СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Единственный взрослый человек
Единственный взрослый человек
28.01.2015 00:00
Единственный взрослый человекЛюбите ли вы «родычаться»? То есть поддерживать отношения с людьми только потому, что они связаны с вами родственными узами? Меня это делать вынуждают.

Троюродная сестра моего мужа, Лена, была единственным ребёнком в семье. У её мужа Роберта – та же ситуация. Потому наличие хоть и далёкого, но родственника для неё просто находка. К сожалению, с мужиков толку в этом смысле мало. Потому «родычается» она со мной.

Происходит это по раз и навсегда установленному сценарию. В субботу утром раздаётся телефонный звонок.

– Привет, это я, – звучит из трубки встревоженный голос. – Как дела?

Рассказывать о том, что у мужа открылась персональная выставка в весьма известной галерее, что у дочери вышла большая статья в авторитетном заграничном журнале и индекс её цитирования подскочил до небес, что сын выиграл солидный грант на исследование мелких водоёмов области, а зять получил патент на изобретение, смысла нет. Это мою собеседницу оставляет совершенно равнодушной. Мы говорим преимущественно о самочувствии и делах житейских. Скажем, когда моя дочь собралась замуж, Лена оживилась до неприличия. Где работает жених? Есть ли жильё? Машина? Кто его мать? Отец? А дача имеется? «Жизненные» вопросы сыпались из неё, как фасолины из порванного пакета. «Жизненный» – одно из её излюбленных словечек и, пожалуй, высшая форма похвалы. «Жизненными» могут быть и разговор, и книга, и кино. Когда она охарактеризовала таким же образом американский костюмированный фильм «Клеопатра» с Элизабет Тейлор в главной роли, я смеялась до упаду, обидев сестру мужа самым жестоким образом.

К сожалению, удовлетворить её любопытство касательно будущего зятя я тогда не смогла, и сестра осталась категорически недовольна моим легкомыслием.

– Как же так?! – трагически восклицала она. – Новый человек входит в семью, а ты ничего о нём не знаешь.
– Почему не знаю, – оправдывалась я, – мы познакомились. Отличный парень. И родители у него милые, интеллигентные люди.
– Ох, нарвёшься на аферистов, – пророчествовала Лена. – А вдруг у них в роду алкоголики есть? Или вообще психи?
– Ну как ты себе это представляешь? Люди только в дом вошли, а я им в лоб: «А нет ли среди вашей родни психов?»
– Вот ты смеёшься, – с укоризной сказала родственница. Она часто начинает фразу с этих слов. Ей кажется, что у меня гипертрофированное чувство юмора. Смеяться можно только в специально отведённых местах. Например, на концертах «Кроликов». – Тебе всё хаханьки, а Тамара, когда её дочь Юлька замуж засобиралась, поехала в райцентр, откуда этот парень. А там ей и сообщили: «Знаем, говорят, таких Прутников. Бабка – самогонщица. Ей соседки сколько раз окна били за то, что в долг наливала, даже детские санки в залог брала. Сын непутящий. На танцах играл. А женился на мотоциклистке».
– На ком?! – не выдержав, прыснула я.
– На мотоциклистке, – укоризненно повторила Лена. Далее следует эпичное полотно о желающем породниться с неизвестной мне Тамарой семействе, где рождались одни дочери. После пятой жена сказала: «Хватит!» – и разочарованный супруг начал воспитывать младшую как пацана. Брал с собой на охоту и рыбалку, учил драться, а когда девчонке исполнилось шестнадцать, купил ей красный мотоцикл «Ява». Что могло родиться у сельского лабуха и мотоциклистки? Конечно, моряк – бродяга и шалопай, который теперь претендует на руку Тамариной дочери.

– Погоди, – захохотала я, – это что, верный рецепт? Взять музыканта с мотоциклисткой, и через девять месяцев гарантированно рождается моряк?
– Ты смеёшься, – опять завела сестра, – а Тамара сказала дочке: «Вот так, мол, и так, Юля. Не для такого кавалера я тебя растила. Если выйдешь за него – у меня нет дочери».
– И что, вышла? – спросила я, уже увлечённая чужими страстями.
– Ну, ты же знаешь, какая сейчас молодёжь пошла. Наплевала на мать и выскочила замуж. А тот ребёночка ей заделал и в плаванье усвистел. Только дитё на ножки стало, он ей – бац, и второго. Ты же понимаешь, чтоб жена дома с детьми сидела, а не шлялась.
– И как они сейчас, живут?
– Живут, – нехотя подтвердила Лена. – Но Тамара зятя ненавидит.

