Папа, я хочу играть!
27.03.2014 00:00
В графе «отец» у неё прочерк

Папа, я хочу играть!– Па-па, папуля! – девочка в белом платьице тянет Николая за собой.
У неё широко распахнутые серые глаза; пряди непослушных каштановых волос вьются забавными спиральками. И платье – белое-белое, воздушное, как пена морская. И почему-то цветок кувшинки в маленькой бледной ладошке. Ей идёт пятый год. Его Машка, Машуля. Дочь.

– Папуля, папочка, ну пойдём же! Я хочу играть!

Во сне Николай послушно шёл за дочерью по зелёной-зелёной траве.

Пробудившись и постепенно стряхивая с себя остатки сна, он подумал, что надо бы навестить её перед отъездом.

Наступающий день и будоражил, и угнетал. Солнце проглядывало сквозь казённые коричневые шторы; косой желтоватый луч ложился на деревянный пол. И от этого весеннего великолепия за окном на душе было ещё горше – слишком ярким был контраст между радостью зеленеющей листвы, поющих птиц и пустотой, поселившейся в душе. Николай нехотя приоткрыл веки – и солнечный свет наотмашь хлестнул по глазам.

Настало время очередного «допинга» – так в шутку назывался приём наркотика среди вчерашних курсантов, которых волею судьбы занесло на службу в глухой провинциальный гарнизон, где единственными развлечениями были выпивка, доступные девицы и «кайф». Но шутки кончаются, когда десятки глаз твоих товарищей смотрят на тебя осуждающе, десятки рук взмывают вверх, голосуя за то, чтобы тебя изгнали прочь из привычной среды. А ведь среди голосующих есть такие же, как ты, только их разоблачение ещё не случилось.

Николай свесил ноги с кровати. Тело ныло – казалось, каждая мышца напряжена, как после тренировки, однако эта усталость и ноющая боль не приносили чувства удовлетворения. Мутными глазами оглядел комнату – убогость этого временного пристанища не скрашивали даже яркие постеры рок-певцов на стенах и новенький ноутбук на углу стола. Кровать напоминала неопрятное лежбище зверя, на полках хаотично стояли книги вперемежку с немытыми чашками и стаканами. Николай встал, осторожно потягиваясь, поправляя чёрные тренировочные штаны с лампасами, которые служили ему пижамой. Босая нога наступила на рассыпанные окурки и нечто противно-липкое, вроде жвачки. Стало не по себе от собственной убогости, неряшливости, запустения. Лишь весенний пейзаж за окном давал надежду. Вот она, жизнь, как на ладони: солнечная, радостная, настоящая! Только руку протяни – и бери, бери эту весну с будоражащим воздухом, бери любовь, бери свободу; лети птицей, дыши полной грудью, живи, живи…

Надо собираться. Он изгнан с позорной формулировкой в личном деле, впрочем – вполне заслуженной. Слова майора Травинского всплыли в затуманенном сознании: «Скажи спасибо, что под трибунал не попал!»

Боль не уходила. Острие иглы привычно нашло вену, два «кубика» прозрачной жидкости вошли в тело, заставляя пульс биться почти на пределе. Николай несколько минут посидел с опущенной головой, тупо разглядывая грязный пол. Почти сразу стало легче, тело наполнялось энергией, жаждой движения; в голове прояснилось. «Немного, только снять ломку!» – привычно соврал себе Николай, пряча шприц и пузырёк с наркотиком под матрас.

Завтра надо возвращаться в родное село – туда, откуда в подростковом возрасте Николай так стремился вырваться во взрослую жизнь. Вырвался…

Он представил себе заплаканные глаза матери, её сухую сгорбленную фигурку. Мать знала о его проблемах. Знала, но поделать ничего не могла. Только плакала и молила сына:
– Коленька, брось, брось Христа ради! Да ты жизнь себе сломаешь! Может, в больницу, а?

В больницу он не хотел.

Николай задумчиво распахнул старый шифоньер. Покрутил в руках форму со снятыми знаками различия. Представил насмешливые глаза соседей и знакомых: уезжал из села гордо, с пышным гуляньем в местной кафешке, а вернётся – как побитый пёс, да ещё и с волчьим билетом.

Единственное, что приобрёл он здесь, в этой провинциальной дыре, – это дочь. Машенька, Манюня – его девочка, его чудо, его кровь.

