Войдя в купе, немало удивилась тому, что все поверхности покрыты толстым слоем пыли. Было понятно, что здесь давно никто не ездил из-за дороговизны билетов, все предпочитали плацкартные вагоны. Мне же путь предстоял неблизкий, и я решила не экономить. Хотела сделать уборку самостоятельно, обратилась к проводнице с просьбой дать ведро и тряпку, но она успокоила: вот тронется поезд, тогда и решим все проблемы.

Я встала в проходе у окна и, дожидаясь отправления, тоскливо думала, что, судя по практически пустому вагону, коротать время мне придётся в одиночку, как уже не раз бывало. Но буквально за несколько минут до отхода поезда в купе шумно и весело ввалилась, запыхавшись, семейная пара – симпатичный мужчина лет сорока, очень похожий на популярного киноактёра, и прелестная женщина чуть помладше.

Мужчина громко расхохотался, увидев моё удивление, и поспешил сообщить, что не актёр. Они тут же представились и сказали, что едут с известного курорта, где женщина, назовём её Инна, проходила лечение. И что они так поспешно собирались, боясь опоздать, что не успели взять с собой ничего из еды. Я, как могла, успокоила их, сказала, что у меня всего достаточно, поскольку дорога предстояла дальняя, а в поезде не было вагона-ресторана. Но мы проезжали немало станций, и, как мне казалось, там мои попутчики смогут купить себе что-нибудь съестное, ведь моих запасов едва ли хватит на троих на три дня пути. Хотя я всегда брала еду с запасом – ведь принято, что попутчики делятся друг с другом.

Антон – так звали мужчину – тут же взял в свои руки инициативу по уборке купе. Побежал к проводнице и уже через минуту вернулся с ведром, тряпками, веником. Засучив рукава, умело орудовал тряпкой, вытер все полки, подоконник, пол, подмёл коврик. Когда я попыталась сунуться со своей помощью, он отмёл все мои поползновения.

Инна же сохраняла полное спокойствие, всем своим видом показывая, что не царское это дело. Глядя на её выхоленные, изнеженные пальчики, унизанные колечками с камушками, мне даже стыдно стало своих мыслей – какие тут вёдра-тряпки! Вся она была похожа на лебёдушку, такая беленькая, нежная, муж смотрел на неё с обожанием.

Через несколько минут наше купе сияло чистотой, мы застелили постели, привели себя в порядок, и я принялась накрывать на стол, доставать свои припасы, чтобы поужинать, как говорится, чем бог послал. А послал он немало: запечённая в фольге домашняя курочка, отварной картофель, малосольные огурчики собственного приготовления. Наелись, напились чаю со свежей сдобой и легли спать. Утром проснулись, сели завтракать, я опять накрыла на стол – чай в пакетиках, растворимый кофе, сгущёнка, сыр, колбаса, яйца, булочки. Я была очень довольна, что смогла выручить людей в непредвиденной ситуации.

Антон между тем рассказал о своей работе, это был очень ответственный и физически тяжёлый труд. При этом он часто отлучался курить, и я огорчалась, что он мало ел, а курил очень много. В те моменты, когда выходил с сигаретой в тамбур, Инна торопливо рассказывала мне о своей жизни, как это часто бывает в дороге. Легче поделиться личным и наболевшим со случайным попутчиком, нежели с близкими людьми. Рассказала, что они с детства соседствовали, что он с нежного возраста был влюблён в неё. Она же никогда всерьёз не воспринимала его ухаживания, общалась с Антоном чисто по-дружески. Когда пришло время – вышла замуж за другого, родила дочку, но спустя некоторое время развелась.

Дочка подрастала, сосед по-прежнему был холост и всё так же преданно влюблён. Вот тут-то Инна, наконец, и обратила на него свой взор. Через некоторое время Антон сделал предложение, и она его приняла. Инна тут же благополучно уволилась с работы, Антон удочерил девочку, так как жена сразу оборвала его мечты о собственном ребёнке, сославшись на своё шаткое здоровье. Тёща, мама Инны, радовалась, что наконец-то в доме появился настоящий мужик, на все руки мастер. Мало того что на работе был незаменим, так ещё и дома теперь два огорода на нём, а с Инночкиной подачи Антон замахнулся и на строительство нового дома для подрастающей дочурки – не успеешь, мол, оглянуться, как заневестится, а здесь и дом готов.

Инна очень гордилась тем, что муж любит её больше жизни, готов последнее отдать, трудится не покладая рук, чтобы выполнить любую их с дочкой прихоть. Я очень осторожно высказалась в том духе, что не надорвался бы – курит много, а ест как птичка, худой. Инна спокойно возразила:
– Да вы не думайте, он жилистый, да и мужик всё-таки.