Не нужно считать, что сестра любит чужие несчастья или злорадствует. Когда кто-то из родственников или друзей попадает в больницу, она непременно приходит проведать. Принесёт первое, второе и компот, раздаст мелкие купюры сестричкам и санитаркам, возьмёт за пуговицу врача и не отпустит до тех пор, пока тот не доложит во всех подробностях о диагнозе, методе лечения и перспективах полного выздоровления. И если болящий по прошествии многих лет вдруг позабудет какие-то подробности своего пребывания на койке, она с готовностью напомнит, как звали палатного врача, какими у больного были холестерин и РОЭ и какая диета была ему предписана.

В больницах Елене приходится бывать часто, поскольку у неё невероятное количество друзей. Она поддерживает отношения со всеми своими одноклассниками, с подружками по детскому хору, институтскими однокурсниками, сотрудниками по предыдущей работе, она десять лет переписывается с медсестрой из Перми, с которой отдыхала в санатории, и с несколькими семьями, с которыми познакомилась летом на Юге. Ну и плюс ещё десяток неструктурированных подруг – как правило, женщин сложной судьбы.

Выслушав отчёт о состоянии здоровья всех членов моей семьи, Лена с облегчением вздыхает: «Ну, значит, у вас всё слава богу», – и ждёт подачи. Я покорно подаю.

– А у тебя как?
– Потихоньку, – ответствует сестра, беря разбег. – В понедельник пришло письмо от Нади из Новосибирска. У неё беда – муж Костя начал попивать. Как суббота, так идёт с дружками в баню и выпивает чуть ли не два литра пива.

– Ну, это ещё не попивает, – неосмотрительно возражаю я и выслушиваю историю о Лёше. Не тот, который дальнобойщик из Днепропетровска, а тот, который инженер из Кишинёва. Он тоже со стаканчика вина за обедом начинал, а теперь из-за пьянки совсем скатился. Дети силком развели его с матерью и из квартиры выгнали.

Во вторник звонила Света из Николаева. У той радость. Её страшненькая прыщавая дочка завела себе парня. Светка затеяла ремонт бабкиной квартиры, чтобы поселить там молодых, если они засобираются расписаться или хотя бы жить вместе. Хотя Лена гражданские браки не одобряет.

Я покорно выслушиваю бесконечные истории о незнакомых и совершенно безразличных мне Лёшах и Светах и думаю о модной теории шести рукопожатий. Согласно изысканиям учёных, любой человек на одном континенте может напрямую выйти на любого абсолютно незнакомого ему человека на другом континенте, да хоть на английскую королеву, через цепочку из всего шести, максимум семи людей. Если в деле будет задействована наша родственница, то цепочка сократится до трёх звеньев: вы, Лена и нужная вам персона.

Разговор наш длится уже минут сорок. Я давно привыкла к этому моральному взносу в систему «родычания». Никаких иных от меня не требуется. Даже когда Лена с Робертом переезжали, они категорически отвергли предложение помочь с упаковкой или переноской хрупких вещей. «Зачем? Мы грузчиков наняли». Все проблемы сестра решает самостоятельно.

– Лен, а ты, наверное, нас очень любишь? – как-то предположила я, неожиданно прервав один из её субботних монологов.
– Причём здесь «любишь»? Вы же родня, значит, надо родычаться.

«Раз у меня есть колени, то должен же кто-нибудь на них сидеть», – вспоминаю двоих весёлых классиков.

– А если бы мы были пьянчужками или, не знаю, маргиналами какими-нибудь, ты бы тоже «родычалась»? Тебе неважно, каков человек, главное – родственные узы?
– Но вы же, слава богу, непьющие, – констатировала Лена. – Да, так вот, Зоя тогда свекрови и говорит…

Мне так и не удалось разобраться с концепцией Лениного «родычания». Тем не менее, по субботам с утра я всегда с утюгом – руки заняты, уши свободны. Но сегодня сестра не ограничивается обычным сценарием.

– Ты помнишь, что у Роберта день рождения? Да что я спрашиваю, ты же никогда ничего не помнишь. Так что в следующую субботу к нам. На подарок не тратьтесь, у него всё есть.

