Это было свидание вслепую. Никита чувствовал себя круглым дураком с букетом роз, в ожидании совершенно незнакомой ему девушки. Он даже точно не помнил, как её зовут – то ли Ира, то ли Лена.

К тому же было ужасно холодно, а девушка всё не шла. Может быть, она испугалась и передумала?

Откровенно говоря, Никита и сам был бы рад, если бы это свидание не состоялось, не он его затеял, и как-то всё это было нелепо.

Друзьям Никиты вздумалось устроить его личную жизнь (прекрасно, спасибо!), только его единственной страстью уже почти год было написание книги, и никакие Иры и Лены не входили в его планы, по крайней мере до того момента, пока он не поставит последнюю точку в своём текущем романе.

Мороз стоял сильный. Особенно жалко было розы – куда же их теперь? Но и самому тоже хотелось согреться.

Никита повертел головой – на противоположной стороне улицы находилась какая-то галерея современного искусства.

Бросив взгляд на роскошный букет, билетёрша благодушно улыбнулась: «Вы к Саше на открытие выставки?» Никита подумал, что глупо, конечно, дарить цветы какому-то мужику, но всё же это лучше, чем просто в мусорку, и кивнул.
– Проходите же скорее, – торопила билетёрша, – все гости давно собрались.

Переступив порог галереи, Никита замер – праздник нахлынул без предисловий: нарядно одетые люди бродили по залу с бокалами шампанского, рассматривая большие фотографии, развешенные на стенах, звучал джаз.

Первым порывом Никиты было уйти, уж очень он не вписывался в эту торжественную обстановку, но одна из фотографий притянула его словно магнитом – окно в ярко-жёлтой раме, завешенное изнутри картой звёздного неба.

Никита шагнул навстречу выставке.

Вся она состояла из фотографий окон: с облупившейся краской на старых деревянных рамах, увитых диким виноградом, новых пластиковых с ещё не снятой фирменной защитной плёнкой, забранных мрачной решёткой и наивно распахнутых, слепых и тёмных, с тёплым светом ночника за нежной кисеёй занавески, с ленивой кошкой на подоконнике, с любопытными детскими мордахами, с тусклыми лицами старушек.

Никита и не заметил, как, путешествуя от окна к окну, дошёл до группы гостей, среди которых стояла смешная девушка с рыжими растрёпанными волосами. Она очень отличалась от всех присутствующих, на фоне вечерних платьев и дорогих костюмов её обычные джинсы и свитер цвета морской волны смотрелись так же случайно, как и сам Никита на этой презентации, если бы только её не снимали телевизионщики сразу с трёх камер.
– Скажите, Саша, как у вас родилась идея выставки «Окна. Времена года»? – спросил рыжую девушку мужчина с микрофоном в руках. – Вы всегда снимали дикую природу, стихию, а тут…

– Я с детства любила бродить по вечернему городу и рассматривать окна. Это затягивает так же сильно, как если глядеть человеку в глаза, – чуть смущаясь, призналась девушка. – А прошлой весной я очень простыла и не могла не только путешествовать, а даже просто выходить на улицу. Я сидела на подоконнике и смотрела на окна старого дома напротив. И это оказалось ужасно интересно, особенно если наблюдать через объектив фотокамеры. В одном окне жизнь бурлила и картинка менялась десятки раз за одни только сутки, в другом окне, как в стоячей воде аквариума, изо дня в день всё было одно и то же. И я решила снимать эти окна в течение года, замечать, как они меняются внешне и внутренне.

Серия, как вы видите, ещё не закончена, я сняла весенние, летние и осенние окна этого дома, осталось снять зимнюю сессию, и я с нетерпением жду новогодней ночи. Я верю, что именно в Новый год в каждом из этих окон случится что-то особенное, волшебное, непредсказуемое!

Действительно, стену галереи занимали фотографии окон одного и того же дома.

Три сезона. Три фотографии каждого окна.

Четвёртый этаж. Второе окно слева. Полосатое от весеннего дождя стекло, мокрые ветки липы уже пустили первые нежно-зелёные листики. За стеклом мрачная старуха грозит кому-то кулаком.