Но неприятно удивляло, что, когда мы сидели за столом, Инна кусочек поаппетитнее старалась уцепить сама, а не предложить своему кормильцу. Сообщила с гордостью, что каждый год он сопровождает её на курорт, а на мой вопрос, лечится ли заодно и сам, нервно вздёрнула бровки:
– Ой, ну что вы, ведь какие деньжищи нужны, чтобы двоим-то! Тут на меня одну весь год копим, а ещё дом, а ещё дочку одеть-обуть!

Так в разговорах прошёл весь следующий день. Моя еда закончилась, а я, наивная, всё ещё надеялась, что вот уж на следующей-то станции мои попутчики обязательно чего-нибудь раздобудут, чтобы хватило до конца поездки, да и со мной наверняка поделятся. Денег у меня не осталось вовсе, разве только на такси, если вдруг по какой-то причине не встретит муж.

Но станции и бабушки со снедью мелькали за окнами вагона, а в нашем купе ничего не менялось. После того как мы в четвёртый раз попили пустой чай, в воздухе повисло тягостное молчание, ведь уже давно всем хотелось есть. И вдруг Инночку осенило:
– Ой, Тошик, а помнишь, на станции, к которой мы подъезжаем, одна бабушка всегда торгует домашними пирожками, сбегай, купи штук двадцать с картошкой и с капустой.

И Инночка, обращаясь ко мне, так живописала бабушку с её пирожками, что у меня тут же сработал рефлекс, как у собачки Павлова. Я аж зажмурилась в предвкушении.

Антоша и купил. Заскакивает в купе счастливый, в руках – огромный куль с горячими ещё пирожками, уже изрядно промасленный, запах, конечно, соответствующий. Я уже собиралась принести кипяточка, чтобы заварить свежий чай. Но не тут-то было! Инночка, видимо, сообразив, что придётся делиться, тут же царственным жестом перехватила кулёк, чем пресекла любые поползновения Антона угостить меня. А сама начала торопливо поедать пирожки в одиночку. Тоша, видя такую картину и уже не надеясь, что хоть что-то перепадёт и ему, неловко засуетился, покашлял в кулак, виновато взглянул на меня, пожал плечами, взял сигареты и пошёл курить. Я с некоторым усилием изобразила, что эти пирожки меня вовсе не интересуют, и уткнулась в книгу.

В это трудно поверить, но Инна даже мужу не предложила поесть, что уж говорить обо мне. С ходу проглотив штук восемь, заботливо упаковала остальные со словами:
– Ну вот, слава богу, наелась, остальные мне на завтра.

До Иркутска было ещё полтора дня. Они выходили чуть раньше.

А ночью случилось нечто из ряда вон выходящее. Мы с Инной ехали на нижних местах, наверху спал Антон. С вечера я, голодная, долго не могла уснуть, всё переосмысливая случившееся и постоянно задавая себе вопрос: это что, непроходимая тупость со стороны Инны или сверхэкономность? Ответа не находила, такое на моей памяти случилось впервые.

Наконец уснула, но была разбужена диким матом Антона. Во сне он в непотребных выражениях выдал всё, что думал о своей супруге и её родственниках, включая тёщу и дочь. Я так поняла, что зрело это в нём давно, наверное, годами, но чашу терпения переполнил случай с пирожками, когда ему стало до боли стыдно за свою жену, но он даже не посмел её одёрнуть. Это был крик души.

Я, затаив дыхание, еле сдержалась, чтобы не показать, будто всё слышала. Инна же вскочила и начала истерично будить сонного Антона, пытаясь перекричать его. А я смотрела на эту красивую и благополучную с виду и такую гнилую изнутри пару и думала, что любовь бывает разной – иногда она может подвигнуть человека на красивые поступки, даже на геройские. Иногда может быть жертвенной, но всё равно оставаться созидательной. Мне же довелось столкнуться с примером любви раба к своей госпоже.

Очень хотелось побыстрее доехать до дома, отмыться от чужой грязи и побыстрее забыть эту историю. Но не получилось. Прошло уже много лет, а помнится, словно случилось вчера.

Мне ещё больше суток предстояло ехать с моими попутчиками. Было невмоготу встречаться с ними взглядом, до тошноты неприятно слышать, как Инна торопливо и опять в одиночку схомячила оставшиеся пирожки. И под занавес, сыто икнув, попросила меня:
– А не могли бы вы дать пару пакетиков чая нам с Тошей, что-то пить хочется…

Я предложила ей взять кошелёк и попытаться купить эти самые пакетики у проводницы.