В столицу мы с женой вынужденно переехали из Петербурга. Купленная на дальней окраине Северной Пальмиры квартира оказалась долгостроем, мошенник-застройщик сбежал, мошенник-адвокат выудил остаток денег. Мы решили начать всё с нуля и уехали в Москву.

Стоять у отметки «ноль», когда тебе за сорок, а в активе долги, не так весело. Но мы пытались сохранять оптимизм и даже полюбить эту новую незнакомую жизнь.

Поселились в безразмерной «булгаковской» коммунальной квартире, полной мифических существ. За холодную комнату величиной чуть больше стенного шкафа почти ничего не платили, что нас устраивало.

В новостях в то время любили повторять пугалку: «Вот не будем поставлять в Европу газ, посмотрим, как они запоют зимой». В нашей московской комнате зимой температура поднималась лишь до 10 градусов, и грелись мы, надев свитера и вывернув до отказа ручку масляного обогревателя. Потенциальные европейские страдания нас волновали меньше всего. Здание обогревалось, но в старые батареи горячая вода не попадала. Кривые, щелястые окна я затыкал поролоном, ватой и липкой лентой, однако это плохо помогало, потому что холод шёл от стен.

В нашей части квартиры не было кухни, зато в коридоре стояла электроплитка, на которой грели еду. Ванную комнату мы делили с соседями и их котом, но затем соседи и кот съехали, оставив после себя гору хлама и испорченный ковёр, который мы с женой еле дотащили до мусорного бака. Зато у нас появилась вторая комната, своя ванная и фанерная дверь в почти отдельную квартиру, если не считать того, что за стеной жили молодые любители запрещённых веществ, впрочем, не причинявшие нам вреда.

Теперь можно было заняться ремонтом: избавиться от сломанной мебели, побелить стены и потолок, покрыть эмалью ванну, заменить текущие трубы, выкинуть лежавшие под ванной разбитые бутыли с химреактивами и дохлого голубя.
Жизнь налаживалась.

В нашем дворике рядом стояли две девятиэтажки, раньше принадлежавшие ведомственной общаге. Когда слышишь выражение «московский дворик», представляешь уютный сад с качелями, чириканье птиц, благообразных старичков, играющих в домино и пьющих чай из стаканов в подстаканниках. Почти так всё и было, но не совсем.

Перед окнами стояли частные гаражи, за которыми находился овраг. Говорят, в лихие девяностые местные банды кидали свои жертвы в ямы для осмотра машин и замуровывали прямо в этих гаражах. Некоторых прикапывали в овраге. Орехово-Борисово в то время считался окраинным и небезопасным районом Москвы.

Жильцы двух башен общаги обитали там с 80-х, но не смогли приватизировать квартиры и получить прописку. Это получилось в 90-е лишь у пары семей, да и то с помощью хитрых схем, в которых, как злословили менее удачливые соседи, были задействованы родственники в мэрии. Большей частью обитатели дома женились, рожали детей, старели и умирали нелегально.

В нашем доме был заварен мусоропровод, и никто не платил за воду. Зато приходилось оплачивать электричество, а к тем, кто не платил, наведывались усталые дядьки с щипцами и перекусывали кабель. Пару дней мы с женой посидели без электричества и быстро разобрались, как его оплачивать.

Соседний дом так и остался общагой, просто теперь она называлась модно «хостелом». В хостеле в основном жили мигранты из Средней Азии. На недавно отремонтированной спортивной площадке они любили играть в волейбол. В основном только они и играли. Однажды я увидел, что на эту площадку пришли славяне, и удивился, что так тоже бывает.

О конфликтах с мигрантами я не слышал. Иногда на дорогом «Порше» во двор приезжал дядька, о котором говорили, что он «смотрящий» за хостелом, возможно, даже имевший отношение к знаменитой ореховской группировке. Дядька бросал машину поперёк дороги и курил у входа в здание, а рядом уважительно толпились местные парни. То ли благодаря визитам человека в «Порше», то ли по иным причинам, если здесь и случались конфликты, то обычно не выходили за пределы хостела. А вот из самого хостела порой доносились крики.

Однажды вечером возле нашего дома заблудился индиец с чемоданом. Он искал дорогу в хостел, обращаясь к прохожим на английском. Вряд ли это место стоило рекомендовать туристам, но не прогонять же индийского гостя прочь. Пришлось показать дорогу.