Кирпичная кладка стены и окно залиты летним полуденным солнцем, ни грамма тени, буйство зелени, за стеклом мрачная старуха тычет в кого-то пальцем.

Золотая липа, мягкие осенние блики, старуха за окном зловеще хохочет.

Пятый этаж. Второе окно справа. Молодая женщина в длинной футболке, отважно стоя на подоконнике босыми ногами, моет окно, она смеётся, во всём её существе ликует весна. Бесстрашную женщину придерживает за щиколотки встревоженный мужчина.

Лето. Женщина кормит голубей, доверчиво облепивших подоконник, мужчина обнимает её за плечи.

Осень. Женщина выплёскивает за окно воду из голубой вазы, вместе с водой с пятого этажа вниз летит увядший букет белых хризантем. Лицо женщины печально, под шёлковым её халатом вполне очевиден круглый животик. Мужчины на заднем плане нет.

В окне первого этажа, обрамлённого кустами сирени, мальчик восторженно смотрит на большую дворовую псину. Псина, склонив на бок голову и подняв одно ухо, с любопытством смотрит на мальчика.

Тот же мальчишка в летних шортах кормит дворовую псину батоном колбасы. В окне первого этажа взволнованная женщина, наверное, мама.

Холодный осенний ливень. Мальчик в окне первого этажа с повязанным на шее шарфом, похоже, простужен, с тоской смотрит на мокрого пса во дворе.
И дальше – калейдоскоп окон, лиц, занавесок, судеб.

Никита протиснулся к рыжей девушке сквозь толпу и протянул ей букет.
– Классные фотографии!
– Спасибо, – удивилась девушка. – А что вам понравилось больше всего?

На них направили камеры.
– Мне всё понравилось, – улыбнулся Никита, – но особенно заинтересовало окно в жёлтой раме с картой звёздного неба.
– Поразительно! – сказала девушка. – Это самое загадочное окно. Почти год я за ним наблюдаю. Не знаю, кто там живёт и чем он занят. Он никогда не открывал окна, иногда по ночам я вижу его силуэт на фоне карты, он садится на подоконник. Но что происходит с ним там – великая тайна.

Четвёртый этаж. Второе окно слева.

Баба Дуся проснулась, как обычно, рано. За окном было ещё по-зимнему темно. Баба Дуся включила лампу, поставила чайник и торопливо прошаркала к окну, глянула внимательно на окна соседнего дома.
– Всё дрыхнешь? – ворчливо обратилась она к тёмному окну третьего этажа. – Вставай, корова, семь утра уже, нечего бока отлёживать! Лентяйка старая!

Тёмное окно третьего этажа словно бы в ответ загорелось матовым светом.
– Проснулась, лохудра? – фыркнула баба Дуся. – Чтоб тебя черти взяли! Не прощу, вот не прощу тебя никогда, Фенька! Увела деда моего, бесстыжая, а ведь подружкой лучшей себя называла. Подлая твоя душа! И сколько он с тобой протянул?

Сорок лет я вам в след плевала. А кто ему теперь на могилке цветочки сажает, не знаешь? Барахло ты из-под лодки! Думаешь, я тебя вчера в кулинарии не заметила? Здороваться она ко мне полезла! Вовек не гляну на тебя, бесстыжая юбка!

Баба Дуся уже который десяток лет самозабвенно не любила бабу Феню, а ведь дружили они с детства, были когда-то не разлей вода. Уже отболело сердце по ушедшему из жизни деду Антону, а привычка ругаться в окно на бывшую подругу стала для бабы Дуси настоящим ритуалом, не вставала с утра и не ложилась она спать, не отчихвостив как следует подлую разлучницу.

