Моему десятилетнему сыну Денису не повезло. Катаясь на качелях в соседнем дворе, он не удержался, сделал в воздухе сальто и всей массой упал на щебень. Мы с мужем находилась неподалёку, сидели на лавочке. Путаясь в длинном подоле платья, я подбежала к ребёнку и увидела, что предплечье левой руки стало на глазах отекать. Сын держался мужественно, не плакал. Только жаловался, что руку держать неудобно. Муж повёл его домой, вызвал «скорую», а мне крикнул:
– Скорее беги к банкомату, снимай деньги, в больнице за всё платить придётся!

Я в своём длинном платье пробежала стометровку до банкомата и обратно за минуту. Когда поднялась в квартиру, увидела на полу капли крови. Оказалось, на коленке у сына рваная рана. Мы её промыли, но бинтовать не стали – боялись, что бинт прилипнет. Только оросили рану обезболивающим раствором из ампулы.

Было ясно, что на руку мальчику нужно наложить шину. Но мы, взрослые люди, в панике не могли найти предмета, который подойдёт для этой цели. И тут мне на глаза попалась стопка старых выпусков «Моей Семьи». Я схватила газету, подложила под руку Дениса и примотала эластичным бинтом.

Подъехала «скорая». Врач осмотрел место перелома, велел подвесить ручку на косынку и сделал ребёнку укол анальгина. Посадили нас всех троих в машину и отвезли в детскую больницу. Дежурный ортопед-травматолог поставил диагноз: перелом предплечья левой верхней конечности. Почему-то у врачей не принято называть части тела своими именами. Нельзя написать ни «рука», ни «нога», только – «конечность». Как будто человек осьминог и у него этих конечностей как минимум восемь.

Во всех детских больницах есть такое правило: родителей заставляют подписывать согласие на лечение ребенка. Причём это делается в момент поступления, когда они находятся в растрёпанных чувствах. Я лично что-то подписала, но убейте меня, не помню ничего из того текста. А ведь сама, в силу своей профессии, увещеваю других: «Ничего не подписывайте, не прочитав!»

Оказалось, что я согласилась на проведение закрытой репозиции (сопоставление костных обломков без разреза) предплечья под наркозом. Вот чего я боюсь, так это наркоза. Наслушавшись историй, как больные засыпают и не просыпаются, согласна, чтобы меня резали на живую, лишь бы не общая анестезия. Тем более – наркоз моему ребёнку! Я начала спорить с врачом, но доктор меня убедил: мол, препарата вводят минимум, статистика у них хорошая и тому подобное. Сделали рентген, потом мы все втроём долго сидели в отделении, ждали, когда приготовят операционную.

Очень удивила меня процедурная медсестра. Народ у нас привык, что в больницах на пациентов не обращают внимания. А тут – сестра подбежала к ребёнку и забинтовала ему ногу, хотя кровотечения не было. Сказала:
– Чтобы мальчику было не страшно видеть свою рану.

Добрая, хорошая женщина. Жаль, не выяснила её фамилии. Знаю, что она кабардинка и зовут её Таней. Спасибо ей!

Вот сына забрали в операционную, и тут у меня начал пол уходить из-под ног от страха. Тем более, я к тому времени осталась одна – мужа отослали покупать гипсовые бинты. Из состояния ужаса меня вывела одна из мамочек, у которой девочка лежала в палате на «вытяжке». Она отвлекла меня разговорами, хотя слова из меня приходилось вытаскивать клещами.

Дениса вывезли на каталке – глаза его были полуоткрыты и бегали туда-сюда, как будто он просматривал фильм. Представляю, чем его накачали. Отвезли в палату, переложили на кровать без подушки, сказали, что подушку после наркоза нельзя. Левая рука в гипсе от плеча до пальцев, рана на коленке зашита и закрыта бинтами.

Врач увидел, что я сползаю по стеночке, спросил, кто из двоих родителей более адекватный в настоящее время. Стал инструктировать: после наркоза может открыться рвота, необходимо следить за сыном. Папу отправили домой, а мне поставили стул, на котором я и провела всю ночь.

До четырёх часов утра не сводила глаз со спящего ребенка, а потом, сидя на стуле, положила голову на краешек кровати и заснула. Правда, через десять минут открыла глаза и уже больше не спала. Да и уснуть не получилось бы – очень громко кричал от боли семилетний мальчик с соседней койки. Он просил свою маму позвать медсестру, чтобы сделали ему укол. Потом этот мальчик кричал каждую ночь, начиная с трёх-четырёх часов. Ему кололи обезболивающее, но лекарство помогало ненадолго. Очень было его жалко.

