«Баба в сапогах»
01.02.2013 00:00
В течение суток на мне была вся Россия

«Баба в сапогах»На её счету более двухсот спасённых жизней. Она привыкла смотреть смерти в глаза, но от этого не стала меньше бояться её. Это рассказ о Вере Дегтярёвой, или «бабе в сапогах», как она сама себя называет. Служила в армии в бригаде специального назначения ГРУ, прошла все горячие точки, работала в реанимации, в МЧС, была переговорщиком. Более 400 парашютных прыжков! Вера – первая женщина-телохранитель в России. Первый ЧОП в нашей стране принадлежал тоже ей. Имеет государственные награды «За отличие в воинской службе» и «За отличие в ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций». Сейчас Вера – вице-президент Международной контртеррористической ассоциации. Под её руководством – более четырёх тысяч телохранителей. Кроме того, она счастливая мать и жена.

«Я родилась в Рязани в самой обычной семье. Родители рано развелись. Мама уехала учиться в Москву, а меня оставила на воспитание бабушке.

Когда мама второй раз вышла замуж, она забрала меня в Москву. После школы я поступила в медицинское училище. Родители были категорически против, они хотели, чтобы я стала юристом или работала в торговле. Но один эпизод из детства навсегда врезался в память. Мне было пять лет, я впервые увидела «скорую помощь», которая приехала к бабушке. И когда медсёстры сняли пальто, когда я увидела стерильные белые халаты, почувствовала этот запах… Помню, сидела как заворожённая… Тогда я поняла, что это моё призвание, и дала себе слово стать врачом.

С будущим мужем познакомилась, когда мне было 15 лет. Стою я с подругой на остановке у светофора, а на другой стороне дороги – молодой курсант с цветами. Сбоку на кителе белая полоска такая, будто он к стене с побелкой прикоснулся.
– Смотри, идёт на свидание, а грязный какой!
– Если такая чистюля, пошла бы и отряхнула.

Я так и сделала. Оказалось, что цветы – не его. Он просто стоял и ждал друга, который и собрался на свидание. Отдал другу цветы, а сам подошёл ко мне.
– Спасибо вам большое. Меня зовут Лёша. Я могу вас проводить?

Так начался наш головокружительный роман. Сначала это была телефонная любовь. Он мне звонил каждый день и заказывал две с половиной минуты. За это время либо он рассказывал свои новости, и я успевала только произнести «пока», либо давал мне возможность высказаться. Если вдруг у Лёши денег было чуть больше, то говорили оба. Причём он не мог заранее сообщить, когда будет следующий звонок. Волей-неволей приходилось сидеть вечерами дома. Вскоре я уже не могла представить себе ни дня без этого голоса. Мы стали встречаться, а через полгода выяснилось, что я беременна. Лёша сказал сразу:
– Женимся, это не обсуждается.

Предложение сделал очень красиво. Приехал из Рязани, где учился в военно-воздушном училище, вместе с тем самым другом. Так как Лёша учился на факультете «Разведка», всё оказалось замаскировано. Подарки мне передавали по частям. Звонок в дверь – папа открывает, на пороге стоит огромный плюшевый слон. Никого рядом нет. Пока все с восхищением рассматривали слона, раздался второй звонок, на этот раз дверь побежали открывать все вместе. Перед нами стояла огромная корзина цветов. После этого позвонили ещё раз. На пороге молодой человек, друг его:
– Жениха вызывали?

И тут уже пришёл Лёша. Я его тогда впервые увидела в гражданской одежде – хороший костюм, дорогие туфли. Просто сногсшибательный!
Мы подали заявление. Наступило тяжёлое время, так как я была несовершеннолетней. Всё надо было делать через женскую консультацию, через райисполком, через заявление от мамы, разрешение. В общем, было много хлопот. Но мы всё преодолели. Вот уже 22-й год вместе. Мы прошли с ним очень многое. Это уже больше чем любовь.

Я понимала, что вышла замуж за будущего офицера и должна буду повсюду следовать за ним. Вскоре нам дали распределение в военный городок. Я оказалась с грудным ребёнком в глуши – вокруг одни поля, леса, шесть домов и воинская часть. Всё. Мне тогда было всего 18 лет. И тут началось! Мужа целыми днями нет, я совершенно не понимаю, что мне делать, где брать продукты, куда бежать, как кормить, что готовить. Но сумела взять себя в руки. Помню, вставала в пять утра, быстро одевала ребёнка, сажала в коляску и шла пешком три с половиной километра, покупала две трёхлитровые банки молока, а потом шла три с половиной километра обратно. И так через день. Мороз – не мороз, ветер – не ветер, холод – жара: надо.

