В «Дневнике Анны Франк» страница от 11 ноября 1943 года носит название «Ода моей авторучке (светлой памяти)». В юности я тоже вела дневник и по примеру этой еврейской девочки из Голландии написала некролог своей дублёнке.

Мы не любили зиму из-за нашей одежды. Мы, школьницы 80–90-х годов, ненавидели наши убогие куртки, сапоги, шапки, варежки, перчатки. Лично я умирала от стыда в своём цветном китайском пальто с дурацкой кокеткой на спине!

И вот на совершеннолетие дед подарил мне 500 тысяч неденоминированных рублей: на шубу. Что носили в 97-м? Узорчатые вязаные колючие рейтузы «мэйд ин Чайна», приталенные жакеты и осенние пальто. И, конечно, дублёнки.

Для фирменного магазина верхней одежды 500 тысяч было явно недостаточно, поэтому мы с мамой отправились на наш грязноватый рыночек, где покупатели мерили вещи, раздеваясь прямо на морозе. И купили золотисто-коричневую красавицу с кисточками, которые теперь кажутся мне резиновыми.
– У меня вообще самый дешёвый товар! – гордо заявила хозяйка.

Дома я почему-то спросила маму:
– А не снимут с меня дублёнку-то?
– Да у нас народ в норковых шубах из хвостов за десять миллионов ходит, и ничего! – ответила она.

Эта рыночная дублёнка стала моей второй хорошей вещью после кожаной куртки 94 года.

Подруга Юля, увидев, как я небрежно снимаю её с крючка в школьной раздевалке, остолбенела и прошептала:
– Это твоя?

Правда, мой респектабельный вид портили изъеденные солью чёрные старушечьи сапожки на плоской подошве, в которых я сама себе казалась каким-то насекомым с тёмными ножками.

Но с появлением рыночной дублёнки, так похожей на настоящую, моя юная жизнь превратилась в кошмар – многие стали завидовать. Причём терроризировали меня тётки обеспеченные, при начальственных должностях. Мама через свою начальницу устроила меня на работу в бюджетную сферу, и директриса с заведующей постоянно подчёркивали:
– Повесь свою дублёнку… во-он туда!

Конечно же, их оскорблял сам факт наличия у меня такой вещи: надо же, у какой-то соплячки есть дублёнка, а мы, солидные дамы, ходим в советских ещё стоптанных полусапожках. Кстати, в старое они одевались не по бедности, а по привычке.

А однажды в переполненном автобусе пожилой гастарбайтер, пытаясь проехать без билета, повис на мне и сказал кондуктору:
– А я просто девушку поддерживаю… В такой шубе!

Даже моя подруга Света, девушка более чем обеспеченная, как-то сказала своей маленькой дочке, заявившей, что она «медвежонок»:
– Да, и у тебя шубка, и у меня, и у Оли тоже шуба. Дублёнка.

А ещё у Светы была противная пожилая тётка. Как-то мы втроём выходили из Светиного дома, она заглянула в свой почтовый ящик и сказала:
– Нет нам ничего сегодня. Одни только рекламные листовки с дублёнками! – захихикала эта тётушка. – Вот если бы саму дублёнку положили!

А уже во дворе сказала мне завистливо, со слезами в голосе:
– Олечка, а вот если у человека пенсия маленькая, ему что, ради этой дублёнки ни есть, ни пить?

Увы, уже через четыре месяца носки предмет всеобщей зависти стал приходить в негодность: пуговицы облезли, с обшлагов сходила искусственная кожица. Ещё чуть-чуть, и дублёнка сгнила бы прямо на мне!

А в марте её украли. Прямо на работе. Только капюшон с кисточками остался, я его не носила. Не знаю, как насчёт мыслей, но злая зависть точно материализуется!

Но уже на 19-летие мой трудолюбивый дедушка подарил мне новую дублёнку. Попроще, подешевле, пострашнее, мрачного коричневого цвета, в форме малицы – одежды народов Севера: капюшон, кожаные ремешки. Я проносила эту вещь несколько лет, пока её не конфисковала бабушка. «Малица» сгнила у неё в кладовке, просто развалилась на куски.

Что теперь жалеть об этих старых шубах? В начале 90-х бушевали страсти из-за пуховиков, в конце – из-за гнилых дублёнок. Надеть сейчас то или другое, то есть вещи, из-за которых люди тогда шли даже на преступления, на разбой с грабежом, – просто позор!