Я неумело маскирую вздох деланным кашлем. В гостях у Лены скучно. За столом она будет тревожно спрашивать: «Почему вы ничего не едите? Ешьте, пожалуйста». А в конце вечера обязательно скажет: «Извините, если что не так». Застольные разговоры строго регламентируются. О болезнях нельзя. О футболе нельзя. О политике категорически нельзя. Вообще все неприятные вещи и явления – табу. Говорить можно о погоде, детях, сериалах и ток-шоу, о том, кто где был, что там интересного видел и что необычного ел. Можно рассказывать анекдоты. Но только приличные и в меру. Когда появилась серия о «новых русских» на «Мерседесах» и дедушках на «Запорожцах», мы с Витькой – школьным другом Роберта – как-то завелись и рассказали наперегонки штук тридцать баек на эту тему. Все просто лежали от смеха. А Лена мне потом выговаривала.

– Превратили день рождения в балаган.
– Да что же тут плохого? Посмеялись.
– Ничего себе посмеялись! Юрка так ржал, что аж синий стал. Я уже боялась, как бы «скорую» не пришлось вызывать.

Любовь к анекдотам – не единственный мой грех. Иногда, соскучившись, я устраиваю за столом небольшие конкурсы. Например, предлагаю разложить имя виновника торжества по буквам и подобрать эпитет, соответствующий его характеру. Первая буква «Р», по кругу, поехали! «Романтичный», «решительный», «радостный»… Вторая «О» – «очаровательный», «обаятельный», «осмотрительный» и так далее. Прикол в том, что повторяться нельзя, подходящие характеристики заканчиваются быстро, и в ход идут определения типа «рычащий» и «озверевший», а с буквой «Е» вообще катастрофа. Все хохочут, спорят, болеют друг за друга, по-детски радуются нехитрым призам – брелоку, авторучке, календарику, которые припасаю заранее.

А Елена страдает от этого «балагана». Разве подобное поведение к лицу взрослым людям? Но взрослых вокруг троюродной сестры моего мужа нет.

Это выяснилось случайно. Во время очередного семейного застолья заговорили о внутреннем возрасте и его соответствии паспортному. Кто-то к месту вспомнил, как Фаина Раневская пожаловалась Анне Ахматовой – они очень дружили – на какую-то свою небольшую беду. То ли упала на ровном месте, то ли платье порвала. Великая актриса, как известно, была в бытовом отношении совершенно беспомощной. Великая поэтесса покачала головой и сказала.

– Вам одиннадцать лет. И никогда не исполнится двенадцать.

Все расхохотались и начали наперебой сообщать, на сколько лет себя чувствуют. И вдруг Лена возмущённо вмешалась:
– Да где же тебе двадцать пять, Алла?! Наденет на себя нормальная девушка пластмассовые клипсы малинового цвета? У тебя мозги лет на восемь. Ну, девять.

– Лен, да ты что! – изумилась модница Алла. – Это же стиль Одри Хепбёрн! Смотри, у меня и пояс малиновый, и платье с пышной юбкой, и причёска тех времён…

Хозяйка только отмахивается. Она никогда не спорит, но и чужих аргументов не слышит. Снова подключается к разговору, только когда её моложавая, с задорными кудряшками на голове мама заявила, что между тридцатью двумя и тридцатью тремя годами прожила двадцать восхитительных лет и сейчас потихоньку приближается к сорока.

– Сорок?! – изумлённо переспросила Лена. – Откуда тебе сорок, мама? Питаешься одними чебуреками, за квартиру второй месяц не плачено, а ты на танго записалась.
– Записалась! – расхохоталась Жанна Григорьевна. – Честное слово, записалась! А за квартиру, Лялечка, я не заплатила, потому что платье специальное заказала. Не могу же я танцевать танго в джинсах.
– А Роберту сколько? – поинтересовалась полненькая Элеонора, разрезая кусочек торта на мельчайшие частицы.
– Он вообще детсадовец, – отрезала Лена.
– Приехали! – воскликнул Роберт – весёлый румяный сангвиник, полная противоположность своей непробиваемо серьёзной супруге. – Лен, а у меня права есть. Ты что, считаешь, что в ГАИ дураки сидят? Детсадовцам водить машину доверяют?
– Не знаю, кто там у них в ГАИ сидит, а только может взрослый человек пойти на рынок за помидорами на консервацию, а вернуться с кроликом?
– Ну и что тут такого? – удивился её лохматый одноклассник Валера, которого Елена уже десять лет безуспешно пытается на ком-нибудь женить. – Его если в сметанке поджарить, это же пища богов!
– Ага, – с иронией подтвердила хозяйка. – Но только в том случае, если кролик освежёванный и разделанный. А Роберт притащил живого!
– Ну, а тебе сколько, Ленусь? – не отставала Элеонора.
– Мне семьдесят, – не раздумывая ответила Лена, – а если ты опять потеряешь паспорт, – повернулась она к матери, – то сразу же исполнится восемьдесят.

