По случаю я бываю в Бахчисарае.

– Там принцесса живёт, – объясняла я в детстве. – А принцессы живут только в самых красивых городах. И даже Пушкин любит эту принцессу и каждый день приносит ей розы, красную и жёлтую.
– Пушкин давно умер, и принцесса твоя давно умерла, – говорили мне. Но я точно знала, что они живы, и принцесса, и Пушкин. Розы – вот прямое доказательство. И фонтан! Ведь из него капают настоящие принцессины слёзы, тёплые и солёные.
– Это твои крокодильи слёзы, – говорили мне. – Ты ревёшь у фонтана, расстраиваешь людей, портишь им экскурсию. А они, между прочим, приехали издалека и заплатили деньги, чтобы посмотреть на Фонтан слёз.

И тут я не выдерживаю и убегаю в дальнюю комнату, к старинному зеркалу, чтобы реветь, как у фонтана. Потому как зеркало верит в принцессины слёзы.

Так вот, и в этот раз через весь Бахчисарай, заглянув в Ханский дворец к фонтану, я поднялась к Успенскому монастырю.

«Намоленное место», – шуршат туристы. А вокруг горы, высокие и сильные, защищают маленькие города, маленьких людей, принцесс или обыкновенных девочек, тихих, но непослушных.

Горы тоже тихие, когда вокруг все ползут вверх, прыгают вниз, а кто-то просто стоит и ревёт, как перед зеркалом или Бахчисарайским фонтаном.

И монастырь Успенский поблёскивает маленьким зеркальцем в матовом горном пространстве. А я почему-то вспоминаю рабочий стол, заваленный бумагами, в кабинете у чиновницы «по жилью», где среди жалоб и предложений, приказов и распоряжений, чая и планов БТИ стояло маленькое зеркальце в золотистой рамке.

Я долго сидела в кабинете у этой чиновницы, потому и решилась спросить, то есть я подумала, что заслужила, высидела вопрос:
– Для чего вам это маленькое зеркальце на столе? – спросила я чиновницу.
– Да как вам объяснить? – задумалась она. – Ауру восстанавливаю: загляну в него – и в себя прихожу. А то ходят тут разные. Вот вы сидите спокойно, хотя шансов у вас ноль. А бывает, все мозги вынесут, душу наизнанку вывернут.

Тут зазвонил телефон, и чиновница взяла трубку:
– Да, да, да… Поняла вас, Ольга Николавна… Да, разрешить, значит, – она кладёт трубку и вопросительно смотрит на меня. – Повезло вам! – даже с какой-то завистью говорит она, продолжая смотреть на меня в упор, как будто пытается разгадать секрет моего везения. – Да, повезло. Разрешили. Будем присоединять! – рапортует она, уже глядя в зеркальце.

И хищные птицы с высоты заглядывают в зеркальце Успенского монастыря. Они сверху на такое насмотрелись…

А народ всё бредёт, поднимается.

Надо сказать, если кто подзабыл. Успенский монастырь находится в Крыму, на пути к Чуфут-Кале, пещерному городу, и народ туда бредёт в основном туристический, комфортно облачённый в шорты с майками по случаю летней жары. Да, именно летней, потому что зимняя жара тоже существует.

Вот и в 2014 году стало жарко ещё зимой. И вот как раз накануне осенью я путешествовала вместе с Тэффи: в очередной раз перечитывала её воспоминания о гастрольной поездке из Москвы в Киев и Одессу в период гражданской войны.

И так я вжилась в это её путешествие, что охватили меня совершенно дурные предчувствия. Да ещё и четырнадцатый год – прямая ассоциация. И стала я себя уговаривать, мол, война – это где-то там далеко, и быть того не может, а чую – рядом…

И вот уже туристки летом четырнадцатого года по возможности приводят себя в православный вид, обворачиваясь в лёгкие прозрачные платки, чтобы правильно ступить во храм. Кто-то недоволен, что нельзя фотографировать внутри, кто-то запутался в платке.

– Здесь икона есть… помогает, говорят, – робко обращается ко мне молодая женщина.
– Да, Бахчисарайская икона Богородицы. Заходите, прямо и направо. Она там, в нише. Только ниша часто закрыта бывает.
– Закрыта?! – пугается женщина. – А мне очень надо! Очень!
– Сейчас посмотрим, открыта или закрыта. Да ничего страшного, если з… – не успеваю договорить я, потому как вижу, что у женщины слёзы ручьём.
– У меня дочка осталась… там, – пытается объяснить женщина.

Но я всё точно понимаю. «Там» прошлым летом в Крыму означало: Донецк, Луганск, Украина.
– Она в больнице. Её нельзя перевозить. Муж с ней остался, а меня отправил с младшей. Но уже два месяца…
– Как её зовут? – неожиданно строго спрашиваю я.
Женщина перестаёт плакать и так же строго отвечает: «Анастасия».

А уже у иконы, в этот раз она была открыта, опять слышу слово «там». Женщина, «руководящая» догорающими свечками, как бы между прочим бормочет, кому-то рассказывает, но никому конкретному, как будто фон создаёт. Рассказывает, как привезли кого-то «оттуда», и что ходить не мог, молился у иконы, и все видели, как сам пошёл. И что ребёнок заикался, ну, после «того», а здесь хорошенько заговорил. И что другая за сына молилась, пропал «там», с марта ходила, просила Богородицу, так нашёлся всё же, выздоравливает теперь.

А уже на выходе обращаю внимание на мужчину в чёрной монашеской одежде в окружении щебечущих дамочек. Прислушиваюсь.

– Вчера вот к нам опять «оттуда» приехали. Рассказывают, служба в храме была, так прямо во время службы снаряд влетел и не разорвался. Никто не пострадал.

Дамочки таращатся, охают.

– Много едут, много. Батюшка там один оружие взял… Потом к нам сюда приехал…
– Нельзя ведь оружие! Это же грех! – возмущаются дамочки.
– Я и сам ездил туда. У меня там и мать с отцом, и племянница… Молюсь вот теперь… за упокой.

Он ушёл, а ведь можно было расспросить его поподробней. И «руководящую» свечками, наверно, надо подольше послушать, чтобы узнать обо всех чудесах. Да и ту молодую женщину тоже.

И бабушку на рынке, которая помидорами торговала, а сосчитать деньги не могла никак, а только повторяла: «Одним повезло, другим не повезло». А та, что рядом с ней, с персиками, объяснила мне шёпотом, что родные у неё «там», бомбёжка была, одним повезло, в их дом не попало, а другим не повезло.

И вот такое «повезло» тоже постоянно звучало в Крыму. И местные жители на вопрос «Как вы тут?» неизменно отвечали: «Нам повезло». Но дальше никто не продолжал. Не могли продолжить, как будто комок в горле вставал. Или, может быть, продолжение следует и сглазить страшно.

И потому я никого ни о чём не расспрашивала подробно. И к своей знакомой, у которой сын с семьёй в Луганске живут, не зашла. Просто верю, что им повезло.

В Севастополе на вокзале я услышала, что объявляют прибытие поезда Донецк – Севастополь. Конечно, я осталась встречать его. Мне сразу представился санитарный состав времён Великой Отечественной, который я могла видеть только в кино, с перебинтованными солдатами и офицерами, способными перенести любую боль без наркоза.

Но через несколько минут прибыл обыкновенный современный состав, из него стали выходить обыкновенные современные люди. С одним чемоданом.

А таксисты, подоспевшие к поезду, кричали: «Шахтёров везём бесплатно! Шахтёров везём бесплатно!»

Вот повезло!