Трагедия на ровном месте
19.09.2014 00:00
Трагедия на ровном месте– Любое принятое мною решение, как правило, оказывается ошибочным, – с грустью констатировала невысокая, с тонкими чертами лица Ольга, выплёскивая вино из бокала в мойку.
– Не преувеличивай, – сморщилась смуглая, черноглазая Марина.

– Да ничего я не преувеличиваю! Ведь полчаса проторчала в винном отделе, всё решала: вино или коньяк? Коньяк, думаю, банально и слишком крепко. Возьму вино. Испания! Не кот начхал! Посидим с подружками по старому двору интеллигентно, утончённо, при свечах. И что вышло? От свечей несёт хозяйственным мылом, а хвалёная Испания на вкус хуже биомицина.
– Да, подвела тебя Испания, – констатировала подруга.
– Ой, не говори, Мариш, – грустно кивнула Оля. – Причём у меня всегда так, сколько себя помню. Стоило мне поссориться с Алёнкой, с которой восемь лет просидела за одной партой, как у нас в школе организовали вокально-инструментальный ансамбль, и её взяли солисткой, хотя я пела в сто раз лучше. Подружилась с Лариской Медниковой, а её застукали в раздевалке, когда она мелочь из карманов тырила.
– А тебе-то что?
– Как что?! Я же подруга. На мне пятно. Отшила Серёгу Джуринского, который мне портфель со второго класса таскал. Видишь ли, его прыщами обсыпало. А он стал комсоргом школы и в «Молодую гвардию» – две путёвки на весь район дали – поехал вместе со своей новой пассией Алинкой Коротко. Начала глазки строить Вовке Кухтину – отличник, красавчик, каратист. Только и успели раз в кино сходить да поцеловаться в подъезде, как он немедленно влип в какую-то тёмную историю и его поставили на учёт в детской комнате милиции.
– У каждого таких историй – миллион, – лениво проговорила Марина, подмащивая под бочок яркую подушку. – Порыться в памяти, так найдётся немало поступков, за которые хотелось бы надрать себе уши.
– Да, но я ни одно решение не принимала спонтанно! Все свои ошибки совершала после длительных размышлений и взвешивания обстоятельств. В старших классах у нас из четырёх параллелей сделали три. Я всё рассчитала и попросилась в девятый «А». Как же! Ни одного двоечника, на олимпиадах блистают, классная руководительница – отличник народного образования. Вы себе не представляете, в какой серпентарий я попала! Сунуть дневник в унитаз – это была так, милая шалость, нечто вроде «Доброе утро, Олечка». А в девятом «В», куда подалось большинство моих одноклассников, пришла классной Ангелина Сергеевна. Какие она им шикарные поездки устраивала! То новогодняя ночь в лесу, то рыбалка на заводской турбазе. Её папуля был директором завода. А кавээны какие организовала! А дискотеки! А первая в городе секция аэробики! А наша орденоносица только и знала, что в библиотеку нас строем водить.
– И что тебе мешало в тот продвинутый класс попроситься?

Марина поставила вымытые бокалы в буфет, достала рюмки и коньяк, села за стол, поёрзала, устраиваясь удобнее, и лишь после этого сказала, разведя руками:
– Гордая! Не могла я приползти в свой старый класс и просить: «Примите назад. Мне там плохо. Меня там обижают».
– Так, может, дело в этом, а не в неправильно принятых решениях? – сочувственно предположила кутавшаяся в узорчатую шаль Лариса.

– Ой, Ларочка, жизнь меня так потом пообломала, что уже не до гордости было. Да я бы на пузе ползала, всё отдала бы, лишь бы ошибку исправить. Но поезда уходили один за одним, увозя все мои нереализованные шансы.
– Оль, я тебя умоляю, не делай мне трагедий на ровном месте, – бросила Марина с утрированно одесским акцентом.

– Да кто их делает?! Они сами вырастают! Причём не на ровном, как ты выразилась, месте, а на тщательно возделанном моими же руками! Вот ты рассказывала, что пошла на иняз, потому что…
– …соседка по даче там преподавала. Ну и что? – подняла брови Марина.

– А ты в экономический поступила по какой причине?
– Потому что в двух кварталах от дома, – улыбнулась Лариса.