Пятый этаж. Второе окно справа.
– Послушай, Ильдар, – тяжело дышала в телефонную трубку женщина, – я, конечно, знаю, что ты – детский ЛОР, а не акушерка, но скажи мне вообще как врач, если воды ещё не отошли, но начались схватки, – это я уже рожаю?.. Как –кого рожаю? Ильдар, ты дурак? Человека рожаю, причём от тебя, прикинь! А-а-а! Мама! Опять началось!.. Ой, вот только не надо всех этих нежностей, я позвонила чисто за консультацией, а-а-а!.. Не надо ко мне ехать, мы уже всё решили, ты – восточный тиран и деспот, я – русская самодурка, мамочки-и-и! Ильдарчик, я сейчас помру!.. Я держусь, да, держусь, дорогой, ты только приезжай поскорее!.. Я тоже тебя люблю, очень сильно люблю-у-у!

Первый этаж. Окно детской.
– Ваня, даже не спорь со мной, ты на улицу не пойдёшь! У тебя бронхит!
– Мама, а бронхит бывает у всех?
– У тех, кто часами шатается зимой во дворе без шарфа.
– Значит, и у собак он бывает тоже?

Мама устало опустилась на детскую кровать.
– Ванечка, мы же договорились. Это дворовый пёс, дикий и грязный. Ты же согласился на хомячка?
– Мамочка, мне очень нравятся и хомячки, и рыбки, и попугайчики, – мальчик грустно вздохнул. – Но они же не шатаются часами зимой во дворе и не мёрзнут там! Можно, я ему хотя бы отдам свой шарф?
– Ваня, хватит идиотничать! – вскинулась мама. – Этого пса не будет в моём доме, и точка!

Наступило 31 декабря.

Баба Дуся и сама сегодня проспала аж до восьми часов утра, но, разлепив глаза, бросилась, как заполошная, к окну. Ненавистное окно бабы Фени было тёмным.
– Всё дрыхнешь, ирод в юбке? Спи, нерадивая, спи! А я пока к Новому году приготовлюсь.

Весь день баба Дуся пекла пироги с капустой и вишней, наряжала маленькую пластмассовую ёлочку, штопала праздничную кофту, смотрела все новогодние телепередачи подряд, но и не упускала из вида Фенино окошко.

Саша ждала новогоднюю ночь в торжественном настроении, как любой нормальный человек, ещё верящий в чудеса. Но как вдохновенный художник, Саша не находила себе места в предвкушении того часа, когда возьмёт в руки камеру и будет снимать любимые окна.

Она старалась не смотреть в них раньше времени, но всё-таки не удержалась и бросила взгляд на таинственное окно в жёлтой раме. Бросила взгляд и ахнула.

Карта звёздного неба была перевёрнута другой стороной, и на ней большими красными буквами было написано: «С Новым годом, Сашенька!»

Саша прыгнула в валенки-уги, набросила пуховик и побежала в соседний дом. Вычислить номер квартиры таинственного окна было не сложно, этаж она знала.

Ей открыл тот самый парень с выставки, который и преподнёс розы. Саша его тогда очень хорошо запомнила. Стоит ли объяснять – почему? Такое случается с людьми в девятнадцать лет – она просто влюбилась.

Никита ждал её весь день в сильном волнении. Стоит ли объяснять – почему? Ему ведь тоже было девятнадцать.

Его комната была удивительным миром фэнтези и космических путешествий: развешанные по стенам постеры фантастических фильмов, меч джедая, модели космических кораблей и даже макет Луны, сделанный из папье-маше и строительной пены, занимавший половину комнаты, сотни книг о приключениях в других галактиках – ведь именно об этом он писал свой роман, отгородившись от скучной реальности за окном картой звёздного неба.
– Это чтобы улица не отвлекала, – пояснил Никита.
– Ну, там же не только улица, Никит! Там по ночам загораются настоящие звёзды, не нарисованные! – удивилась Саша. – Слушай, пойдём теперь ко мне в гости? Я тебе тоже кое-что покажу.

Уже темнело, а ненавистное Фенино окно так и не зажигалось с самого утра. Баба Дуся не на шутку встревожилась. А когда все окна соседнего дома загорелись разноцветно и весело и только вражеское окно по-прежнему зияло чёрным провалом слепоты, баба Дуся влезла в ветхое пальтецо, даже платка не повязала, и поспешила на улицу.

Дверь Фениной квартиры была нараспашку, в квартире темно как в могиле.

Баба Дуся пугливо ступила на порог.

