Родился я в пензенских краях, в деревне. Шёл 1950 год – послевоенное время, деревенским жителям жилось очень тяжело. Наш колхоз был имени Сталина. Сеяли хлеб, получали неплохой урожай, но убрать его до снега не успевали, складировали снопами в стога под зиму. Техники почти не было, молотили конными молотилками. Большая часть полученного зерна уходила на госпоставку. На трудодни оставалось мало, многим семьям хлеба не хватало до весны, ели лебеду, щавель, собирали на полях оставшуюся подмороженную картошку.

В конце 1950 года в колхоз прислали нового парторга. За три месяца ему удалось оживить работу колхозной партячейки. Был требователен, вникал во все вопросы колхозной жизни. Дела стали понемногу налаживаться. По приезде в колхоз он привёз с собой баян, на котором хорошо играл. В деревенском клубе ожила художественная самодеятельность. Устраивались концертные вечера, где парторг аккомпанировал на баяне. После концерта расставлялись скамейки и начинались танцы, плясали всегда до упаду. Молодёжь потянулась в клуб.

Баян в то время в деревне – это неописуемая радость для молодёжи. Мы, подростки, бывало, прятались в углу и слушали мелодии баяна. Тогда же у меня зародилась мысль научиться играть на баяне. Конечно, средств на покупку инструмента не было, и я не придумал ничего лучше, как написать письмо самому Сталину. Никому ничего не сказал, купил на почте конверт и, взяв листок бумаги, сочинил письмо: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Пишу вам из деревни. Прошу вас помочь в приобретении баяна! Хочу играть я на баяне, но вот купить его не могу, таких денег у мамы нет. Прошу вас очень, помогите».

На конверте написал: Москва, Кремль, И.В. Сталину, приписал обратный адрес. Сунул в почтовый ящик и стал ждать, что пришлют баян.

Прошло около трёх месяцев, и нам пришла повестка – к 11 часам явиться в райком партии. Мать пребывала в недоумении: зачем нас приглашают? Я догадался, но ничего ей не сказал. А сам в душе обрадовался, что, мол, будут вручать баян. Утром запрягли лошадку в повозку и поехали в район. Мать всю дорогу ворчала, всё недоумевала, зачем же нас приглашают. До района от нашей деревни девять километров, приехали к десяти часам. Сели в приёмной райкома, стали ждать, когда позовут. И вот нас позвали на второй этаж, в 26-й кабинет.

За столом сидел мужчина в очках. Представился секретарём райкома, вежливо пригласил сесть. Достав из стола конверт, он спросил:
– Вы, молодой человек, писали письмо товарищу Сталину?

Я растерялся и промямлил:
– Да, писал.
– Просили помочь в приобретении баяна? – снова спросил он.
– У нас нет возможности купить его, и я написал, – ответил я.
– А у вас есть талант играть на каком-либо инструменте?
– Нет, – признался я. – Но я научусь играть на баяне!

Тут мать как закричала:
– В доме жрать нечего, а ты баян захотел!

И тут же полезла на меня с кулаками, да по голове целила, по голове. Она прямо рассвирепела:
– Я тебе дома покажу баян!
– Ну? Что ответим Сталину? – спросил секретарь.

Мать, наконец, успокоилась и сказала:
– Да вы уж напишите, что помогли.

Он взял ручку, покрутил ею у носа и сказал:
– Идите.

Мы с матерью вышли из кабинета и, пока спускались по ступенькам, она постоянно тыкала кулаком мне в лицо. Сели на повозку и направились домой. В дороге она меня продолжала ругать. На некоторое время замолкла, и я попросил её никому не рассказывать, зачем нас вызывали в райком. Но соседка раз спросила, и мать проболталась.

Деревня есть деревня, пошло, поехало. Надо мной начали смеяться, мол, Мишка баян от Сталина захотел получить.

Окончив семь классов, я стал работать в колхозе. Казалось бы, сколько времени прошло, а насмешки продолжались. И тогда я решил уехать из деревни. Завербовался на Камчатку, там на рыбном лове заработал деньжат и купил себе тульский баян. Один из товарищей научил меня нотной грамоте, и с его помощью я освоил игру на баяне. Играл даже в эстрадном оркестре, в поселковом клубе, в основном танцевальные мелодии.

В 1964 году с баяном вернулся в родную деревню, в деревенском клубе играл на танцах. Встречаясь со мной, товарищи извинялись за прошлые насмешки, говорили, что я молодец, добился, о чём мечтал.
Вот какими оказались последствия моего письма Сталину.