– Женя, в какой программе собираешься участвовать на этот раз?
– Нас с Диной Гариповой пригласили в программу «Кто хочет стать миллионером?». Мне интересно, получают ли люди те деньги, которые там зарабатывают.

– В шоу «Голос» денег совсем не предлагали. Почему пошёл туда?
– Как и большинство участников, узнал о проекте совершенно случайно. Гостил у родителей на Урале, увидел рекламу. Решил попробовать. Отправил по интернету свои записи, как было предложено. Потом мне перезвонили и сказали, что я прошёл интернет-отбор и допущен к основному кастингу. Я до последнего не ставил никаких целей. Главным было участие и возможность проверить себя, собственные силы. Каждый тур становился экзаменом, давал возможность сделать то, что умею. Я знаю себя: если вдруг настраиваюсь на какой-то драйв, то начинаю рвать и метать, а это как раз бывает вредно. Короче, решил отнестись ко всему достаточно спокойно.

– Как ты начал петь? Ведь твои родители совсем не из музыкальной среды.
– Лет в девять у меня открылся голос, тогда я и понял, что буду петь. В детстве вообще стремился к грандиозным целям, но не знал точно, кем буду. Хотел стать десантником, ещё кем-то – короче, собирался посвятить себя мужественной профессии. А потом появился голос, и как-то всё перемкнуло. С первого раза, когда выступил и получил шквал аплодисментов! А пел я тогда русскую народную песню «Во кузнице». Я занимался в фольклорном ансамбле, там заболел солист, в числе прочих я пробовался на замену. У меня был высокий чистый голос, руководительница пришла в восторг. На первых репетициях мне было даже неинтересно. Но на первом публичном выступлении после реакции слушателей я испытал, по сути, такое детское чувство… Это можно назвать тщеславием. Мне тогда очень понравилось.

– Как оказался в Москве?
– В Екатеринбурге я поступал в театральный институт, точнее, пришёл учиться на подготовительные курсы. Через пару недель понял, что занимаюсь не тем, чем хотел. Сплошная драма и никакого вокала. Я мечтал учиться на отделении музыкальной комедии, но оказалось, что в том году такого набора не было. Стал заниматься вокалом частным образом. Занятия длились восемь месяцев, а в мае педагог привела меня в консерваторию, к заведующему кафедрой вокального отделения. Тот меня послушал и сказал, что если я так же спою на экзаменах, он возьмёт меня на подготовительное отделение. Мне тогда всего шестнадцать было. В консерваторию поступают, как правило, после музыкального училища – лет в двадцать, с лужёными, уже заматеревшими глотками. Но у меня были свои амбиции. В Москву, в Москву! А так как во многих московских вузах экзамены проходят на месяц раньше обычного, я поехал на вступительные экзамены в столичную консерваторию. Отпел прилично, кстати. Но я занимался у педагога-женщины и не умел «прикрывать» верхние ноты. У женщин нет такого переходного регистра, который имеется у мужчин. Комиссия спросила, сколько мне лет, и сказала, что всё круто и самое время поступать в музыкальное училище. Меня это так задело! А в приёмной комиссии Зураб Соткилава сидит, Скусниченко – все наши светила. В общем, я подал документы в музыкальное училище. А в моём родном городке осталась любимая девушка, был выпускной вечер, и мне стало безумно одиноко и тоскливо. Только через некоторое время я понял, как мне повезло. Конкурс в училище был огромный, и люди не с улицы приходили, хорошо подготовленные, но меня приняли. Отучившись год, я поступил на второй подкурс консерватории, а затем сразу и в саму консерваторию. Я очень благодарен моему прекрасному педагогу, моему гуру и учителю, вокальному отцу Борису Николаевичу Кудрявцеву. Он не только солист Большого театра, народный артист России, профессор Московской консерватории, но и гениальный педагог и прекрасный человек! Всем, что умею делать на сцене, я обязан ему. Он воспитал во мне личность и певца. Люблю его всей душой и желаю долгих лет жизни и новых хороших студентов.

– Муслим Магомаев уже тогда был твоим кумиром?
– Безусловно, он был моим кумиром, и главное – у нас с ним были одни кумиры в мире оперы: Тито Гобби, Георг Отс, на творчестве этих людей происходило и его становление. Да, на эстраде Муслим Магомаев для меня идеал, первый артист.