Когда ребёнку исполнилось три с половиной, отдала его в ясли, а сама пошла работать фельдшером в часть. Там было немало курьёзных случаев. У нас каждую неделю проходил медосмотр, обязательный для всех солдат без исключения. Все стояли передо мной в костюме Адама, а я осматривала. Одиннадцатая рота считалось элитной, боевой. У них своя программа, и они каким-то образом уклонялись от медосмотра.

Я не знала, что командир этой роты – мой муж. Как-то прихожу на доклад к командиру части и говорю:
– Одиннадцатая рота игнорирует медосмотр. Я требую наказать командира!

Полковник спросил:
– А вы с ним разговаривали?
– Нет. И не собираюсь.

Он удивлённо посмотрел на меня и произнёс:
– Хорошо. Наказать так наказать.

На общем сборе части объявляет:
– Командир одиннадцатой роты Дегтярёв Алексей Николаевич, встать!.. На вас поступила жалоба от фельдшера бригады.

Алексей потом рассказывал, что его даже пот прошиб. Командир продолжал:
– Итак, поступила жалоба, что вы на медосмотр не являетесь. Просили вас наказать.

В этот момент весь зал зааплодировал. Долго потом меня расспрашивали, как я умудрилась такое вытворить. Но я марку держала до конца. Никому так и не сказала, что не знала, кто командир одиннадцатой роты.

Много было потом ещё событий. Мы пережили 1995 год, когда 49 человек из нашей части в один день полегли в Чечне. Помню, какой вой стоял в городке. Тяжёлый был период. 49 семей лишились мужей, сыновей, кормильцев. У меня муж стоял на второй заход туда. Но командир сумел добиться, чтобы больше в Чечню никто не поехал, – слишком большие потери были в первый раз.

После этой войны мы с мужем стали задумываться о том, что нужно уходить, тем более контракты заканчивались, ребёнка нужно в школу отдавать. Очень хотелось нормальной, спокойной человеческой жизни.

Вернулись в Москву. Его пригласили работать охранником. Вскоре мы открыли с ним один из первых ЧОПов в России.

Параллельно я работала в наркологической реанимации. Вот посмотри на мои руки. Эти шрамы – последствия моей работы там. Однажды принимали девочку с передозом, очень буйную, выходила из этого состояния со страшными муками. Мы привязали её специальными ремнями к кровати, чтобы она не срывала с себя капельницы. Одну руку я, а вторую – санитарка, и, к сожалению, она очень слабо закрепила. Рядом лежали ножницы. Когда я подошла к девочке, та схватила их и исполосовала всю мою руку.

Я много раз находилась на краю жизни. Однажды была такая ситуация… Не знаю, стоит ли тебе это рассказывать… Тогда все газеты об этом писали, просто не раскрывали мои лицо и имя по определённым причинам.

Однажды, когда велась охота на клиента (очень серьёзного человека), которого охранял мой муж, я оказалась в роли заложницы. Это были страшные девяностые годы. Закон преступали все. В один прекрасный день меня заминировали. Я вышла в магазин, в подъезде ждали двое. Они надели на меня пояс шахидки. Это было ужасно! Двенадцать часов шли переговоры, я находилась на грани жизни и смерти. Передумала обо всём. Только под утро меня разминировали спецслужбы. Я очень благодарна тем людям.

Тогда я серьёзно начала заниматься безопасностью. И своей в частности (сейчас у Веры – три личных телохранителя. – Н.М.). Поняла, что по-настоящему хороших бодигардов очень мало. Чтобы подготовить такого специалиста, нужен не месяц, не два, нужны годы. Возрастная категория для телохранителей – до 35–40 лет. Кстати, сегодня в моде женщины-телохранители. Такие охранники меньше привлекают внимание, более внимательны и не менее хорошо подготовлены физически. У телохранителей есть определённая этика поведения. Они знают, как не помешать клиенту. Они всё время рядом, но при этом незаметны. Бывали случаи, когда охраняемые вообще не знали, что происходило за их спиной, как их только что спасли от «падения сосульки». Задача телохранителя – подбирать такое расположение, чтобы клиент всегда находился в поле зрения, и при этом никого не тревожить. Между собой они общаются знаками, которые понятны только им. И эти знаки незаметны для окружающих.

Я была первой женщиной-телохранителем в России. Начинала с охраны детей. Когда у меня самой появились телохранители, положенные уже по статусу, то они очень сильно волновались, так как знали, что я сама – бывший бодигард, да ещё и обучаю этому искусству.