– Во-о-от, – констатировала Ольга. – И ваш абсолютно случайный выбор оказался удачным. А я весь десятый класс размышляла, пособия для поступающих изучала, с умными людьми советовалась и в конце концов отнесла документы в педагогический. Хотя сама же прикалывалась: если нет другой дороги, подавайся в педагоги.
– А были варианты?

– Конечно! Как тётя Валя уговаривала меня идти к ней в фармацевтический! Сейчас бы как сыр в масле каталась. Имела бы свою аптечку, а может, и целую сеть. Мозгов хватило бы. А тогда носом крутила: фу, аптекарь, касторкой торговать. Не, непрестижно. Вот и торчу двадцать пять лет в школе, вдалбливаю балбесам, что Волга впадает в Каспийское море.
– Насколько знаю, твои балбесы очень тебя любят.

– А почему бы им меня не любить? Двойки я им не ставлю, уши не откручиваю, – отмахнулась Ольга и достала из холодильника ветчину. – К вину не стала предлагать, а к коньяку, думаю, пойдёт. Что-то я проголодалась. Как вы на бутерброды смотрите, девочки?
– С ума сошла, напихиваться чистым холестерином после шести, – возмутилась вечно борющаяся с лишним весом и тем не менее пышнотелая Марина.
– С удовольствием, – одновременно с ней произнесла худышка Лариса.

Подруги рассмеялись, а Оля, сооружая бутерброды, продолжила свою невеселую инвентаризацию.

– С парнями та же петрушка. Если помните, возле меня крутилось их достаточно. Взвешивала всех чуть ли не на аптекарских весах. Выгадывала-выгадывала и довыгадывалась. Из всех возможных претендентов выбрала Димку. Серьёзный, перспективный, ВПШ оканчивал, папа в райкоме работал. Марин, ну ты же его помнишь?
– Смутно. Я уже беременная ходила. Мне как-то не до твоих кавалеров было. Помню только, девчонки смеялись, как он на Иру Мигущенко наехал. Мол, носишь джинсы с флагом нашего идеологического противника. А она ему вроде бы ответила: так на заднице же ношу.

– Да, это он мог. Демагогом был отменным. А как он мне предложение делал – умереть не встать! У тебя, мол, анкета чистая и профессия правильная. Не на балерине же мне жениться. Устроим, говорит, комсомольскую свадьбу.
– Блин, я о таком только слышала! – воскликнула Лариса.

– Это надо было видеть! Мама плакала…
– Мамы всегда на свадьбах плачут. Я свою Катьку буду выдавать – тоже, наверное, наплачусь, – произнесла мечтательно Лара.

– Упаси тебя боже так выдавать Катьку, как я выходила. Родственников на свадьбу не пустили…
– Что-о?!

– А вы как думали? Комсомольская же свадьба! Не хватало, чтобы какая-нибудь водевильная бабушка из Жмеринки мероприятие испортила! Вместо марша Мендельсона поставили «Любовь, комсомол и весна». Потом в сквере дерево сажали.
– Иди ты!

– Клянусь! Июнь, жарища, а мы липу в землю тычем. Прикиньте – липу! Тонкий намек на перспективы нашего брака! Ямку, спасибо, заранее вырыли. Димка закапывает этот дохлый дрючок, а я держу. Естественно, полведра воды он вылил под дерево, а полведра – мне на туфли. Фата зацепилась за какой-то сучок и порвалась. Зато на брезентовых рукавицах сам товарищ Пустовойтенко расписался.

– Это кто такой?
– А, какой-то хмырь из горсовета. Приехали, значит, в клуб. На сцене трибуна, за столом президиум сидит, и мы под сценой за столиком. Лимонад, бутерброды с краковской колбасой и пышные розы из солёных огурцов. Ну и началось. Те, наверху, речуги толкают, а мы внизу слушаем. Потом за подарками поднимаемся. Спускаемся вниз. Снова слушаем, и опять на сцену. Ступеньки высокие, крутые, я на шпильках, да ещё и мокрых. Димка мне руку не подаёт – презенты тащит. Я ему шепчу: «Бегай сам, а то я точно грохнусь». А он мне: «Ты что, с ума сошла?»