– Когда ты вышел на сцену в проекте «Голос», многие увидели в тебе двойника Магомаева, даже движения и позы его.
– Возможно, это срабатывает уже на автомате, хотя я ничего не копировал специально. Мало того, даже пытался уйти от каких-то его собственных, если так можно выразиться, «фишек». Например, он пел субтоном. У меня субтон другой, я не смогу спеть так, как он: «О, море, море…» (Поёт.) На самом деле он сделал в своей профессии столько, что практически невозможно придумать ничего нового. Можно только взять принцип и пропустить это через себя, через свой голос и душу. А «стойку», кстати, я взял от Владимира Атлантова. Мне очень нравилось, как он стоял, отставив ногу назад. Очень мощно получалось. Вообще у меня было несколько кумиров, на эстраде это, кроме Магомаева, ещё Хиль, Гуляев. Я много их слушал. Главной задачей было присвоить себе всё лучшее и сделать так, как я это чувствую.

– Когда пришёл на шоу «Голос», у тебя уже был свой репертуар?
– Нет, я только сейчас стал этим заниматься – искать людей, которые пишут песни.

– А сам писать не пробовал?
– Нет. Я вокалюга, который любит свою профессию.



– Среди четырёх наставников на проекте ты наверняка сразу присмотрел себе Александра Градского?
– Естественно, я понимал, что, скорее всего, попаду к Александру Борисовичу, потому что моя манера петь ему ближе всех. Хотя думал, что если повернётся Агутин, замешкаюсь. Потому что Агутин – фирмач, и в его команде я был бы такой единственный. Но эта мысль звучала очень отдалённо. Я вообще не думал, что ко мне повернутся: ну да, парень с голосом, но не формат. Нужны такие – вау, вау! – которые будут «мочить» в полуроковой манере. Сейчас так модно. И когда Градский повернулся, я очень удивился. В смысле, тому, что вообще кто-то повернулся! Если бы повернулся и Агутин, я всё равно выбрал бы Градского. И рад, что получилось именно так. У нас сложились очень тёплые отношения.

– То есть Градский не был строгим и требовательным учителем?
– Он по жизни очень строгий, а как наставник – очень любящий. С большим пиететом подбирал репертуар и, самое главное, не лез в вокал, а подсказывал музыкальные фишки, учил, как работать с микрофоном. Например, какой микрофон мне больше подойдёт. Хотя у меня уже есть пятилетняя практика работы, но с его опытом сравнить трудно. Учил, чему уделять больше внимания. Говорил, что у меня красивый тембр и этим надо пользоваться. Поющих много, но не у всех голоса хорошо «ложатся» на микрофон. Вот такими вещами мы занимались у него в студии, дома.

– Градский сам подбирал тебе репертуар?
– Мы советовались до последнего тура. Но финальную песню «Есть только миг» он выбрал для меня сам, и здесь Александр Борисович проявил принципиальность: если он решил, то с ним уже не поспоришь.

– Почему не попал в суперфинал?
– А я туда особо не стремился. Я ведь уже нашёл своего зрителя, у меня появилась огромная аудитория. Больше тысячи сообщений я получил на своей странице «ВКонтакте» и никак не могу их разрулить: начинаешь отвечать – люди пишут снова, получается геометрическая прогрессия.

– От тебя теперь всё же ждут собственного репертуара.
– Да, я сейчас активно этим занимаюсь. Записываю качественные фонограммы. Уже есть предложения по сольным концертам. В мае должны начаться туры по городам России, у меня ещё не было такой практики.

– С родного города начнёшь?
– Пока такого предложения не поступало. Ещё после проекта у меня появился продюсер. Это молодой музыкант, пока ещё не очень известный как продюсер. Он с большим энтузиазмом взялся за дело, я просто не могу нарадоваться. Главная наша задача – найти хорошие песни. Причём написанные в советском стиле времён Магомаева. Так, чтобы можно было начинать с субтона и потом выходить на полный голос. Я сам пробовал писать эстрадные песни – не моё.

– Кто тебя больше всего поддерживал во время проекта?
– Моя жена. Особенно когда я заболел и было тяжело петь. Родители, конечно, тоже переживали, но они далеко, в Екатеринбурге, и могли поддерживать только звонками. А всё остальное, конечно, лежало на жене. Дома ведь раскрываешься несколько иначе и можешь выплеснуть эмоции. Короче, уже перед Новым годом она мне сказала, что устала от меня за эти полгода. Я очень ей благодарен.

