмокший, раскрасневшийся, шапка набекрень.

– Тебе чего, малыш? – удивляюсь. – Я уже закрылась. Мама за заказом послала?
– Нет, я с тренировки, – оправдывается, – ох, еле успел к вам! Тренер замучил совсем, так сладкого хочется!

К Новому году сам бог велел устроить праздник на «Озоне». Долго выпрашивала у руководства рождественский антураж для нашего ПВЗ, но они пожадничали, сослались на какой-то там регламент. Плюнула на них, сама купила маленькую настольную ёлочку, украсила её, повесила гирлянду на стене и пустилась во все тяжкие. Ведь в прошлом «снегурила», как большинство молодых артистов. Остались наработки, реквизит и немного задора.

Пошли в ход самодельные магические карты с пожеланиями и волшебными пророчествами, весёлые шарады, мандарины и конфеты. Взрослые клиенты превратились в детей, азартно читали стишки, пели песенки и вытягивали карты с пожеланиями.

Прошумели, прошелестели Рождество, Новый и Старый года, и вот уже февраль, вторник, начало рабочей недели. Но, к моему изумлению, клиент с середины дня приходит на «Озон» сильно подвыпивший. Что за ерунда? Какой-то мужичок взял в заказе свою дрель, попытался вставить в неё свёрла, ни разу не попал, выматерился весело и полез ко мне целоваться.

– С Новым годом, родная!
– И вас с Восьмым марта, – сердито шучу и отстраняюсь.
– Да ты чего! – обижается мужичок. – Сегодня же мы китайский Новый год отмечаем!

Ах, вот оно что! Народ перестраивается, ещё один праздник нам добавился. И не только праздник, но перспектива на будущее. На «Озон» частенько забегает школьница за тетрадками с китайскими прописями и грамматикой.

Одна молодая женщина долго и тщательно выбирала себе трикотажный брючный костюмчик, довольно соблазнительный, прямо «в облипочку». Советовалась со мной – не сильно ли вызывающе для работы? Я спросила, кем работает. Учительницей, говорит.

– Учительницей чего? – насторожилась я.
– Китайского языка.
– Ах, китайского? – машу рукой, как веером. – Да носите это без страха и упрёка, и пусть вам в учительской какая-нибудь математичка хоть слово скажет.

У нас тут на «Озоне» и «Модный приговор», и «Комната матери и ребёнка», и тележурнал «Хочу всё знать», и передача «Здоровье», а уж сколько человеческих драм и комедий. Сразу всё и не перескажешь.

У меня тут, извините, очередь. Шесть часов вечера. Клиент косяком пошёл после работы. А натоптали-то, натоптали!..