В другой раз обитатели хостела устроили пожар. Вокруг здания были как попало раскиданы частные автомобили, и пожарные машины не могли проехать. Тогда один из местных парней прыгнул в свою дорогую иномарку, стал зацеплять тросом чужие машины, а затем отволакивал прочь с дороги. Измазался в саже, оторвал бампер, зато был счастлив – спас целый дом.

Благодаря дворникам-мигрантам во дворе у нас было чисто. Каждый зимний день начинался с яростного, терзающего душу скрипа железной лопатой по асфальту: «хр-р-рясь, хр-р-рясь»… Иногда во дворе появлялся целый взвод этнических работников ЖКХ с воздуходувками наперевес. Они с громким рёвом выдували из щелей осенние листья и гоняли их по двору. Я бы предпочёл, чтобы у них в руках были мётлы – инструмент практичный и почти бесшумный.

Во время ковида во дворе произошёл забавный случай. Огороженную спортивную площадку тогда закрыли на замок, чтобы заболевшие ковидом не собирались здесь, опыляя друг друга заморской болезнью. Из дома вообще запрещалось выходить, за этим следили камеры на столбах. Но дворникам работать разрешали.

И вот однажды дворник-азиат подметал асфальт возле спортплощадки, а на ней нелегально играли в футбол неизвестные граждане, проигнорировавшие замок на воротах и пробравшиеся сквозь щель в ограде. Камеры сработали, и на перехват запрещённых футболистов выехал спецназ. Полицейские в бронежилетах и масках выскочили из фургона, и мелкий местный чиновник бросился открывать им ворота спортплощадки. Но футболисты не стали ждать и покинули поле через щели в ограде. Пока бронированные милиционеры гонялись по двору за длинноногими футболистами, дворник-азиат грустно смотрел на них, опершись на метлу и повторяя: «Ауф! Апокалыпсыс!»

Ковид в нашем районе был организован тщательно, и камеры работали отлично. Трижды за время эпидемии я выходил во двор и трижды был дистанционно оштрафован. Когда ковид отменили, ослепли и камеры. В нескольких метрах от наблюдательного столба стояли популярные у закладчиков трансформаторные подстанции, украшенные символическими граффити для информирования наркоманов. Но я не слышал, чтобы кому-нибудь из них приходили штрафы.

В нашем доме жила замечательная соседка, когда-то бывшая замужем за офицером ФСБ. Она тоже следила за порядком во дворе, любила свою кошку Ксюню и не одобряла наркоманов. Кошка Ксюня обычно сидела на стуле, выставленном у подъезда, и оценивающе разглядывала прохожих. Если кошка исчезала, соседка волновалась, не украли ли её наркоманы, и оглашала двор возгласами «Ксюня! Ксюня! Ксюня!».

Иное зимнее утро начиналось звуками, которые мне хотелось положить на музыку. Этакий новый московский бит: «Хр-р-рясь, хр-р-рясь. Ксюня-Ксюня. Хр-р-рясь. Ксюня-Ксюня. Ауф! Апокалыпсыс!»

Не надеясь на помощь видеокамер, соседка в одиночку боролась с закладчиками. Если на одной из припаркованных машин появлялись загадочные знаки, сделанные пальцем на снежной «шубе», она, как в сказке про Али-бабу, подходила к каждой машине и рисовала такие же. Наркоманы не могли найти закладку и, чертыхаясь, ползали на карачках вокруг трансформаторных подстанций.

Чтобы смотреть из окна во двор было веселее, мы с женой купили в магазине деревянную подарочную упаковку для вина с вырезанной на ней иностранной надписью «Wine». Эту коробку я подвесил на дерево перед окном, получилась кормушка для синиц. Туда мы сыпали семечки, зерно и кусочки сала. Скоро вся птичья округа знала, что в районе открылось новое заведение, и с утра до вечера за окном царил радостный щебет.

Из ближайшего парка к нам во двор несколько раз приходили ежи. Не знаю, как они пересекали проезжую часть. Вообще там есть пешеходные переходы, наверное, ежи как-то разобрались. Летом они бесстрашно гуляли по округе, не пугаясь собак, машин, наркоманов и гастарбайтеров, а зимой залегали в спячку, прячась в глубокие норы. Это меня поражало больше всего – гуляешь по округе и представляешь, что прямо здесь, под землёй, свернулись в спячке замороженные ежи. Себя я чувствовал таким же замороженным ежом, но верил, что скоро станет теплее и я оттаю.

Так и произошло. Государство выплатило нам компенсацию за исчезнувшее вместе с мошенниками жильё, мы с женой накопили немного денег и переехали. Синички, наверное, расстроились.