Николай со стыдом вспомнил, как рвал и метал, узнав о незапланированной беременности Кристины – его тогдашней подружки. Кристина тоже была «игловая», «кольщица» – здесь так называли наркоманов, плотно сидевших на игле.

«Золотая» девочка, дочка вполне обеспеченных родителей, Кристина ещё сохраняла юную свежесть и красоту. Легко она пригласила Николая потанцевать с ней на дискотеке, легко повисла на его шее, впиваясь в губы ярко накрашенными ванильными губами. Легко переехала в офицерскую комнатёнку. С лёгкостью нашла вену на загорелой руке Николая, прошептав:
– Всего один кубик – для куража. Будет весело, милый!

И им действительно было весело – и в шуме вечерних улиц, и в мелькании огней танцплощадки, и под куполом ночного неба, и в объятиях друг друга. От наркотика чувства обострялись до предела, заставляя думать, что это и есть настоящая жизнь.

Между тем, «кубиков» надо было всё больше. Требовались деньги, и однажды Николай не смог достать их вовремя. И тогда мир рухнул, боль впилась в мозг и вены, заставляя корчиться в агонии и задыхаться. Николай понял, что зависим.

А вскоре Кристина узнала, что беременна. Тогда Николай чуть было не совершил самую большую глупость в своей жизни. Он второпях сунул пачку купюр в руки Кристины и сказал, что не желает её видеть. И просит не допустить появления на свет урода, который неминуемо родится от их наркотической любви. И с чувством выполненного долга отбыл в подвернувшуюся кстати командировку. А вернувшись, сразу же встретил на улице Кристину – девушка спешила в домик, купленный для неё родителями. Живот был уже заметен. Николай остановил подругу, раздражённо вцепившись в её запястье.

– В чём дело? Куда ты потратила деньги?
– Ребёнок будет жить. А деньги – сам знаешь где… Правда, хватило ненадолго. Одолжишь?

Не дождавшись ответа, Кристина зашагала дальше, умиротворённо положив руку на округлый живот.

Сперва он и слышать не хотел о ребёнке, хотя девочка родилась на удивление здоровенькой. А потом всё-таки пришёл взглянуть. Заметив, как бережно Николай прижимает к груди маленький свёрток, что-то беззвучно нашёптывая, Кристина прошипела:
– Не получишь её! Ты её не хотел! И в графе «отец» у неё прочерк, понял? Будешь видеть дочь, только если станешь приносить деньги. На неё и на меня.

Николай очень хотел впечатать ладонь в это искажённое злостью лицо, некогда мечтательное и миловидное. Но сдержался.

Как сдержался и тогда, когда узнал, что Кристина окончательно превратила свой дом в притон, найдя и дружка себе под стать – глуповатого бугая Витьку, такого же наркомана. Дочь же, кудрявый ангел, каждый раз так радовалась встречам с отцом, лепеча что-то на своём детском языке и удивляясь новым игрушкам! Николай приносил деньги всё чаще – ему хотелось видеть, как растёт его кровинка. Кристина была довольна: денег на наркоту хватало.

Николай же уменьшил свою дозу. Пробовал бросить совсем, но не выдержал ломки. Обращаться в клинику было смерти подобно, хотя… Все уже и так знали. И увольнение не заставило себя ждать.

Николай подумал о том, как было бы хорошо забрать Машеньку навсегда и уехать с ней. Однако Кристина вряд ли бы согласилась отдать девочку, упустив такой источник дохода, а судебная волокита Николаю казалась бессмысленной и бесполезной. Да и куда он, наркоман, приведёт ребёнка, что он может дать Машеньке?

«Вылечусь – сразу же её заберу!» – в который раз пообещал он себе. А сейчас, перед отъездом домой, хотелось просто проведать дочь. Николай поспешно натянул на себя футболку, сунул ноги в шлёпанцы и пошёл в притон.
– Я вернусь, обязательно вернусь! – зачем-то погрозил он портретам бас-гитаристов на стене.

Идти по улице оказалось неожиданно приятно, Николай чувствовал себя бодрым: на очередную дозу тело реагировало эйфорией. Возле ближайшего киоска купил конфет для Машеньки. Улыбнулся, представив, как она обрадуется.