– А что дарили?
– Огласите весь список, пожалуйста, – провозгласила Марина, – только сначала коньяка налей.

– Что дарили? Два сервиза подарили. Оба в горошек. Стиральную машину «Малютка». Брезентовую четырёхместную палатку. Что ещё? Коляску «Аист». Собрание сочинений Горького…
– Кого? – взвыла Марина и раскашлялась, поперхнувшись коньяком.

– А что ты хотела от райкома комсомола получить? «Анжелику – маркизу ангелов»? Ещё, помню, шторы какие-то были, жуткой расцветки. А главный подарок приберегли под конец. Влез на трибуну какой-то дядька… как это у Булгакова? Со скошенными от постоянного вранья глазами, долго талдычил о новой ячейке общества. Это так противно, когда тебя называют ячейкой. Мне всё время слышалось «ищейка». И вручил нам ордер… Нет, – Оля воздела руки кверху, будто собиралась дирижировать, – вот так: ОРДЕР на комнату в общежитии завода железобетонных изделий.
– Ого!

– Какое там «ого»! Туда в основном не по ордеру вселялись, а по приговору. Половина жильцов – «химики». Я Димку спрашиваю, вежливо так: на фига попу гармонь? Ведь моя бабушка двухкомнатную квартиру в центре нам отдаёт. И знаете, что мне ответил счастливый молодожён? «Если мы с тобой разведёмся, мне будет куда уйти».
– Предусмотрительный…

– Да, этого у него не отнимешь. Детей не разрешил заводить. Говорил, поживём для себя. Три года прожили, и советская власть кончилась. Папочку его драгоценного досрочно на пенсию турнули, а Димка еле-еле пристроился заместителем проректора по хозчасти в политехе. Зарплату не платят, на хлебе и воде сидим. У него даже эректильная дисфункция на нервной почве началась. Но я же декабристка. Не волнуйся, говорю, Димочка, я сильная, мы не пропадём. Уроков набрала, мотаюсь во все концы города, репетиторствую. А сапоги дырявые, ноги мокрые насквозь… Ой, вспомню – вздрогну.

– И на сколько тебя хватило? – поинтересовалась Марина и потянулась за оливками.
– Знаешь, Мариш, меня, наверное, надолго хватило бы. Может быть, даже навсегда. Но нашлись добрые люди, – Ольга изобразила в воздухе кавычки, – сообщили, что, пока я вся в мыле по урокам ношусь, он с аспиранточкой одной роман крутит. И куда только эректильная дисфункция девается! Кроме того, оказалось, что зарплату-то ему платили. И даже с премиями. Только деньги он на эту свою кралю тратил.

– И что, ты так просто с ним рассталась?
– А что я должна была делать?
– Как что?! Бороться за семью!
– Какое там бороться, если у нашей любовницы уже живот на нос полез!
– Оль, а ты его любила?

Ольга неловко вытащила сигарету из пачки, пощёлкала зажигалкой, прикуривая, и после долгой паузы произнесла:
– Тогда казалось, что любила. Хотя был среди моих кавалеров ещё до замужества такой себе Владик. Ой, девочки! Умница, красавец, вылитый Рики Мартин. А танцевал как! На первое свидание не букет притащил, а часики электронные. Помните, чёрненькие такие, с музыкой. Дешёвка, конечно, но тогда были жутким дефицитом. На день рождения сарафанчик джинсовый подарил. Фирмы «Ли».

– Завидный парень, – восхищённо кивнула Лариса. – Ну и?
– Ну и побоялась. Он фарцевал по-крупному. Чуть не сел. Уж как его от КГБ отмазывали, даже не знаю. Там иностранцы какие-то были замешаны. Если бы не перестройка, точно отправили бы по этапу. Зато сейчас процветает. Магазины, рестораны, гостиницу построил. Эх, была бы я сейчас рестораторшей, – Ольга вскочила, сложила губки бантиком и защебетала: – Добро пожаловать, гости дорогие! Сегодня могу порекомендовать мисо с вакамэ, рулетики из пармской ветчины, форель под лимонным соусом…