И, подхватив пару грязных тарелок, ушла на кухню.

Жанна Григорьевна, глядя дочери вслед, задумчиво произнесла.

– А ведь в этом что-то есть. Знаете, я только сейчас сообразила: Лялька в сто раз ответственнее меня. Она никогда не ломала игрушек и не рвала колготок. Ни разу в жизни ничего не потеряла. Ни ключей, ни денег, ни ручек. И квитанции с девятого класса сама заполняет. И на свою квартиру, и на мою.

Она прижала сухонький кулачок к губам и покачала головой.

– Как она у нас такая получилась, понять не могу. Папа её покойный, поверьте, тоже таким не был. Хохмач, театрал, в преферанс мог сутками играть. Анекдотов знал миллион! А Лялька послушает-послушает, фыркнет: «Детский сад «Чебурашка», – и уходит. Кстати, как она злилась, что мы её Лялей называем!
– А ей это и сейчас не нравится, – пожал плечами Роберт, – просто уже не спорит. Говорит: «Маму не переделаешь».

Елена никого не пытается ни переделывать, ни поучать, ни давать советы. Какой смысл в нравоучениях, если тебя окружает бестолковая проказливая ребятня, бесконечно попадающая в неприятности? То женятся не на тех, то разводятся ни с того ни с сего, то кредиты огромные берут, то в больницах оказываются. И всех приходится поддерживать, выручать, помогать, потому что кроме неё некому – ни одного сознательного человека рядом.

– Лен, а ты не пробовала перестать беспокоиться? – поинтересовалась однажды я. – Прекрати дёргаться, обзванивать всех, чтобы узнать, у кого какая беда, и немедленно мчаться на помощь. Живи своей жизнью.
– Ну, как же не дёргаться, если у Вали дочка забеременела неизвестно от кого? У Марины новые квартиранты залили три этажа и сбежали, не заплатив. У Кольки Воронко машину угнали, а ему нужно жену каждый день на массаж возить и близняшек своих на музыку.
– Слушай, но это, в конце концов, их проблемы, а не твои. Пусть сами разбираются.
– Ага, разберутся они. Вон Тонька скрыла от меня, что муж с воспалением лёгких в больницу загремел, так его чуть до туберкулёза не долечили.
– Ленка, ты – реинкарнация мадам Хоботовой из «Покровских ворот»! – хохочу я. – Только она тащила в зубах бывшего мужа, а ты опекаешь целую банду родни и друзей.
– А ну тебя, – отмахивается сестра мужа, – вечно у тебя хиханьки да хаханьки.

…Через месяц после того дня рождения Лене таки исполнилось восемьдесят лет. Нет, мама не потеряла паспорт. Она сломала два ребра на своём дурацком танго. Через полгода сестре стукнуло уже девяносто, потому что её подруга Ирина познакомилась в интернете с колумбийцем – типичным наркобароном, судя по фото, – и собралась за него замуж. В следующем году дочь Катя оканчивает школу и будет поступать в вуз, а Лена так издёргается в связи с этими событиями, что почувствует себя столетней мумией.

Она так и будет волочь на себе всю эту безалаберную, всё время расширяющуюся, но не взрослеющую компанию родственников и приятелей. Будет нервничать, хлопотать, устраивать, проведывать, не ожидая ни благодарности, ни признания, и живя по подзабытому ныне принципу «кто, если не я».

Сколько она насчитает себе к тому моменту, когда окончится её земной путь, боюсь даже представить.

Виталина ЗИНЬКОВСКАЯ,
г. Харьков, Украина
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №02, январь 2015 года