Дом Кристины встретил гостя тишиной и запертой калиткой. Николай колотил в неё кулаком, а потом и ногами, пока, наконец, из соседнего дома не выглянула соседка:
– На пруд она ушла, с дитём и своими дружками! Ещё час назад, слава тебе гос-с-споди! Хоть отдохну от этих воплей и блажной музыки. Вот уж непутёвая! Хотя бы про дитё подумала!

Николай, не слушая причитаний соседки, пошёл к пруду.

Ещё издалека он услышал разговоры и гогот пьяной компании, перемежавшиеся нецензурной бранью. Осторожно выглянул из-за плотной стены кустов, окружавших пруд.

Кристина раскинулась на старом одеяле. Блаженно щурясь, девушка раскуривала очередной косяк. Живописная парочка неформального вида целовалась, сидя на поваленном стволе дерева. Рядом валялись шприцы. Бугай Витька беседовал сам с собой, попутно прихлёбывая водку из горла. Нехитрая закуска была хаотично расставлена на двух потрёпанных газетах.

Николай вышел из своего укрытия, вальяжным шагом приблизился к компании.
– Привет!
– А ты чего это здесь нарисовался? – Кристина говорила с издёвкой, желая разозлить Николая.
– Не к тебе пришёл. Машка где? Уезжаю я скоро.

Кристина, словно очнувшись, огляделась вокруг.
– Вить, ты Машку не видел? Где малая, спрашиваю?

Туповатый Витька лишь отрицательно качнул головой. Парочка на бревне прервала свои лобзания.
– Маша-а-а! Машенька! Машенька-а-а, ты где?

Пока они на разные лады звали ребёнка, Николай уже осматривал кусты и овражки, надеясь, что Машенька просто где-то заигралась и уснула, а сейчас выбежит и радостно бросится ему на шею.

И только увидев маленькие красные сандалики, аккуратно оставленные у самой воды, с ужасом догадался. Кулёк с конфетами выпал из его ослабевших рук, и конфеты рассыпались, весело отблёскивая на майском солнце разноцветными обёртками.

Позади него Кристина выла в голос, заламывая руки в бесполезной истерике. Пьяный Витька ходил по пояс в воде, пытаясь прощупать дно. Незнакомая парочка жалась друг к другу в оцепенении.

Тело Машеньки нашли только к вечеру.

На похороны, которые состоялись через два дня, Николай не пошёл. Ноги сами принесли его к пруду. День был солнечный, а вода – тихая, изумрудная от отражающейся в ней листвы.

Николай сел на бревно, закурил, невидящими глазами скользя по поверхности воды. Откинул окурок в сторону, не затушив. Достал из кармана шприц и пузырёк. Прочистил иглу, набрал до упора, превышая разумную дозу во много раз.

«Такое романтичное название – «золотой укол», и… такая грязь на самом-то деле!» – почему-то пронеслось в голове. Нашёл вену. Спокойно вогнал внутрь всё, до последней капли. Посидел, опустив голову.

Сознание словно взорвалось и стало небывало чётким. Сердце забилось, подобно пойманной птице.

Где-то там, далеко, Кристина билась в наркотической ломке, и помощь стаи профессионалов в белых халатах не делала «выход» менее болезненным.

Где-то там, далеко, пожилая маленькая женщина с морщинами на лице выслушивала неловкие соболезнования майора Травинского, беззвучно рыдая на его плече.

Где-то там…

Прохладная вода стремительно пропитывает ткань брюк, а потом и футболки. Николай идёт, и каждый шаг даётся ему с огромным трудом. По пояс, по грудь, по шею…

Туда, где качается на воде одинокая белая кувшинка.
– Па-па, папуля! – девочка в белом платьице, смеясь, подаёт Николаю прохладную маленькую ладошку. У неё широко распахнутые серые глаза; пряди непослушных каштановых волос вьются забавными спиральками. И платье – белое-белое, воздушное, как морская пена. И ей никогда не исполнится пяти лет.

– Папуля, папочка, наконец-то ты пришёл! Ну, пойдём же! Я хочу играть!

И Николай послушно идёт за дочерью, ступая прямо в центр ослепительно-белого света.

Татьяна ПИВНЕНКО,
Харьковская область, Украина
Имена героев изменены
Фото: FOTOBANK.RU

Опубликовано в №11, март 2014 года