– Фенька, малахольная, что же ты свет не включаешь целый день? Новый год на пороге, а ты всё дрыхнешь? Ты чего там, живая, что ли? Феня, дура старая, ты меня так не пугай! – баба Дуся нащупала на стене выключатель, пощёлкала им, но свет не загорался, на ощупь она прошла из коридора в комнату, голос её задрожал. – Феня, мать моя, ты померла, что ли? Ты где лежишь-то? Отзовись, бесстыжая! Фенька, ты же меня не бросай, только голос подай, я тебе сейчас неотложку вызову…

В тёмном проёме прихожей возникла белая фигура со свечой в руках, баба Дуся вскрикнула и принялась креститься:
– Прочь! Поди прочь, нечистая!
– Дуся, ты, что ль? – отозвалось привидение. – Ты чего орёшь?
– Феня, ты живая? – проблеяла баба Дуся и осела мешком, кажется, на диван.
– Дусенька, тебе плохо? «Скорую» вызвать?
– Фенечка, а ты чего же весь день в потёмках?
– Дусенька, так проводка перегорела, а под праздник электриков не дозовёшься. Вот я к соседям за свечкой и ходила. А ты чего, откуда здесь?
– Феня, хватит дурака валять, – обрела былую твёрдость баба Дуся. – Пошли ко мне Новый год встречать, у меня электричество и пироги!

Никита рассматривал фотографии, развешанные на стенах Сашиной квартиры.
– Это же фантастика! – говорил он, восторженно глядя на диковинные деревья в серебряном мерцании дождевых капель, на детскую песочницу с торчащими из неё шлемами средневековых легионеров – игрушечных солдатиков, словно бы тонущих на самом деле в зыбучих песках пустыни, на огненного дракона, плывущего в темноте, – свет ночной магистрали.
– Это не фантастика, Никит, – смеялась Саша, – это мир за нашими окнами, соседний двор, проспект, надо просто посмотреть и увидеть. Ты вот решил, что на этом снимке неведомые планеты? А это только человеческие глаза, прекрасные и непостижимые.

Никита перевёл взгляд с фотографий на стенные часы, поспешил в прихожую, достал из своей спортивной сумки бутылку шампанского.
– Сашка, тащи бокалы, без пяти минут двенадцать!

Но Саша бросилась не за бокалами, а за фотоаппаратом.
– Никит, сейчас будет салют, скорее к окну, я ждала этой минуты почти год!

Выстрелило пенное шампанское в руках Никиты, его залп тут же подхватили россыпи первого фейерверка за окном, им нежно вторили щелчки Сашиной фотокамеры.

На четвёртом этаже во втором окне слева любовались салютом две старушки с кусками пирога в руках, Саша впервые за год увидела улыбку на лице хозяйки окна, вторая старушка обнимала её за плечи.

На пятом этаже во втором окне справа счастливо хохотала молодая женщина, на её руках был румяный младенец, их обоих нежно сгребал в охапку мужчина восточной наружности.

В окне первого этажа стоял мальчик с широко распахнутыми от восторга глазами, рядом с ним, опираясь передними лапами о подоконник и свесив на бок малиновый язык, стоял лохматый пёс, на него с опаской поглядывала женщина с замотанной шарфом шеей, похоже, простудилась, гоняясь за псом по двору.

И дальше – калейдоскоп окон, занавесок, судеб, новогодних гирлянд, сверкающих ёлочек, счастливых лиц.

А в окне с жёлтой рамой по-прежнему висело новогоднее поздравление Саше.
– Ты хотя бы успела загадать желание? – спросил Никита, когда девушка отложила наконец свой фотоаппарат.
– Нет, забыла, – растерянно сказала Саша.
– А я загадал, – Никита подошёл к Саше близко-близко. – Может быть, оно сумасшедшее, но всё-таки новогоднее и должно исполниться, – он коснулся губами её тёплых губ, и Саша ему ответила.
– Я бы хотел, чтобы твои фотографии стали иллюстрацией к моему новому роману.
– Если бы я успела загадать, то моё желание было бы точно таким же. С Новым годом! – и она снова его поцеловала.