– Олька, имей совесть! Я уже три бутерброда съела и сейчас четвёртый попрошу! – взмолилась Марина.
– Да ешь на здоровье! – махнула Оля и вернулась к волновавшей её теме. – Главное, я уже всё испробовала. Решила: если трезвый, взвешенный выбор оказывается всегда неудачным, буду кубик игральный бросать. Результат не меняется. Поехали отдыхать в Тунис – нарвались на революцию. Прибыли на Бали – начался ураган. Прилетели в Париж. Ну что может случиться в любимом уютном Париже? Забастовка мусорщиков! Понюхали четыре дня помойку и домой вернулись. Если едем в Сочи…

Продолжить Ольга не успела. Раздался звонок. Она взяла телефон и заговорила другим – учительским голосом.

– Да, Настенька… Помню, конечно. Пятница, в пятнадцать. А с рестораном определились?.. Хорошо. По сколько скидываемся?.. Нет, это неудобно… Настенька, я вполне могу себе это позволить… Ладно… Ладно, разберёмся… Кто? Резников? Так говорили же, что он… Да? Ну отлично… До встречи.

Отключив телефон, пояснила:
– Балбесы мои на двадцатилетие окончания школы зовут.
– Оленька, ну зачем ты их так? – залилась соловьём романтичная Лариса. – Помнят, зовут. Значит, любят!
– Конечно, балбесы. Директора не пригласили, классную не пригласили, меня пригласили. Балбесы и есть.
– Знаешь, Олька, нечего Бога гневить, – рубанула Марина. – В школе тебя ценят, дети любят. Муж отличный!
– Муж?! – взвилась Оля. – А вот ты спроси, где сейчас мой муж.
– Ну и где сейчас твой муж?
– А я вот понятия не имею, не то что о городе, даже о том, в какой он стране! Сашка уже и так строит два аквапарка у нас и один в России. Нет, взялся четвертый проектировать для Болгарии! Я ему говорю: «Саня, что ты мотаешься, как электровеник, по всей Восточной Европе? Строй их квадратно-гнездовым способом. Я же тебя по три месяца не вижу. Мишка тебя дядей называет». Нормально это? Ведь могла же выйти за Витьку Каулько. Сидит в своём банке, как бобик на привязи. По выходным в теннис играет и жену по ресторанам водит.

Возразить подруги не успели. В глубине дома раздался шум и топот, и в уютную столовую, где расположились женщины, ворвались громадный ньюфаундленд, весь в снегу, лабрадор и рыжий гладкошёрстный «дворянин» в модной попонке. Следом, сдирая на ходу шарф, вкатился трёхлетний Мишка и полез целоваться с тётями. Забежала румяная Соня и тут же настучала, что Мишка ел снег.

– Софья, что я тебе говорила о ябедах? – строго спросила высокая гувернантка, заходя в столовую.
– Ну не ел, а лизал. Даже не лизал, а пробовал, – заюлила девочка.

Женщины гладили собак, раздевали мальчика, расчёсывали растрёпанную Соню. Стоя возле камина, наблюдала за всем этим кавардаком старшая Ника. На её лице застыла снисходительная маска умудрённого жизнью человека. У двенадцатилетних девочек такие маски получаются особенно удачно.

Когда дети повели собак в ванную мыть лапы, Марина вдруг подозрительно спросила:
– Оль, вот ты рассказывала, как всю жизнь перебирала, выгадывала. А подруг тоже по расчёту выбираешь?
– Конечно! Маришенька, ну кто лучше тебя мозги вставлять умеет?
– И выставлять! – назидательно подняла указательный палец Марина.
– А меня, а меня за что? – запищала Лариса.
– А ты, Ларочка, душевная. С тобой и поговорить, и помолчать, и в носик поцеловать, – сказала нежно Ольга, целуя подругу.

Уже сидя в такси, где, к счастью, звучал не шансон, а тихий джаз, Лариса задумчиво проговорила:
– Мариночка, как ты думаешь, Оля действительно не понимает своего счастья или прибедняется? А может, боится, что мы сглазим?
– Не знаю, Лар, – ответила Марина, вглядываясь в темноту ночи. – Не знаю.

Виталина ЗИНЬКОВСКАЯ,
г. Харьков, Украина
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №36, сентябрь 2014 года