Утром сын проснулся, сам встал с кровати, и нас снова отправили на рентген. Оказалось, что репозицию сделали неправильно и требуется повторная. Это был самый кошмарный день в моей жизни. Сына перед новым наркозом запретили кормить и, что самое страшное, поить.

Стали мы ждать операции. Стоял сентябрь, самое начало. Для нашего региона это ещё лето. Жара. Солнце светит прямо на кровать, занавесок нет. Я из солидарности тоже не пью воду. Каждый час бегаю к врачам, спрашиваю, когда же повезут ребенка в операционную. Вот уже и обед, врачи принимают пищу. Им некогда. Обед прошёл. Но докторам снова не до нас. Пришла другая смена. В три часа дня я начала ругаться с заведующим отделением. У моего ребёнка больные почки, а ему и пить запретили, и резину тянут!

Часам к четырём пришел к нам в палату анестезиолог, опросил меня неспешно. В итоге повторную репозицию сделали почти под вечер. Сын не пил в общей сложности сутки.

Закончилась операция, от второго наркоза сын отошёл быстрее. Проснулся в восемь вечера и первым делом попросил чаю. Надо сказать, что в отделении детской травматологии у каждой мамы был собственный чайник. Соседка дала мне свой, я заварила сыну сладкий чай, потом ещё поила его минералкой.

Тогда я надеялась, что всё у нас будет теперь хорошо, а оказалось, что вторая рука тоже сломана – правда, без смещения костей. Она болела с самого начала, но все думали, что это растяжение. Когда на следующее утро сделали рентген (на этот раз снимали обе руки), выяснилось, что на левой руке, слава богу, все костные отломки теперь сопоставили правильно. А на правой в области локтевого сустава обнаружили трещину. Так что сын оказался с обеими руками в гипсе, ещё и коленка забинтована. Никто из знакомых нам не верил, что можно так покалечиться на обычных качелях.

После наркоза у сына двоилось в глазах. На потолке горела маленькая красная лампочка пожарной сигнализации, и Денис спросил:
– Мама, что за два огонька на потолке?

Первое время он был раздражительным, капризным. Но потом привык к своему положению и даже играл с воздушным шариком, не вставая с кровати. Они с мальчиком с соседней койки играли ногами, потому что на двоих у них была только одна здоровая рука. Болтали, смеялись. А ночью тот мальчик снова кричал от боли.

Потом в соседнюю палату положили ребёнка из детского дома. Его тоже «подвесили» на вытяжение за локоть, и тогда мы узнали, что такое крик. Пятилетний малыш завывал всю ночь низким, грубым голосом. Видно, ему уже пришлось покричать в своей жизни, вот голосовые связки и огрубели. Сердце разрывалось от этого воя. Утром мы с сыном взяли апельсины, хурму и пошли навестить этого мальчика.

Вошли в палату и увидели, что ребёнок уже грызёт куриную ножку, которой его угостили сердобольные мамочки. К концу нашего пребывания я обратила внимание на то, что мальчик этот очень доволен и весел. Ему в больнице было лучше, чем в детском доме. Все старались угостить вкусненьким, рядом с его кроватью выросла кучка игрушек.

Вот что я хочу подчеркнуть. Большинство травм дети, лежавшие в нашем отделении, получили из-за халатности взрослых. Одна мама делала малышке ингаляцию и не уследила, как девочка перевернула на себя ёмкость с кипятком. У другой мамы двенадцатилетняя девочка свалилась во сне с двухэтажной кровати и сломала руку. Если бы на кроватке были поручни, как в поезде, этого бы не произошло. У магазина, где продают металлические двери, одна из них упала на подростка. В результате у мальчика перелом шейки бедра и сломан нос. Если бы продавец хорошо закрепил свой тяжёлый товар, этого бы не случилось. Да и я должна была оценить площадку под качелями, которая была посыпана щебнем, а не песком, и предвидеть возможность падения ребёнка и последствия такого падения.

Может, кто-то возразит, что везде соломки не подстелешь. Но могу сказать твёрдо: по отношению к детям должна строго соблюдаться техника безопасности. Именно соломку надо стелить под детские качели, в смысле, что-то мягкое – песок, резиновую плитку и тому подобное. Необходимо не надеяться на авось, а создавать детям зону безопасности.

Вот таким уроком стало для нас, родителей, пребывание в детской больнице.