– А твоим имиджем кто занимался? Супруга?
– Нет. У нас работали очень хорошие стилисты. Вся одежда дорогих марок была из ЦУМа. Стилисты молодцы: только взглянув на человека, они приносили одежду идеальных размеров. Но Александр Борисович насчёт этого был строг и всё больше в тёмные тона нас одевал. И Дину всё как-то хотел одеть попроще, и меня тоже. На финальный выход я нашёл себе такой шикарный френч, рубашку с роскошным воротом. Хотелось, чтобы на последнем эфире у меня всё было круто. Но Александр Борисович сказал: «Будет свитерок и рубашка». Я обломился. Конечно, мы его слушались, и многие вещи на его совести, если можно так выразиться. Мы ему очень доверяли. Что получилось, то получилось. Но всё-таки вышло так, что победила участница из его команды.

– А ты кого видел победителем?
– Если говорить о мужчинах, я думал, что это будет Эдвард Хачарян. Но уже во время первых СМС-голосований стало понятно, что победила Дина. И внутренне я это чувствовал. Вообще, посмотрев на девчонок и ребят, я понял, что этот конкурс не для профессионалов. Наша публика любит своих, людей от земли, что ли. Вот он свой, как сосед или соседка. Вот она стояла у плиты, потом пришла, спела и всех победила – это так круто! Хотя что Настя Спиридонова, что Маргарита Позоян – они же фирмачки, они красотки. Так лабают! Но для простых людей слишком гламурные и далёкие – «не свои». А Дина «своя», тем более что она без музыкального образования. При этом она очень круто поёт, у неё удивительный голос, и она умеет им пользоваться. Она ещё молода, но очень талантлива. Думаю, с годами она будет только углублять свои душевные качества. Но уже сейчас зритель видит в ней простую добрую девушку, живущую по соседству. Я был уверен, что Дина победит.

– В программе никто не использовал «фанеру»?
– Что ты, всё было вживую! Всегда живой оркестр, репетиции. Очень жёсткий график. Когда пошли прямые эфиры, у нас было так: в понедельник съёмка профайла, во вторник – репетиция с оркестром, в среду и четверг – прогоны, в пятницу – прогон прямого эфира в полный голос, как будто снимают передачу. Они отправляли эту запись в «Останкине» для подстраховки. А потом – прямой эфир. Потом всё по новой: встреча с наставником, подбор репертуара… И так неделя за неделей. В театре пришлось взять больничный.

– Ты из театра «Новая опера» не собираешься уходить?
– Нет, пытаюсь совмещать. Пока плохо получается, потому что посыпалось много предложений, и они очень интересные. Театр – это моя база, мой дом, я никуда не собираюсь уходить. Но хотелось бы уже и чего-то более серьёзного. У меня в театре три-четыре главные роли, есть и те, которые я хотел бы спеть. Посмотрим. Но если дело дальше так пойдёт, возможно, придётся уйти. Пока всё расписано до июня, и концерты накладываются на спектакли – пять-шесть в месяц, и на них я зарабатываю больше, чем в театре. К тому же, то, чем занимаюсь параллельно с театром, мне безумно нравится.

– А в ресторанах и на частных вечеринках, наверное, ещё больше платят?
– На частные вечеринки меня приглашали всегда. Для артиста это один из основных заработков, как ни странно. Потому что там за один раз можно получить три зарплаты в театре.

– Проект можно назвать счастливым случаем в твоей жизни? Или нет никаких случаев, и если идёшь к своей цели, то подобные истории – закономерность?
– Абсолютный случай! Случайность, что как раз в этот момент я задумался об эстрадной карьере. Случайность, что прошёл кастинг, оказался востребован. Случайность, что, затрудняясь выбрать между мной и Методие Бужором, Градский подкинул монету, и она выпала в мою пользу. Это была судьба. А неприятной случайностью стало то, что я сильно заболел. Недоволен своими двумя последними эфирами, потому что это был не я. Приходилось компенсировать болезненное состояние душевными качествами. Не могу смотреть эти эфиры.

Евгений Кунгуров: Я вокалюга, который любит свою профессию