Я работала в МЧС специалистом по психологическому обеспечению в чрезвычайных ситуациях. Сутки через трое. В течение этих суток на мне была вся Россия. Если где-то что-то случалось, собирала всю команду, планировала маршруты, координировала место, куда и кому встать. Любое решение приходилось принимать очень быстро. За шесть минут ты должен получить полную информацию о произошедшем, проанализировать её, продумать план действий. Наша территория ответственности – землетрясения, крушения самолётов, гибель судов. Везде, где может погибнуть большое количество людей, всегда работают психологи МЧС.

В то время, помимо всего прочего, мне часто приходилось работать с суицидниками. У меня редкая профессия – переговорщик. В Америке есть целые институты, у нас же с этим крайне проблематично. Переговорщики работают с людьми, которые собираются покончить жизнь самоубийством. Их задача – остановить человека во что бы то ни стало! Все решения ты принимаешь там, стоя на крыше или на мосту. В этот момент только от тебя зависит, останется этот человек жить или нет. Будь это девочка-подросток или мальчик в нетрезвом состоянии.
Однажды я приехала на вызов. На крыше стоял пьяный молодой мужчина. В руке – бутылка водки. Говорю ему:
– Давай так: меня зовут Вера. А ты выбирай любое имя. Можешь назваться Васей, Петей. Мне всё равно.

Он говорит:
– Ну, зови меня Гриша.
– Отличное имя! Григорий, послушай, ты успеешь сделать это всегда, просто поговори со мной чуть-чуть. Мне надо галочку поставить, что я отработала. Пожалуйста. А потом я уйду и делай всё, что хочешь.

Именно это его и зацепило. Он ответил:
– Нет уж, позволь. Ты будешь со мной сидеть столько, сколько я захочу. Три часа, четыре часа – мне решать!

И мы начали разговаривать. Он то и дело отхлёбывал водку из бутылки. Я ждала, когда он «дойдёт до кондиции» и заснёт. Так и случилось. Через пару часов мы его спустили. Григорий до сих пор жив, поздравляет меня со всеми праздниками.

Вести себя с такими людьми надо очень тонко. К примеру, если суицидник стоит на крыше и кричит: «Катя – сука! Я из-за неё сейчас покончу с собой!» – а меня тоже зовут Катя, то я должна назвать ему другое имя. Меня будут звать Маша, к примеру. В его голове не должно возникать никаких отрицательных ассоциаций.

У переговорщиков нет никаких правил, по которым можно действовать. Тот же телохранитель чаще всего работает по теории. Выходит, видит объект, знает, что и к чему. А тут ты не знаешь ничего. Тебе говорят: «Женщина, двадцать пять лет. На крыше. Надо срочно спасти». Всё. Ты не можешь ничего просчитать, продумать, настроиться.

Однажды был случай. На Крымском мосту в Москве стоял молодой человек, который ни в какую не объяснял, по какой причине хочет уйти из жизни. Я не могла ни за что зацепиться. И вдруг он сам подсказал. Стоим оба, молчим, находимся на определённом расстоянии. И вдруг он мне говорит:
– Ты долго ещё будешь здесь стоять? Иди уже отсюда.

Я поняла, что он относится к демонстративному типу суицидников. Отвечаю:
– Что значит – «долго будешь стоять»? Между прочим, я уронила зажигалку. А ты уже несколько раз при мне закурил. Может, и мне в конце концов предложишь?

Он удивлён.
– Хорошо, подойди, дам тебе зажигалку.

Я прошла в его «зону комфорта». Контакт был установлен. Взяла зажигалку и отошла, потому что о собственной безопасности тоже надо думать. Вдруг он соскользнёт и схватит меня за ногу? И тут молодой человек кричит:
– Эй, куда пошла? А зажигалка?

Я снова вошла в его «зону комфорта». Контакт был окончательно установлен. Покурили, разговорились. Броситься с моста он хотел из-за несчастной любви. Я смогла его убедить оставить эту идею. Сейчас он живёт с любимой женой, у него несколько детей.

Я знаю о смерти всё. И в то же время ничего не знаю. Столько раз смотрела в глаза умирающим людям… Но привыкнуть к этому так и не смогла. Смириться со смертью невозможно. Я знаю одно. Самое ценное, что у нас есть, – это наша жизнь. За неё надо бороться до последнего. И ценить её нужно больше всего на свете».

Записала
Нина МИЛОВИДОВА


Опубликовано в №50, декабрь 2012 года